В Кабардино-Балкарии в октябре нашли гнезда черного грифа — редкой птицы, поиск которой может превратиться в настоящий квест. Но орнитологи — ребята крепкие и сдаваться не привыкли. О работе поговорили с Рустамом Пшегусовым, завлабораторией по мониторингу лесных экосистем Института экологии горных территорий РАН.
Орнитолог вместе со Всемирным фондом дикой природы уже два года занимается поиском и описанием редких пернатых, обитающих в Кабардино-Балкарии. Работы ведутся в рамках спецпроекта организации и продолжатся в 2022 году, надеется Рустам.
— Черного грифа мы искали вполне осознанно, примерно знали, в каком районе. Сам по себе процесс достаточно долгий, даже в какой-то мере рутинный.
Орнитологи выбираются «в поле», в нашем случае — в горы и предгорья, находят обзорную точку и, вооружившись биноклем, начинают осмотр. При поиске черного грифа уделяют внимание старым высоким соснам с обломанной верхушкой: именно такие птица выбирает для гнезд. Другие деревья просто не выдержат. Гнездо может достигать 1,5−2 метров в диаметре и весить 150−200 килограммов. Пшегусов говорит: конструкция может выдержать вес взрослого человека.
— Мы осматриваем все подобные деревья, записываем наблюдения в блокнот, затем продвигаемся к следующей точке и повторяем процедуру. Вообще, бинокль, блокнот и карандаш — лучшие друзья орнитолога, — смеется ученый. — Доверять все технике там, где порой ни связи, ни электричества, не стоит.
Наблюдать за гнездом на значительном расстоянии орнитологам позволяет дрон. Но его может унести ветром, часто теряется связь, поэтому есть риск, что сохранятся лишь записи в блокноте.
Первое гнездовье черного грифа отыскали, заранее прикинув ареал и наблюдая за деревьями. Находку же второго Пшегусов считает счастливым совпадением: грифов с птенцом увидели случайно, когда уже занимались другими обитателями региона.
— Это значит, что рядом есть гнездо. Стали искать и обнаружили. Со многими птицами и их гнездами так: больше вероятности не найти, чем найти, — сетует орнитололог.
Совпадение ученый называет счастливым еще и потому, что хищников, подобных черному грифу, можно увидеть или рано утром, или поздно вечером. Проще говоря, в сумерках, когда видимость оставляет желать лучшего.
На территории республики встречается примерно треть всех птиц Северного Кавказа, заявляет Пшегусов. На Северном Кавказе, в свою очередь, примерно треть всех пернатых России. Если повезет, в КБР можно увидеть даже розовых фламинго.
— Им нужны большие объемы воды, а у нас ни болот, ни крупных озер, если не считать Тамбукан. В районе черноморского и каспийского побережий они гораздо более частые гости, но во время миграций их и у нас порой замечают, — объясняет Пшегусов.
Полевые работы для орнитолога история круглогодичная и не состоит из одного лишь «пришел, увидел, записал». Тут и 20-килограммовые рюкзаки, и палатки, и скалолазание. Орнитологи отправляются «в поля» чаще всего вместе с учеными других профилей. Так целесообразнее, объясняет собеседник.
— В этом смысле в нашей маленькой республике ученые, в том числе орнитологи, находятся в более выгодном положении, чем на равнине. У нас крайне быстро меняется ландшафт, и на достаточно маленькой площади большое видовое разнообразие.
За время экспедиции ученые проходят по несколько десятков километров. Пшегусов побывал там, где, возможно, не ступала нога человека — просто потому, шутит исследователь, что никому это не надо. Один полевой выезд обычно длится 14 дней.
— Больше, чем на две недели, выезжаешь редко. Особенно если это маршрут, когда мы «заходим» на изучаемую территорию в одном месте, а «выходим» в другом, иногда в 150 км от начальной точки. Больше двух недель в таких условиях человеку находиться сложно, хотя бы потому что все необходимое надо нести на себе, в рюкзаке, — объясняет Рустам. — Бывало, между такими полевыми выездами у нас не больше пары дней — приехал, постирал вещи и уехал. Буквально «Привет, мам. Пока, мам».
