Рядом с трубой в Аэродинамическом комплексе Goodsky, расположенном на территории Российского университета спецназа (РУС) в Гудермесе, всегда оживленно и шумно. Но сегодня здесь не тренировки парашютистов, как обычно, а лечебные полеты детей. Кто-то уже отлетал, кто-то парит в трубе, а Ансар стоит, прижавшись к стеклу, и наблюдает за полетом.
— Он уже отлетал сегодня и еще хочет, — говорит его тетя Халимат.
— Хочу. Хочу летать высоко, — повторяет мальчик и отбегает.
— У него ранний детский аутизм. Он слишком неспокойный, — поясняет Халимат. — У нас всегда была проблема со сном: ложился в час-два ночи, а теперь в девять вечера сам идет в кровать и засыпает. Одно это — уже результат.
— Мы умеем ходить, ползать, плавать, нырять, лазить по горам, потому что все это умели делать наши предки. Но у нас нет предков, которые умели летать. Поэтому, когда ребенок заходит в аэротрубу, его мозг просто «взрывается», — говорит тренер адаптивно-физической культуры (АФК), студент магистратуры Московского педагогического университета по направлению «Нейродефектология» Алексей Руднев.
Он приехал в Гудермес из Москвы вместе с женой и сыном Романом. Шесть лет назад у Алексея была совершенно другая, далекая от педагогики и медицины профессия. Все изменилось, когда у него родился особенный ребенок.
— Мы с женой стали метаться по специалистам, помощи я толком не видел, а финансы уходили огромные. Закончил одни курсы, затем вторые, пятые, десятые и понял, что этого мало — нужна система знаний.
Поступил на дефектолога-логопеда в Ярославский педагогический институт и параллельно на АФК в московский вуз. В Чечню приехал с экспериментом — двухнедельным курсом реабилитации детей с различными заболеваниями.
— Мы исследуем воздействие аэропотока на детей с ограниченными возможностями здоровья. Состояние полета в трубе вызывает у них бурю эмоций — лежишь на потоке воздуха, под тобой ничего нет. Как так? Это противоестественно! Лимбическая система сходит с ума, начинает искать выход. А пока она подстраивается, сколько нейронных связей вырабатывается, страшно подумать.
Этим исследованием Алексей с коллегами занимается уже около пяти лет. Долгое время каждый из них изучал это по отдельности.
— С детским неврологом, реабилитологом Дмитрием Сандаковым мы познакомились четыре года назад, он осматривал моего ребенка, — рассказывает Алексей. — Дмитрий практикует больше 30 лет, работает только с ДЦП. Слава богу, этот диагноз у сына не обнаружили. У него аутизм. Дмитрий тогда порекомендовал нам полетать в аэротрубе. Моего Романа на тот момент ничего вокруг не интересовало, он был как овощ. Сразу скажу: медикаментозные препараты при этом заболевании не работают. Я как-то сам выпил таблетку, которую выписали моему ребенку, и чуть с ума не сошел. Мы просто собрали все и выбросили. Ни одной таблеткой аутизм не вылечишь.
Стали заниматься в аэротрубе. Для меня первым звонком ее эффективности стала реакция сына на свое отражение в витрине магазина — оно его очень заинтересовало. Потом он заметил пар над кружкой. И с тех пор пошло развитие, стал появляться интерес: я еще не успевал припарковать машину, а он открывал дверь, хватал рюкзак и бежал к трубе. До этого ни на одно занятие с таким желанием не ходил.
В результате из первой группы аутизма родителям удалось вытянуть Романа в третью. У него резко улучшились способности к обучению, он стал менее капризным, наладилась внутренняя секреция, выровнялся обмен веществ.
— Именно тогда зародилась идея исследовать влияние трубы. Я стал наблюдать и за другими детьми с ОВЗ. Много записывал, снимал. Эмоциональная сфера — самое сложное, что нужно развивать в детях. Именно это делает аэротруба.
Алексей познакомился с многократным чемпионом России по парашютному спорту, шеф-инструктором комплекса Goodsky Максимом Лемешенком. Вместе они разработали целую систему упражнений на разные группы мышц. Потом к ним подключился Дмитрий Сандаков. Медицина, педагогика и спорт соединились в одно целое.
