Тренер «Анжи» Арсен Акаев, пожалуй, самый неоднозначный и любимый в дагестанском футболе человек. Вот он после очередной победы выбегает на поле и танцует лезгинку. А вот выясняет отношения… Дисквалификации, «желтые», знаменитая «рука» в матче с «Торпедо», скандальная игра с «Динамо» летом 2011-го и нашумевшая пощечина Березуцкому.
«Таким людям, как Акаев, не место в премьер-лиге», — скажет динамовский тренер Сергей Силкин. «Мне параллельно, что думает Силкин», — отзовется Акаев. А Омари Тетрадзе, когда время подопечного играть подойдет к концу, лично оплатит его учебу и назначит своим помощником. Да и волна сменяющих друг друга главных тренеров расстаться со скандальным помощником не поспешит. Ни отечественные, ни звезды мирового футбола.
— Мне не нравится слово «скандальный». Давайте заменим его на «эмоциональный».
— Давайте.
— Знаете, сейчас, когда я думаю о своем тогдашнем поведении и смотрю на него глазами взрослого человека, то понимаю, что ровно половину поступков не совершил бы. Не бросался бы в драки, не бежал что-то там доказывать, ругаться. Умышленно кого-то «сломать», симуляции, грубая игра — в этой грязи, которой сейчас на поле немало, я никогда не участвовал. Клянусь, что ни разу в жизни не играл подло. У меня было много желтых карточек, и почти все я получил за эмоции…
— Говорят, Гаджи Гаджиев просил вас их контролировать.
— Бывало, объясняет до игры: так и так, мол, Акаев, проявляй терпение, судьи редко меняют решение оттого, что на них накричал футболист. Я киваю, понимаю, мол, все. А как увижу несправедливость — все, «отключка». Но однозначно — сдержаннее с Муслимычем я стал.
— Однако последняя ваша дисквалификация была связана с тем, что вы решили его же защитить от Василия Березуцкого (в июне 2011 года Акаев во время матча ударил игрока ЦСКА и был дисквалифицирован на четыре матча).
— Решил, потому что тренер разговаривал с судьей и говорил спокойно. И если бы судье что-то не понравилось, он бы запросто мог Гаджи Муслимовича дисквалифицировать. Ты зачем лезешь? И не только лезешь, а бежишь с другого фланга, молодой, двухметровый, и кричишь на человека, который годится тебе в отцы? Но, тем не менее, я был не прав, надо было сдержаться. Все-таки и сам по молодости чудил.
— После этого случая вы дали слово Герману Ткаченко, что больше такого не повторится.
— Да. И держу слово.
—Сложно?
— Нет.
— А вы строгий отец?
— Да. С моим графиком работы не всегда удается ежедневно участвовать в процессе воспитания и становления их личности. Сейчас очень легко впутаться куда-то, не с теми связаться, и мне приходится быть строгим. Я хочу, чтобы они были достойными людьми, знали рамки приличия. Сам я рос один. Всегда мечтал о старшем брате. Чтобы было, с кого брать пример, и кому взять за шкирку, когда совершаю ошибки. Да и о младшем мечтал. В этом плане я рад за сыновей. Вот дочь у меня одна. Она живет в Турции, учится на врача, но на каникулы выбралась ко мне. Так что я сейчас счастливый многодетный отец.
— Вы бы хотели видеть сыновей футболистами?
— Старшие уже в академии «Анжи». Так что все впереди. О таких перспективах и возможностях я в их годы и мечтать не мог.
— А о чем могли?
— Просто играть, наверное. Ходил на борьбу, фехтование, но зацепил только футбол. Еще до армии становился чемпионом Дагестана в составе хасавюртовского «Спартака». Вернувшись, получил два приглашения. Одно в махачкалинское «Динамо», второе в «Анжи». Выбрал тогда первое. Интересное было время. Как сейчас помню эти дерби. Был бешеный ажиотаж. Когда «Динамо» сняли с чемпионата, попал в «Анжи», потом обратно. Некоторое время вообще не играл, жил в Хасавюрте. А потом, в 99-м, снова оказался в «Анжи», уже под руководством Гаджиева. Мне тогда было 29 лет, и на что-то большое я не надеялся. Даже во втором составе я был среди запасных. Когда в самолете ко мне подошли и сказали, что меня вызывает Гаджиев, обрадовался. Он дал задание. Потом еще. А через некоторое время мы подписали контракт. Это было счастливое время. Столько воспоминаний осталось.
— Какое самое важное?
