Истории горцев Северного Кавказа, которым после революции пришлось покинуть родину и начать новую жизнь в Европе между двумя войнами. Рассказывает Майрбек Вачагаев — кандидат исторических наук, президент Ассоциации кавказских исследователей, со-редактор журнала Caucasus Survey, издающегося в Оксфорде (Великобритания). С начала 2000-х Вачагаев живет в Париже. В настоящее время основная тема исследований историка — горская эмиграция в Европе.
Первые представители народов Кавказа появились во Франции в 1918 году. Тогда они еще не были эмигрантами: делегации грузин, армян, азербайджанцев, северокавказских горцев собрались во Франции к открытию Парижской мирной конференции, чтобы как-то повлиять на ее исход и защитить интересы своих народов в послевоенном мире.
Первым лицом горской делегации был Абдул Меджид Чермоев, больше известный как Тапа Чермоев. Тапа успел побывать председателем первого правительства Горской республики, образованной в 1917 году на территории Дагестана и горных районов бывшей Терской области. В 1918-м именно Чермоеву было поручено возглавить Зарубежную делегацию народов Северного Кавказа на Парижской конференции и убедить мировое сообщество признать независимую Горскую республику. Но уже весной 1919 года, задолго до окончания конференции, войска генерала Деникина заняли Дагестан, и Горская республика самораспустилась. Потом на Кавказ пришла советская власть. Чермоев так и остался в Париже, а позже к нему присоединилась вся его многочисленная семья.
Чермоевы — представители горского дворянства. У чеченцев не было князей, но в конце XIX века двум семьям, Чермоевым и Курумовым, в виде исключения пожаловано звание потомственных дворян. Тапа был сыном знаменитого генерала Арцу Чермоева и миллионером, владевшим нефтепромыслами в Грозном. Кстати, он не единственный нефтепромышленник среди эмигрантов: армяне Манташевы, азербайджанцы Асадулаевы — все потом приехали и осели во Франции, как и большая часть горской элиты.
Надо сказать, что во Францию приехала политическая элита горцев. Это новое явление, так как прежде горская элита была исключительно военной — люди, служившие в императорской армии. Тот же Тапа Чермоев был ротмистром в Собственном Его Императорского Величества Конвое Николая II, а в Первую мировую служил в Чеченском полку Кавказской туземной конной дивизии, больше известной как «Дикая дивизия».
Все приехавшие на Парижскую конференцию были так или иначе связаны с Санкт-Петербургом и императорской семьей — до революции они являлись, как бы сейчас сказали, «пророссийской партией» на Кавказе. Но именно эти люди первыми выступили против России после того, как большевики распустили Учредительное собрание в январе 1918 года. Горцы до конца были преданы императору, но после роспуска Собрания решили, что больше не имеют никаких обязательств перед новой страной, а присягу можно считать аннулированной.
Однако Тапа Чермоев сохранил преданность российской монаршей семье. Из Парижа он оказывал финансовую помощь императрице Марии Федоровне: мать Николая II смогла вернуться в родную Данию, но была крайне стеснена в средствах, несмотря на титул и положение. Узнав об этом, Тапа начал регулярно перечислять вдовствующей императрице крупные суммы, позволившие ей вести достойное существование до самой смерти в 1928 году.
Можно выделить две массовые волны эмиграции горцев во Францию: первая — в 1922−24 годах из Стамбула, вторая — из Праги в конце 1920-х годов.
Сразу после революции многие горцы — не считая тех, кто уже находился во Франции для участия в Парижской конференции, — бежали в Стамбул, а уже потом выбирали, куда отправиться дальше. Оставаться в Стамбуле хотели далеко не все. Христиане-осетины — по религиозным причинам. А чеченцы, кабардинцы и другие эмигранты-мусульмане с Северного Кавказа у себя на родине были, по большей части, политическими или общественными деятелями или же имели собственный бизнес. Они стремились делать что-то значительное в Европе, тогда как Османская империя уже разваливалась, влияния на кавказский регион после поражения в Первой мировой войне у нее было все меньше. В политическом плане Стамбул оказался совершенно бесперспективным городом.
