— Когда мы переехали во Францию и когда подросли дети, я оглянулась вокруг и поняла, что здесь нет ничего нашего. Тогда я открыла школу, в которой учат лезгинке, — говорит дагестанка Ума Хайбуллаева.
Она родилась в Хасавюрте, а теперь с мужем и тремя дочками живет в городке Анси, его называют французской Венецией, учит местных детей говорить по-аварски и танцевать кавказские танцы и до сих пор привыкает к разнице менталитетов.
— Я никогда не танцевала сама. С детства мечтала о танцах и игре на фортепьяно, но не сложилось, а мечта осталась. Я люблю начинать новое дело. Все время думаю, что бы такое сделать, чего еще ни у кого нет. В Дагестане у меня был свой салон красоты, а здесь вот — школа.
Сначала мы пригласили хореографа — бывшего танцора ансамбля «Лезгинка» (самый известный дагестанский ансамбль национального танца. — Ред.). Потом он переехал в другой город, и мы заключили договор с хореографом из Парижа, грузинкой. Еще с нами дистанционно работает Залимхан Гамзатов — балетмейстер ансамбля «Молодость Дагестана». Мой муж ездил в Дагестан, и Залимхан Гаджиевич помогал ему купить сценические костюмы и инструменты.
Наше первое выступление состоялось под Новый, 2016-й, год. А 31 декабря умерла Фазу Алиева. Я позвонила сыну поэтессы, директору ансамбля «Лезгинка» Джамбулату Магомедову, чтобы выразить соболезнование. И во время разговора спросила его: «Можно ли назвать наш ансамбль в честь вашей матери?» Он сказал: «Да, конечно». Так родился ансамбль Lezginka Dance Fazu.
Сейчас нашей студии танца уже два года. В нее ходят разные дети: француженки, турчанки, мои дочки. Местные жители очень хорошо воспринимают то, что мы делаем. Конечно, у меня были опасения, что французам не понравится — все-таки для них это экзотика. Но после выступлений к нам подходили люди разного возраста и благодарили. Мы выступали во многих французских городах — Париже, Страсбурге, Валансе, Марселе, Дивоне. Ездили бы еще больше, но мы сами оплачиваем проезд и приходится избирательно относиться к гастролям.
Нас приглашают на разные фестивали. В феврале этого года, например, нас позвали посотрудничать с фестивалем «Другая Россия. Кавказ». Посмотреть пришло очень много людей, и это удивительно. А в начале марта ансамбль участвовал в международном конкурсе танцевальных коллективов в Швейцарии и занял первое место среди десятка коллективов из Швейцарии, Франции, Италии.
— Из студии танца постепенно родился кавказский культурный центр, единственный во Франции. Он начинался как воскресная школа, где учили русскому языку и литературе. Теперь я хочу в Париж. Я понимаю, что кавказский культурный центр — это идея, которую надо реализовывать в большом городе. Я хочу, чтобы у тех, кто придет в наш центр, была возможность изучать родной язык. Это будет главным отличием нашего центра от других русских школ. Сейчас у нас уже преподается аварский язык. Его веду я и по интернету учительница из Москвы.
Во Франции легко можно заводить знакомства по работе, я в контакте со всеми посольствами. В Дагестане достучаться до важных людей просто невозможно. На письма не отвечают или отписываются. Здесь совсем другой уровень диалога. Мы выступали в мэрии Сейнода. Мэр общалась с нами, интересовалась тем, что мы делаем. Я не представляю такую простоту общения с нашими чиновниками.
Муж помогает мне с первого дня основания школы. Играет на пандуре на наших выступлениях, например. Работает он в мебельном магазине, и я работала вместе с ним, но из-за предстоящего переезда в Париж уволилась. Сейчас я решаю все организационные вопросы — с арендой, графиком работы центра. Иногда мой муж жалуется и просит меня остановиться. Но я не могу! В Париже у меня уже договоренности, я вижу живой интерес! У нас уже есть приглашение от культурной ассоциации под Парижем — просят привезти нашу выставку со снимками фотографов Мурада Гамидова и Шамиля Шангереева и наши танцы.
Поэтому я искренне верю в успех кавказского центра в Париже.
— Мы переехали во Францию больше 10 лет назад. Это было совместное с мужем решение — нам было под 30, а детей все не было. По медицинским причинам остались здесь. У нас родились три девочки, теперь они солистки Lezginka Dance Fazu — Шуайнат, Фатима и Шамсият.
Сначала мы приехали в маленький городок Перенее. Самое первое впечатление от встречи с французами — все улыбаются друг другу. Я не улыбалась, у нас ведь не принято. А тут люди относятся друг к другу совершенно иначе — врачи и соседи, все встают, приветствуя тебя. Однажды мы никак не могли найти медицинскую лабораторию. Спросили пожилую пару, как пройти, они пытались нам объяснить, но когда поняли, что мы вряд ли справимся самостоятельно, просто взяли за руку и отвели по нужному адресу. Как говорит мой папа, «это рай на этом свете». Мои родители живут с нами. Они приехали на лечение, папа перенес много операций, и теперь в 79 лет катается на велосипеде.