Пшегусов начал ходить в экспедиции с 2000-х годов, когда студентов биофака КБГУ пригласили работать в Институт экологии горных территорий. По словам ученого, нужны были выносливые, молодые ребята.
— В первые пару лет это воспринималось как приключение. В какой-то момент случилось выгорание, потому что это все-таки тяжелая работа, тяжелая жизнь, но многие из нас остались в институте. Сейчас молодежь у нас тоже есть, но редко кто-то дольше двух лет остается. Я не могу никого осудить, потому что при всех имеющихся сложностях и не самой высокой зарплате на такой работе остаются надолго только те, кто реально этим живет. Естественно, таких людей много не бывает.
Рустаму Пшегусову, по его признанию, удалось не выгореть, так как орнитология ему действительно интересна. Домашние же переживали и продолжают переживать, когда ученый отправляется в долгие экспедиции.
— Мне кажется, они всегда понимали, что я буду заниматься наукой — такой у меня склад, — рассуждает орнитолог. — Просто не думали, что наука эта будет связана с такими длительными отлучками.
После вуза Пшегусов остался работать в Институте экологии горных территорий, окончил аспирантуру. Сложность заключалась в том, что орнитология в КБР была в стагнации примерно с конца 50-х годов, но молодому человеку помогали ученые из соседних республик и Абхазии.
— Стал общаться с представителями орнитологического сообщества, ездить на конференции, писал кандидатскую про хищных птиц. Как и везде, коллеги сначала присматривались, потом приняли в свои ряды. У нас, на Кавказе, достаточно сильная орнитологическая школа. Есть видные, опытные ученые во всех республиках и молодежь, которая работает с ними вместе.
Пшегусов не оставляет орнитологические исследования еще и потому, что не может не обращать внимание на птиц. Даже во время обычной прогулки.
— Иду по парку, слышу сойку, синиц, московку, зеленого дятла. Это он как будто издевательски смеется — так он сообщает, что поблизости человек, и другие птицы тут же смолкают и прячутся. Кстати, именно поэтому он здорово мешает исследованиям в лесу.
Ученый легко распознает птичьи голоса. Говорит, что запоминал их, слушая записи на пластинках.
— Сейчас есть приложения для телефона, которые позволяют распознавать голоса птиц, но их проблема в том, что иногда невозможно вычленить звуки, издаваемые одной птицей, среди других. А уж когда работаешь в поле, от таких приложений совсем никакого толку.
За птицами можно наблюдать и в городе, говорит Рустам. Хотя за последние 10−15 лет, по словам орнитолога, видовой состав заметно изменился.
— Стало очень много врановых. И не только в городе, они стали появляться и в горах — в тех ущельях, где больше присутствует человек. Они же спутники человека.
В Атажукинском саду, рассуждает орнитолог, из-за уменьшения числа кустарников стало меньше птиц, которые в них гнездятся. При этом в парке по-прежнему обитает около 80 видов пернатых. Рост этажности привел к уничтожению гнезд городских ласточек. В то же время разные виды сов никуда не делись. Например, сплюшки по-прежнему ночами устраивают писклявые переклички.
— Любую птицу вы сможете определить даже просто с помощью поиска в интернете. Надо только прикинуть размер, ориентируясь на воробья или голубя — самых привычных для нас птиц, обратить внимание на форму клюва и лап. И, конечно, цвет оперения.
Руслан уверен: быть орнитологом даже весело. Коллеги, приходя на работу, могут загадать, какую птицу слышали по дороге, и шутливо описывать ее. Сам Пшегусов и вовсе устроил эксперимент с белоголовыми сипами.
— Я как-то слышал, что птицы-падальщики слетаются к месту, откуда услышат выстрел. Мне стрелять было не из чего, и я решил провести другой эксперимент. На поляне недалеко от села Былым улегся в траву и пролежал несколько часов, наблюдая за полетом птиц. Часа через два они стали кружить надо мной. Вот так я выяснил, что стрелять не обязательно, чтобы привлечь внимание, — смеется орнитолог.