Но многие остались. К 1920-м годам в Турции сложилась, например, миллионная черкесская диаспора из тех, кто покинул Кавказ после Кавказской войны в 1864 году. В том числе благодаря поддержке черкесских эмигрантов Мустафа Кемаль пришел к власти в Турции. И буквально сразу черкесы испытали на себе кемалевскую политику «отуречивания»: отныне никто не мог заявить о своем нетурецком происхождении или иной национальной принадлежности. Все жители страны поголовно стали турками — черкесов тоже лишили их имен и фамилий, взамен дали турецкие.
Основная часть горцев приехала во Францию в 1924 году. Пару лет они ждали визу в Стамбуле и, получив ее, прибывали на пароходах в Марсель. У всех кавказцев в паспортах была марсельская печать. В архивах Марселя сохранились все списки пассажиров с полной информацией: кто и какого числа приехал, сколько было детей, как их звали, сколько им было лет и так далее.
Другая часть горцев вместе с русскими направилась из Стамбула в Прагу. Дело в том, что первые десять лет после революции правительство Чехословакии оказывало финансовую помощь всем беженцам из России. В 1923 году в Праге был основан Русский народный университет, где обучались тысячи эмигрантов из России, в том числе и с Кавказа — Эльмурза Бекович-Черкасский, Байтуган Барасби и другие. Чехословацкие власти также субсидировали русские печатные издания, научные институты, создание русских архивов и тому подобное. К концу 1920-х годов финансирование резко сократилось из-за мирового экономического кризиса, к тому же старшее поколение эмигрантов начало уходить, а молодежь искала новые, более крупные страны для применения своих сил. Часть российской диаспоры, среди них и горцы, переехала в Париж.
Из чеченских семей в эмиграции самой заметной была семья Чермоевых. Вслед за Тапой во Францию перебрались его братья и племянники вместе с женами — всего порядка 20−30 человек.
Среди кумыков и дагестанцев выделялись Бамматы. Гайдар Баммат в качестве министра иностранных дел Горской республики вместе с Чермоевым прибыл во Францию для участия в Парижской мирной конференции, но после еще не раз возвращался на Кавказ для переговоров и окончательно переехал в Париж только в 1921 году. Перед переездом, еще на Кавказе, он женился на племяннице Тапы Чермоева, Зейнаб. У них было двое сыновей — Нажмутдин и Темирбулат, оба оставили значительный след в истории. Нажмутдин стал одним из самых влиятельных исламских богословов своего времени, работал в ЮНЕСКО, в 1948 году представлял Афганистан в ООН. Его брат Темирбулат был известным авиаконструктором, принимал участие в создании знаменитого «Конкорда» и других сверхзвуковых самолетов.
Во Францию перебрался и Ахмед Хан Аварский. Он был военным, в Первую мировую воевал в составе 2-го Дагестанского полка «Дикой дивизии». Аварский был представителем очень известного северокавказского имама Нажмуддина Гоцинского. В 1920 году он переехал в Турцию, где на деньги Гоцинского открыл фирму «Анатолий Шеркет». Все полученные доходы он отправлял на Кавказ для борьбы с советской властью. Он очень многим горцам помог выжить в первые годы пребывания в эмиграции, устраивал их на работу в своей фирме. В конце концов, Аварский осел в Париже, где продолжал заниматься политической и общественной деятельностью, активно помогал соотечественникам. Он умер в 1937 году от туберкулеза, ему было всего 42 года.
В Париже сложилась влиятельная черкесская диаспора. В частности, сюда в середине 1920-х годов переехал князь Федор Николаевич Бекович-Черкасский, представитель старинной и знаменитой военной семьи. Сам Федор Николаевич был генерал-лейтенантом, в Гражданскую войну воевал в Добровольческой армии Деникина, в марте 1919 года был правителем Кабарды. Он умер в Париже в 1953-м, на нем прервалась мужская линия Бековичей-Черкасских. Похоронен на мусульманском кладбище в Бобиньи — еще в 1917 году православный князь «вернулся в религию предков», принял ислам. Тогда же сменил имя — Федор Николаевич стал Темирбулатом Жанхотовичем.