— Все наши знания, умения, навыки, предположения мы свели в единую систему. Вынашивали идею этого проекта два года. Наработали определенный опыт. Конечно, труба — это не панацея, она, скорее, пусковой механизм. Нужна система. Как говорит Максим, труба — это пушка, которая запускает ребенка, а нужное направление уже задают педагоги.
После разработки этой системы Дмитрий Сандаков приехал в Гудермес, провел с инструкторами курс теоретических и практических занятий, подготовив их к работе с особенными детьми.
— Мы очень благодарны Российскому университету спецназа и непосредственно Goodsky за щедрый подарок и нам, и детям, — говорит Алексей Руднев. — Большую помощь в реализации проекта оказал также Фонд развития регионов России «+7». Мы живем в гостинице на территории РУСа, кормят потрясающе — вкусно, сытно. Автобус выделили, который нас возит между корпусами. В номерах нет телевизоров — это большой плюс. И еще мы сразу исключили из жизни детей гаджеты. До проекта мне звонили родители: «У меня ребенок агрессивный, я не знаю, справимся ли мы». Агрессия была лишь в первый день — до того, как они первый раз зашли в трубу. С тех пор я агрессии не видел. Наоборот, они бегут, обнимают, целуют…
— Реабилитация в аэротрубе — идея не новая. Но обычно методика направлена на работу с детским церебральным параличом. Мы же проводим реабилитацию особенных детей с разными отклонениями: аутизм, синдром дефицита внимания и гиперактивности, задержка развития, — объясняет заместитель руководителя РУСа, куратор авиационного направления Александр Коровин. — С такими детьми работу в комплексной терапии с использованием аэротрубы еще никто не проводил. Мы первые в мире, кто это делает. Специально набрали детей из разных регионов — Москвы, Чувашии, Северной Осетии, Чечни, чтобы у нас складывалась картинка воздействия терапии на детей из разных мест, с разным воспитанием, ментальностью.
Дети занимаются в трубе каждый день по три минуты два раза подряд. Алексей Руднев говорит, что ребенку на адаптацию нужно ровно две с половиной минуты.
— Мы это высчитывали на разных детях. За это время мозг справляется с происходящим: сначала ребенок дрожит, пытается вцепиться в инструктора, спастись, на лице виден страх — это нормальная реакция. В последние 30 секунд он расслабляется и лежит на потоке. Труба — это тонкий инструмент, который, прежде всего, влияет на мозг, а не на тело. Физика физикой, а ментальное изменение в голове у ребенка — вот что важно.
Александр Коровин считает, что аэротруба является ключом, который открывает детям путь к основной реабилитации. Она позволяет детям расслабиться, сконцентрировать внимание — и задает настроение. Затем с ними проводят комплексную реабилитацию дефектологи, логопеды, психологи. Все специалисты находятся здесь же, в комплексе Goodsky.
— Благодаря такой работе мы получаем уникальный результат, реабилитация дает хорошие плоды. Это замечают как родители, так и специалисты. В дальнейшем разработаем единую методику реабилитации, которую запатентуем и будем внедрять повсеместно.
Никита приехал на эксперимент из Владикавказа с папой и бабушкой. В аэротрубе сложно самому выбирать направление — тебя контролирует инструктор, но Никита умудряется периодически перемещаться в сторону, где стоит бабушка, и с широкой улыбкой на лице протягивает ей руки.
У мальчика задержка психоречевого развития плюс синдром дефицита внимания и гиперактивность. Ребенок постоянно подвижен, не может сконцентрироваться.
— Мы узнали об эксперименте, собрали все документы и приехали, — говорит отец мальчика Тимофей. — Очень довольны: инструкторы и специалисты замечательные. Когда ребенок стоит на земле, он испытывает дискомфорт. Некоторые мышцы у него напряжены, работают в постоянном режиме. А ламинарный поток раскрепощает ребенка до 70 процентов — он себя чувствует как на подушке, расслабляется и получает удовольствие.