— Много важных. Но самое… наверное, последние минуты игры с «Кристаллом». За два дня до матча мой близкий друг и одноклубник Ибрагим Гасанбеков погиб в аварии. Сказать, что я был разбит, не сказать ничего. До окончания игры несколько минут. Я на скамейке запасных. Смотрю на поле, потом умоляюще на Гаджиева, опять на поле, на Гаджиева… Думаю: «Пожалуйста, Муслимыч, пожалуйста. Хоть на минуту. В такой день…» Встретился глазами. Кажется, все понял. Кивок. Все произошло очень быстро. Аут, моя передача, гол Нарвика. На стадионе за воротами весь в цветах огромный портрет Ибрагима. Бегу через поле, щиты, падаю перед ним на колени, перед глазами темно, слезы градом. Подбежали наши ребята. Поклонились брату, обнялись, пошли обратно. Недавно знакомый говорит: «Помнишь тот матч? Мы тогда на трибунах все плакали».
— Арсен Алиевич, после ухода Гаджиева вы недолго задержались в «Анжи». Не нашли общий язык с новым тренером?
— Я сначала не понял, что не нашел. Но потом мне сказали, что он звонит начальству и просит меня убрать. Мол, мы на сборах в Турции пугаем местных, заходя в рестораны с закатанными рукавами. Вы когда-нибудь пугались при виде человека с закатанными рукавами рубашки?
— Ни разу.
— Бред какой-то. Не мог ничего интересней придумать. Испугался моего авторитета среди ребят и поспешил избавиться. Было очень обидно.
— Вернулись в «Динамо»?
— Не сразу. Мне уже было 34, сын второй родился. «Динамо» вышло в первую лигу. Снова дерби, шум. Но теперь и на новом стадионе. Это сейчас у нас «Анжи Арена» — мощный красивый стадион с крутой инфраструктурой, а тогда был обдуваемый со всех сторон «Хазар». Но все-таки новый, большой. А как мы радовались, еще будучи в «Анжи», когда его построили! Помню, мы одержали на нем победу в первой же игре, в день открытия. Обмыли, так сказать. Никулин тогда забил. Ему еще лошадь подарили.
— Лошадь?
— Кажется, да.
— Кстати, о лошадях. После «Урала» вы играете в Москве. Как думаете, повторится ситуация с трибунами в Химках?
— Вы о расистском скандировании болельщиков ЦСКА? Не знаю. Мы уже давно не удивляемся, это происходит во многих городах. Но, понимаете, одно дело, когда десять отщепенцев скандируют что-то гнусное. Везде же есть дебилы, и у нас хватает. Но чтобы всей трибуной на протяжении долгого времени скандировать призывы к убийствам и насилию… Я даже не знаю, как это назвать. В мире сейчас много жестокости. Меня это коробит. Очень коробит. Иногда прочитаешь какую-то новость, посмотришь сюжет по телевизору, услышишь историю и сидишь, оцепенев от шока.
— Но с этим можно как-то бороться? Не с душами, со скандированием?
— Во-первых, перед игрой всегда бывает совещание, на котором присутствует человек, отвечающий за болельщиков. И не быть в курсе такой массовой, хорошо подготовленной акции он не мог. Клубу не стоит закрывать глаза, если человек со своими функциями не справляется. Во-вторых, существуют специальные методы заглушки звука. Может, это не лучшие, но хоть какие-то шаги. Наш клуб в свою очередь своевременно и правильно отреагировал, потребовав обратить внимание на проблему и принять меры. Был приятно удивлен и реакцией наших болельщиков, которые повели себя как адекватные взрослые люди и написали коллективное письмо вместо того, чтобы на грязь отвечать грязью.
— Давайте вернемся от этой не самой приятной темы к подаркам. Вы их часто получали?
— Не часто, но получал. Особенно от болельщиков всегда приятно бывало. Не только подарки. Перфомансы, письма, послания.
— Послания?
— Ну, от девочек. С признаниями. Меня прямо распирало от удовольствия. Молодой был.
— Больше не получаете?
— Ну, уже герои другие. Это раньше был наш бум. Сейчас мне хочется просто максимально выложиться на работе и отдохнуть с семьей.
— Кстати, про отдых. В Милан на шопинг все же съездили, как собирались?
— На шопинг в том числе. Хотя чего греха таить, люблю это дело.
— История о том, как вы с перевязанной ногой, на костылях, уехали из немецкой больницы в Париж, очень популярна. И, говорят, не ради Эйфелевой башни.
