Дом железного мастера выдает табличка с коваными буквами и цифрами. Такие же указатели адреса Нурмагомед Омаров уже успел подарить соседям и знакомым, так что в разных частях Сергокалы теперь можно встретить его изделия.
Сразу за воротами нас встречает железный горец — в папахе, черкеске, с барабаном.
— Это барабанщик, — представит его позже хозяин дома, — сложно с ним было, на черкеску надолго отвлекся.
Таких металлических человечков среди работ мастера уже несколько, многие раскуплены. Как и почти все экспонаты его первой персональной выставки в Музее истории города Махачкалы. Востребованным художником Нурмагомед стал случайно.
— У меня в детстве только глупые мысли были о профессии: я шахтером хотел стать, смотрел советское ТВ, мне они такими героями казались, — вспоминает Нурмагомед. — Братья смеялись: хоть скажи, космонавтом, летчиком… Нет — шахтером, их по телевизору показывают.
Родился и вырос сварщик в Махачкале, но уже 13 лет живет в селе в 74 километрах к югу от столицы. Переехал, когда пришло время разъезжаться с братьями и сестрами, в первое время ездил на работу в город, а потом устроился в мебельный цех. Там в перерывах между работой с деревом он начал делать что-то из металла.
— С деревом очень грязная работа, стружки везде, с железом поаккуратнее. С металлом я знаю, как работать, с ним легче, чем с другими материалами. Здесь легко все исправить, — объясняет он. — Тонкие вещи я не люблю. А металл — это мое.
Как-то, когда с заказами в цеху стало плохо, Нурмагомед сделал человека с металлическим шаром и поставил его перед цехом.
— Ну, чтобы видели, что у нас и с железом можно работать, можно заказывать. С вывеской, все как надо, красиво. И что вы думаете? На третий день мне сказали убрать его оттуда. Почему? Потому что в этот район часто приезжали из администрации, из налоговой, из других служб. А скульптура же привлекает внимание, люди начали подходить, интересоваться. И мне в цеху сказали: «Быстро убирай, а то приедут, штрафовать начнут». И я ответил, если это выпилю, я уеду вместе с ним.
Музыка и шум металлореза сливаются и заполняют всю мастерскую на первом этаже дома. На этот раз — рок, но бывает разное.
— Без музыки скучно, — говорит мастер, снимая защитный шлем.
В мастерской Нурмагомед проводит большую часть своего времени — на заказ изготавливает предметы из металла и дерева. На столе — детали и инструменты, на стенах — орудия труда и скульптуры-насекомые.
Первую скульптуру мастер создал для сына 12 лет назад. Это был железный человечек с чайником вместо головы из деталей от велосипеда и автомобильных пружин.
— Во дворе валялся мусор ненужный, и я подумал, что можно что-нибудь собрать из этого, — вспоминает Нурмагомед. — И чайник был. Я посмотрел на него и — раз-раз — собрал. И пацану понравилось.
Необычная игрушка не сохранилась.
— Сейчас соседи говорят: зачем ты выкинул его? А он испортился, заржавел, мне не до него было, его чистить надо, смотреть за ним. Как раз приехали цыгане, металлолом просили, я им отдал. Я не думал, что он так сильно всем нравился, — удивляется Нурмагомед.
Любимой и самой веселой работой мастер называет серебряного гитариста, которого сделал за два дня. Он стал одним из героев выставки в махачкалинском музее.
— У них в музее какой-то городской заказ был, и они ко мне обратились за советом, как его лучше сделать, — рассказывает мастер о том, как попал в ряды художников. — Директор музея Зарема Дадаева потом заинтересовалась моей работой. А я как раз уже этого гитариста делал железного. Она увидела и говорит: «Тебе надо выставку сделать». Я: «Какая выставка?!» Ну, я пообещал, что через год сделаю, только сейчас оставьте меня. Прошел год — пришлось сдержать слово.