Нельзя сказать, что эффект заметен сразу. Это очень долгий процесс. Но скажу одно: Никита начал концентрироваться. В первый день он не понимал, что это такое. На второй — немного закапризничал, на третий день сам пошел в трубу. На пятый побежал переодеваться — все, ему никто не нужен. Если заниматься только в трубе — должного эффекта не будет. Здесь с ним работают специалисты, восстанавливают мозжечковую коррекцию. Почему я в этом разбираюсь? 11 лет сыном занимаюсь, уже могу кандидатскую по нему защитить. Вот, еще с Зелимханом поговорите — это вообще уникальный пацан.
Зелимхан в это время ждет своей очереди. На вопрос, нравится ли ему летать, стеснительно, но с горящими глазами кивает головой.
— Об эксперименте я узнала от своего врача-невролога, — рассказывает мама Зелимхана Лида. — Раньше про трубу мы вообще ничего не знали, боялись, думали, не выдержит ребенок. Ехали со слезами: неизвестность всегда пугает аутичных детей. Но ему очень понравилось. Даже в первый раз не испугался, хотя не мог держаться на потоке воздуха. А вчера уже сам летал, без помощи инструктора. Все радовались его успехам, говорили, что он очень быстро научился. А какие у него эмоции после этого на весь день! Он стеснительный мальчик, мало слов произносит. Сейчас раскрепостился. Подружился с инструкторами. Стал произносить новые слова: «молодец», «здорово», «отлично» — это они его так хвалят. И еще слово «аэротруба», хотя такому ребенку его сложно выговорить.
С детьми в трубе занимаются шесть инструкторов комплекса Goodsky — все с соответствующей сертификацией.
Инструктор Салман Мусаев признается, что поначалу было страшновато брать на себя такую ответственность.
— Впервые аэротрубу я увидел полтора года назад и был очень удивлен: как такое вообще возможно?! — говорит Салман. — Поэтому мне казалось, что и дети будут испытывать шок. Каждый из них по-своему реагировал на трубу, некоторые плакали. Сейчас уже все очень хотят летать. Мне нравится с ними работать. Они веселые, всему радуются, хотят общаться. Если в дальнейшем у нас будет работать это направление, я хотел бы заниматься именно с такими детьми.
Его коллега Хабиб Лорсанов отмечает, что работать с особенными детьми трудно, хотя и интересно.
— Почему трудно? Например, дети с ДЦП не могут выпрямить тело, поэтому очень сложно удерживать их на потоке воздуха. Они на удивление очень сильные, порой сильнее, чем взрослые: ноги, руки так сгибают, что их трудно бывает выпрямить. Работать с ними — большая ответственность. Но в целом для меня нет разницы: в трубе все одинаковые.
— Goodsky — это идеальное место для реабилитации, начиная с территории, — подключается к разговору Алексей Руднев. — Еще и погода прекрасная — солнышко, тепло, воздух чистый. У меня ребенок спит здесь очень хорошо. Я сам ложусь в час ночи, встаю в семь утра и чувствую себя прекрасно. И какие замечательные здесь люди. Многие родители переживали, что тут небезопасно. Я говорил им, что на сегодняшний день Чечня — самое безопасное место.
Ну и, конечно, чеченская аэротруба. По сравнению с московскими — небо и земля. Здесь потрясающая площадка, сам поток другой. Пятиметровой трубы в Европе больше нет. В Москве, где летает мой ребенок, — 2,5 метра.
Смотрите, как высоко взлетел малыш! Это базовое упражнение — борьба со страхом. У любого ребенка есть страх высоты.
Пятилетний Борис (у него задержка развития речи) действительно, как птица, парит на самом верху трубы. Опускается и опять взлетает. Вместе с инструктором, разумеется.
— Откуда приехали? Это тайна следствия, — шутит бабушка Бориса Зинаида. — Я — из Москвы, внук — из Владикавказа. Нам подсказали, что здесь одна из лучших аэротруб. Ребенок прекрасно реагирует. Ему очень нравится именно это упражнение. Говорит: «Видишь, баба, я уже высоко летаю». Запустить такую терапию — очень здорово.
Двухнедельный эксперимент для десяти детей — это серьезное начало, считает Алексей. В дальнейших планах — под каждое отклонение ребенка прописывать свою программу.
— Если нас поддержат на государственном уровне, создадим здесь потрясающий, не имеющий себе равных во всем мире центр.