У нас быстро появились друзья-французы. Как-то мой муж ремонтировал у дороги свою машину. Рядом остановился прицеп — отвалилось колесо. Муж по дагестанской привычке вызвался помочь: сходил вместе с хозяином машины в магазин за запчастями. Потом этот француз пригласил нас в гости, у него оказалось много сувениров из России. Подарил нам балалайку. С тех пор мы дружим. Вместе отмечали Новый год. Мы пригласили Деда Мороза и Снегурочку, и наши новые друзья сказали, что это был самый веселый Новый год в их жизни.
— Когда я родила свою старшую дочку, то пеленала ее в пеленки, которые мне отправила мама. Медсестры были страшно удивлены. Я немного испугалась их реакции: одну женщину задержали, потому что она уложила ребенка в нашу традиционную люльку (ребенка принято туго привязывать к деревянной люльке, чтобы он не упал во время качания и спокойно спал. — Ред.). Патронажная сестра пришла навестить младенца, увидела, как мать привязывает его к колыбели, и вызвала полицию. К счастью, полицейский быстро во всем разобрался, и все разрешилось благополучно. Поэтому я подумала: может, они и пеленание так воспримут? Но доктор меня похвалил и сказал: «Tres bien», «Очень хорошо».
Когда я родила вторую девочку, медсестры показали мне фотографии первой дочки. Так они фотографировали всех трех моих детей!
— Мне многое нравится во Франции. Например, что у них на Рождество вся семья собирается у родителей. И то, как устроена школьная жизнь: бассейн, лыжи, экскурсии на фермы. Но кое-что в воспитании детей мне трудно понять. Они не уступают старшим место в автобусе, допустим. В школе детей учат жаловаться на родителей. Пытаются узнать, как родители обращаются с ними, особенно у приезжих. Делают так, чтобы дети доверяли не родителям, а государству. С самого детства врачи настаивают на том, что ребенок должен спать отдельно от матери. Или в магазине — ребенок плачет, капризничает, а родители не успокаивают его и просто идут дальше.
У нас был такой эпизод. Моя дочка рассказала в музыкальной школе, что у нее не было времени сделать урок, потому что она убирала дома. У нас такое правило в семье: сначала убери за собой, потом — все остальное. Вот дочка и решила невыполненные уроки списать на то, что была занята уборкой. Учительница отреагировала возмущенным «Ты не должна убирать!» Это, впрочем, был единственный случай, в остальном у нас прекрасные отношения с учителями. Мы поменяли четыре школы, переезжая в разные города Франции. Везде детей очень хорошо принимали, и не было ощущения, что мы приезжие. В Синойде мы часто оказывались в одном автобусе с директором. И он всегда хвалил моих детей и спрашивал, как мы их воспитываем.
Пока я везу детей на уроки, по дороге мы учим стихи или обсуждаем что-то. Вчера, например, я спрашивала, что такое «жизненные ценности»? Рассказывала, что надо уважать родителей, поддерживать друг друга, любить родину, не забывать, откуда родители, где могилы дедушек и бабушек.
Мои девочки воспитываются в дагестанском духе, знают родной язык. В Дагестане они были один раз и, несмотря на то что увидели и туалет во дворе, и мух повсюду, теперь рвутся туда. Когда дедушка рассказал, что построил дом, первым вопросом старшей дочки было — а туалет внутри и насколько он чистый?
— Я хочу, чтобы у меня с дочками были доверительные отношения. Чтобы они не боялись рассказать мне, если, например, какой-то мальчик признается в симпатии. Самый больной вопрос для меня — за кого они выйдут замуж. Мы не хотим, чтобы они меняли культуру. Не потому что французы — плохие мужья, просто их культура нам вряд ли станет родной. Все девушки, которые выходят замуж за французов, говорят об этом столкновении культур. С другой стороны, некоторых девушек, выросших здесь, повезли выдавать замуж в Дагестан, и они быстро развелись. Разный менталитет.
Скоро мы едем на свадьбу одной дагестанки, которая выходит за француза. Мать переживает, но я считаю, что надо верить в лучшее. Вот даже я — цумадинская аварка — вышла замуж за гунибского аварца, и то у нас разногласия! Например, как мы режем хинкал и как они. В Гунибе сначала формируют из теста колбаску, потом режут, а у цумадинцев раскатывают лепешку. Какая разница? Ведь в итоге сварится — и будет такой же хинкал! Да и хинкал я научилась во Франции делать.
Муж спрашивает, когда я начну одеваться консервативней, как положено дагестанке, — перестану носить брюки, начну надевать длинные платья, платок. Но не знаю когда. Раньше я думала, что лет в 40, а оказывается, 40 лет — это молодость! Теперь рассчитываю, что в 70.