В итоге почти все работы, что Нурмагомед выставил в музее, раскупили, некоторые экспонаты ушли как подарки. Среди покупателей оказались рестораны, желающие украсить металлическими фигурами интерьер. Были предложения украсить фигурами город, но конкретных договоренностей пока нет. Самого мастера после выставки стали называть художником и скульптором.
— Не могу сказать, что что-то сильно изменилось после этой выставки, — считает он. — Журналисты часто стали на интервью приглашать, в Instagram стали люди подписываться на страницу. А в Сергокале меня, кстати, не знают особо, я же не здесь вырос, а потом работал в Махачкале, в селе редко бывал.
Средняя цена большой скульптуры авторства Нурмагомеда — 30−35 тысяч рублей, но продавать он не любит.
— Я не умею называть цены, люди часто сами назначают цену, я долго не торгуюсь, — рассказывает мастер. — Делать умею, продавать не умею, не мое.
Как-то он решил делать игрушечные танки и торговать ими.
— Я взял этот танк, пошел на рынок Ирчи Казака, думал, там продам. Где-то два часа там ходил вокруг, только у двоих спросил, предложил, потом в магазине оставил, чтобы продали. Так и не продал, передумал потом. И в Instagram ничего не продал пока, там сидеть надо, чтобы этим заниматься, у меня времени нет.
Многие свои работы мастер дарит или оставляет себе. В его доме — люстры и светильники в виде насекомых. Таких же сверчков, бабочек и мух можно встретить и у родственников скульптора.
— Братьям, сестрам сколько таких дарил, у них у всех что-то есть из моих работ. У меня семь братьев, три сестры, представляете, сколько нужно, — улыбается Нурмагомед. — одному сделаешь, и другому надо.
Ему предлагали продавать светильники через интернет-магазины, но идею он пока не реализовал.
— Если мне не нравится работа, то я не возьмусь за это. Заказывают решетки часто, двери. Я не любитель такого, но по обстоятельствам могу взяться, — рассказывает Нурмагомед про основную работу. К ней он тоже старается подойти креативно.
Год назад к мастеру по металлу обратились из военкомата с просьбой спаять урны. Так появились мусорки в виде пушек.
— А когда начальник военкомата увидел их — он-то не знал, какие я урны буду делать, он говорит: «Вы чо, к нам комиссия приедет, они не поймут, несерьезно». Я говорю: «А какие они должны быть, обязательно обычные, стандартные?» Он даже не спросил, сколько они стоят. Потом мне заказывали еще от одной конторы урны, но они захотели очень дешевые, чуть ли не за 700 рублей. Я сказал, что такие не сумею сделать. Разные люди по-разному видят, некоторым не обязательно, чтобы было красиво, главное — подешевле.
— Работы сами придумываются, вот хочется сделать что-то — делаю, — говорит Нурмагомед о своем увлечении. — Это как, если, например, вы хотите покушать, открываете холодильник и уже знаете, что оттуда взять. Даже представляете, какого вкуса будет еда. И здесь то же самое. Я сразу знаю, что это будет.
Металлические прутья в его руках все больше и больше напоминают скрипку. Сейчас мастер работает над фигурой скрипача. Он уже знает, как тот будет стоять и как держать инструмент, хотя никаких эскизов не делает.
Многие скульптуры автора — герои мультфильмов или музыканты. Это влияние детей, которые играют на музыкальных инструментах, объясняет он. После скрипача в планах собрать динозавра Рекса: его ждут дети. На сбор одной большой фигуры уходит одна-две недели.
Семья всегда поддерживает мастера в творческих делах. Супруга сама может смастерить поделку, если есть желание. Время от времени к Нурмагомеду подходит младшая девятилетняя дочь, которая комментирует работу и даже что-то подсказывает отцу. Маленького слона на полке она собрала сама, а «папа помог закончить работу».
С интересом к необычному делу относятся и родственники, и соседи.
— Кто-то ресивер принес, зная, что мне может быть нужно. Вот вчера мне сосед принес болты, гайки. Это, говорит, тебе.