— Да. Я не мог спокойно сидеть в больнице, когда знал, сколько интересного в магазинах в трех часах езды. Я всегда был такой. Помню, когда играл за юношей в Хасавюрте, у нас был старший товарищ, Абакар Аджиев. Приходил всегда в красивых рубашках, обуви. Я смотрел на него и думал, как это круто. Слова версаче-мерсаче я тогда не особо понимал, в брендах не разбирался. Но на одну кофту глаз положил серьезно. Потом я у него ее стянул.
— Как это? Отняли?
— Да нет. Вышел из душа после тренировки, смотрю: висит среди его вещей. А сам он купался еще. Ну я закинул ее в рюкзак и пошел. Так что это была моя первая… как его…
— Кража?
— Дорогая вещь. Я ее долго и бережно носил.
— А Абакар сильно удивился, когда вы в ней пришли на одну из тренировок?
— Нет. Он никогда не был жадным. Это был просто пацанский прикол, так бы он и сам бы спокойно подарил.
— Интересный вы человек, Арсен Алиевич. Шопинг любите, а автомобили нет.
— У меня даже водительских прав нет. А когда выхожу на улицы Махачкалы, то понимаю, что и не будет. Жена водит. А я не могу. Я б, наверное, взорвался от возмущения, если бы сам был за рулем и видел весь этот бардак. Равнодушен я к авто.
— Пользуетесь услугами такси?
— Супруга выручает. Ну и такси вызываю, да.
— Узнают?
— Почти всегда. Знакомятся, вопросы задают. Разные люди попадаются. Чаще адекватные, конечно, самому приятно бывает пообщаться. Но бывают и другие, самые умные, которые всегда знают, как именно было надо, говорят с гонором, хамски. Ну и напоминаешь ему, что его дело меня довезти от пункта, А до пункта Б.
— Но ведь, наверное, какой бы ни был адекватный водитель, иногда просто хочется отдохнуть от футбола…
— Конечно. Но что ты ответишь? Не-не, не Акаев, а то, что с базы «Анжи» едем, так это я мимо проходил?
— И голос ваш не перепутаешь, увы. Кстати, в твиттере очень просили спросить, курите ли вы?
— Из-за голоса? (Смеется). Это не взаимосвязано. Он у меня начал грубеть в армии. Просто так. Кстати, что хотел еще рассказать про такси.
— А может, стоит сделать это традицией? После каждой победы «Анжи» прощаться с одной вещью. Готовы?
— Да запросто! Ради «Анжи» готов раздеваться и дарить вещи хоть до трусов.
— Судя по турнирной таблице, путь до них будет долгим (интервью состоялось до победы над московским «Спартаком»).
— Не будет. «Анжи» играет достойно. Это отмечают все: и специалисты, и соперники. А то, что с очками не везет, так это, надеюсь, временно. Говорить много о каких-либо системных ошибках, неправильно выстроенной игре не приходится. Чаще действительно просто не фартит, и индивидуальные проколы. Такое бывает у всех. Выберемся.
— А вот скажите, если бы вы сейчас могли вернуть любых двух игроков, чтобы помогли выбраться поскорей, кто бы это был?
— За столько лет и всего двух. Может трех? Чтобы в каждую из позиций.
— Ладно, но учтите, что тогда обидится вратарь.
— Пусть обижается. У нас их и так пятеро. В оборону мы вернем… ну, если назову себя, скажете: «Куда прешь вообще?» Что ж, давайте вернем Небойшу Стойковича. В полузащиту — Диарра. В нападение, конечно, Сэмика.
— Денег не хватит.
— Думаете, все упирается в них?
— Не все, но зачем в «Анжи» приезжали мировые звезды, очевидно.
— В деньгах нет ничего плохого, если они не затмевают разум. Кто-то, получая миллионы, один из них отдает больным и бедным, чинит больницы и строит приюты. И таких среди тех же звезд немало. За таких людей надо молиться, а не осуждать их.
— Вы верите в силу молитвы?
— Конечно, верю. Когда-то, когда я еще был футболистом, моя мама приезжала на каждый матч из Хасавюрта. Приезжала и ходила вокруг стадиона. Весь матч! Просто ходила и молилась за меня. Она у меня самая преданная болельщица до сих пор. И хоть в футболе ничего не понимает, но, зная, что для меня значит «Анжи», переживает даже в свои 72 года.
— А что для вас значит «Анжи»?
— Все. Это моя жизнь. У меня, если сердце вскрыть, там, наверное, будет буква «А». И это явно будут не инициалы Акаева Арсена Алиевича.