Цена жизни человека — не то, сколько лет он прожил, а сколько дел сделал, уверен атаман Минераловодского городского казачьего общества Олег Губенко. В этом году он отмечает 55-летний юбилей, но событий в его жизни хватило бы и на несколько судеб. Олег Губенко родился в сердце Сибири, но всю сознательную жизнь провел на Ставрополье, стоял у истоков возрождения казачьей общины на Кавминводах, написал книгу о первой чеченской, работал каменщиком, руководил почтовым вагоном и побывал депутатом, а сейчас держит хозяйство и продолжает пополнять коллекцию своего Музея при Казачьем культурно-историческом центре в Минеральных водах.
— Я живое доказательство тому, что ребенок педагогов — это диагноз. Родители, дед, бабушка были учителями. Воспитывали меня строго, поблажек ни дома, ни в школе не было. Учился хорошо, много читал, но ни в колледж, ни в институт я не пошел — был уверен, что сначала нужно посмотреть мир. В 18 лет пошел работать, сначала на железную дорогу, потом служил три года на Балтике в морских частях пограничных войск, да и после сменил не одну профессию, так что жизнь действительно увидел. Учебу продолжить не довелось, но родителям благодарен, что оставили выбор за мной.
— В 1990−1991 годах был начальником почтового вагона «Минеральные Воды-Чита». Когда вступал в казачье общество, уволился. Осознанно решил работать только на себя, ни от кого зависеть. Я и сейчас уверен, что человек должен быть свободным, прежде всего внутренне. Нас Бог такими сотворил — это его дар. К этому мы должны стремиться и развивать талант, заложенный в каждом человеке. Не важно, какой он — писать или, скажем, помидоры вкусные выращивать.
— Церковь — важная часть моей жизни. В свое время пел на клиросе, с тех пор хорошо понимаю службу, ее ход, логику. Отношение теперь совсем другое, более осознанное и трепетное. Да и настоящие чудеса в нашей жизни были. Когда мама тяжело заболела, в ночь накануне операции ей приснился Николай Угодник. Она рассказала сон прабабушке, та тут же купила икону. Все прошло хорошо, мама выздоровела и прожила еще много лет, хотя трижды очень тяжело заболевала. Вот такое чудо.
— Я вырос на рассказах отца о наших предках, полтавских казаках старинного рода Косинских, переселившихся в Сибирь еще в XIX веке и основавших хутор Раевка. Отец был последним носителем фольклора, знал песни, сказания. Жалею, что так и не уговорил записать их: он категорически не хотел. От отца у меня и любовь к истории и коллекционированию. До сих пор берегу находки с раскопок, где он как историк принимал участие. Еще мне досталась двухкопеечная монета 1825 года из его нумизматической коллекции — так начал собирать собственную.
— Вся казачья история и культура основана на службе отчизне, но не люблю этой пустой бравады «можем повторить», наклейки, дешевые слова. Война — не шутка, это страшно, это кромешный ад, противоестественная противная Богу вещь. Потери близких, трагедии в каждой семье. Мой дед проститься со старшим сыном не смог, прабабушка осталась вдовой, будучи на последних месяцах беременности.
— Но казак без войны — не казак, я в это верил и продолжаю верить. В Чечню ушел добровольцем, но не сразу. В 1994 году погиб мой младший брат Васечка, ему было 12 лет. Не смог оставить родителей в этот момент, а когда в 95-м году начали формировать 694-й отдельный мотострелковый казачий батальон имени генерала Ермолова, сразу записался.
— Свой опыт и переживания в Чечне без претензии на объективность описал в «Записках ермоловца». Три рассказа опубликовали в литжурнале «Нева», позже в издательстве «Сатисъ» вышла книга. Многое до сих пор не дописано: после некоторых текстов я буквально болею физически. Как будто сжигаешь себя изнутри, проживая все снова. Но наступает момент, когда ты не можешь не писать, тогда забываю обо всем на свете, могу жену Веру разбудить в три часа ночи, чтобы послушала. Она мой первый слушатель.
— С Верой обвенчались через 27 дней после знакомства, незадолго до ухода батальона в Чечню. Супруга тоже казачьего роду, знала, куда собираюсь, понимала, что будет тяжело, но не испугалась. Тоже авантюристка, как и я. Так и живем всю жизнь, не даем друг другу заскучать, — улыбается Губенко и продолжает, вспоминая церемонию. — Одел на венчание бешмет, папаху, хромовые сапоги, как положено (улыбается). Жалко, сфотографироваться не догадались. Всегда забываю, что нужно делать фото на память, поэтому снимков в семейном альбоме у нас мало.