Другая влиятельная черкесская семья в Париже — Хагондоковы. Практически все они были военными, их могилы можно найти на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа под Парижем. Переехали во Францию и Шаковы, представители кабардинской знати. Исмаил Шаков был первым кабардинцем, получившим диплом врача в Киевском университете. До революции работал сначала в Нальчике, потом имел собственную хирургическую лечебницу в Грозном. Шаков — один из организаторов первого съезда Горской республики. Во Франции он отошел от политической деятельности, продолжил врачебную практику и, кстати, основал две масонские ложи. Его потомки сейчас живут во Франции и в США.
Большая диаспора была у осетин, около тысячи человек. Осетины составляли почти 90% от всех горцев, эмигрировавших во Францию. В их случае трудно говорить о каких-то кланах, потому что осетины редко приезжали большими семьями, часто это были пары, муж и жена.
Из осетинских эмигрантов самым известным был и остается писатель Гайто Газданов, или Гадзати по-осетински. Первые два года в Париже Газданов жил на улице, буквально под мостом. Позже в своих письмах он упоминал, что отлично знает все парижские мосты — не понаслышке. Он работал грузчиком, слесарем, таксистом по ночам, хотя уже в 1930-е годы был известным писателем. Только после войны он перестал нуждаться и смог полностью посвятить себя литературе.
Осетинская диаспора старалась по мере возможностей помогать своим. У человека по имени Бетар в 1930-е годы был в Париже ресторан. Он брал к себе только осетин, старался давать им посменную работу — чтобы можно было трудоустроить как можно больше людей. У него недолго работал Лазарь Бичерахов — герой Первой мировой, в Гражданскую войну воевал на стороне белых, при поддержке англичан брал Дербент и Махачкалу. В 1920-е эмигрировал в Англию, потом оказался во Франции. Какое-то время Бичерахов собирал червяков и продавал их за гроши рыбакам на Сене — такая была жизнь в тот период. Из Франции Бичерахов переехал в Германию, в конце войны работал в нацистском Комитете освобождения народов России, но это отдельная сложная история.
Некоторые значимые семьи горских эмигрантов были тесно связаны с русской диаспорой — те же Бекович-Черкасские и Хагондоковы. Но другие — Чермоевы и Бамматы — не хотели поддерживать с ними никаких контактов. Они добивались того, чтобы французы идентифицировали их отдельно — как горцев — и не смешивали с общим потоком русской послереволюционной эмиграции.
Уже в 1920-х годах никто не причислял армян, азербайджанцев и грузин к русской диаспоре: они выделились и создали свои собственные. Чуть позже, ближе к 1930-м годам, украинцы перестали ассоциироваться с русскими — у них появились свои церкви, школы. Горцы тоже хотели быть обособленными, потому что боялись раствориться в общей массе и потерять свою национальную идентичность.
В 1938 году один чеченец из семьи Чермоевых написал своей сестре письмо в Швейцарию, оно сохранилось в архиве. Из письма следует, что все это время горцы сидели во Франции на чемоданах — ждали момента, чтобы вернуться обратно на Кавказ. После 18 лет во Франции они все еще надеялись вернуться на родину! Но они хотели вернуться в независимое государство, а надежда на такой исход событий таяла на глазах.
Если изучить парижские газеты конца 1930-х годов, выяснится страшная статистика: ни одна неделя не обходилась без случаев самоубийства русских эмигрантов, в том числе и горцев. Люди вешались, топились в Сене, они все больше теряли смысл своей деятельности и жизни в целом. Даже молодые люди кончали жизнь самоубийством. Это была трагедия великой эмиграции. А потом началась война.
С началом Второй мировой войны политическая активность горцев полностью сошла на нет, особенно после капитуляции Франции. В независимое государство на Кавказе больше никто не верил — горцы понимали, что ни немцы, ни большевики не дадут им вернуться…
Фото: Галина Азуле