— После женитьбы стали жить отдельно от родителей. Сначала в однушке, позже купили дом, потом — соседний участок. Сейчас в хозяйстве сотня кур и козы, яйца и молоко продаем, а мясо для себя оставляем. Смотрим за всем вместе с Верой, даже на кухне обязанности делим, Вера огурцы солит, я — помидоры. Вот чебуреки эти тоже наше совместное творчество: она тесто делает, я — фарш. Мы вообще все с ней делаем вместе. В 90-е шубы шили, скорняжной занимались. Да и сейчас на большие покупки копим, но у нас разные кошельки, никто никому не отчитывается.
— Думаю, всем нужно стремиться к самодостаточности. Не зависеть от чужого мнения, расположения или настроения. Меня всегда радует, что у нас кусок мяса на столе, масло, яйца, овощи и фрукты, выращенные на своей земле. Да, было сложно, пришлось брать большой кредит и много работать, но все сделано своими руками — и тем ценнее.
— Не люблю беспорядка и когда продукты переводят зря. Когда своим хозяйством занялся, ввел строгий учет, расписал все так, чтобы ничего не пропадало. Заготовок делаем ровно столько, сколько нужно на год.
— С детства было интересно делать что-то своими руками: сельский парень должен все уметь, ни перед чем не робеть. Жили мы сложно, бездельничать было некогда, после школы помогал по хозяйству и со скотом, стройкой дома. Готовить, как старший, научился рано: родители до ночи в школе, я на хозяйстве. Курицу впервые зарубил в восемь лет. Отец решил, что пора.
— Дисциплина и режим важны. Каждый день встаю в шесть утра, кормлю коз, кур, выпускаю на свободный выгул в вольеры. Только потом завтракаю сам. Животные очень дисциплинируют. Они зависят от нас, не бросишь на произвол, что бы ни случалось, обязан кормить, поить вовремя, чистить баз, заготовить корм. Свое хозяйство — тяжелый труд, так что надолго не уедешь и больничный не возьмешь.
— У нас под одной крышей работают Минераловодское городское казачье общество, общественная организация «Община казаков-ветеранов» и Фонд «Терское общество любителей казачьей старины». Все построили сами и счастливы, что не зависим от настроений, расположения администрации или от других веяний. У нас есть своя земля, насыщенная и наполненная жизнь.
— Подход простой: все организовали так, чтобы было интересно самим. Например, хотели отмечать праздники всей общиной, чтобы было где проводить мероприятия, гостей встречать, поэтому поставили курень, кухню оборудовали. Строили полгода: своими руками глину месили, делали саман, штукатурили, камень клали. Подделкой никого не обманешь, а тут даже запах настоящий, как у моей прабабушки в доме. Мы хотели, чтобы наш курень пах домом. Никакой гипсокартон и цемент не даст этого, а чтобы было аутентично, не стали проводить свет. Если мероприятия проходят вечером — зажигаем свечи, да и растопленной печи хватает. Белые стены отлично отражают свет от огня, специально для этого еще и зеркало висит на стене. Атмосфера совсем другая при таком освещении.
— Некоторым романтикам свойственно приписывать казакам какие-то особые черты. С этим я не согласен. Не могу сказать, что казак должен быть носителем исключительных, только ему присущих черт, отличных от общечеловеческих. Есть качества, которыми в идеале должны обладать все люди.
— Атаман — первый среди равных. От других казаков его отличает только то, что, как лицо, наделенное властью, он должен прежде всего думать об общине.
— Не люблю разговоров об исключительности, особой миссии какого-то народа, семьи, человека. От этого один шаг до гордыни, стараюсь не мыслить и не говорить в таких категориях. Безусловно, мы отличаемся от других народов своей историей, культурой, но мы не лучше и не хуже других.
— История каждого рода и народов дает примеры мужества, самопожертвования, показывает, как надо жить. Это воспитывает лучше, чем просто правила «так можно, так нельзя». В каждой семье есть примеры, когда наши деды делились последним куском хлеба с ближним, прощали кровных врагов — в общем, поступали по-людски.
— Для меня пример мужества три истории атаманов: Северина Наливайко, Степана Разина и Петра Калнышевского. Наливайко сожгли заживо, Разина долго пытали перед четвертованием, но оба претерпели все муки, не издав ни звука. А вот Калнышевский, последний атаман Запорожской Сечи, отсидел 25 лет в одиночном заключении на Соловках. Ему уже было за 80 лет. Все эти годы он не прерывал молитв и не терял веры, возможно, поэтому не потерял рассудка. Когда император Александр его помиловал, он был уже глубоким старцем — за 110 лет, но предпочел остаться в монастыре и прожил монахом еще три года. Вот это пример стойкости, веры, силы духа.