Еще затемно Али заправил свой внедорожник, и в четыре утра мы двинулись в путь. Этого момента пришлось ждать несколько дней.
— С саранчой трудно планировать, — говорит Али, лавируя по пыльной дороге между выбоинами, — в жару нельзя, в ветер нельзя травить, а они в летней степи постоянно. И так уже много лет.
Дело Али Баймурзаева — разведать, где именно в широкой ногайской степи расположились скопления саранчи, чтобы уничтожить. В Ногайском районе Дагестана саранча — дело привычное. Али помнит, как его родители били в тазы и кастрюли, не давали насекомым сесть на землю, заставляя их погибнуть — так и не присев, от усталости. Даже слово саранча для тюркоязычных ногайцев свое, сарынши означает «желтоватый».
Здесь мало кто сажает сады или засеивает поля. Но саранча все равно приносит вред — съедает пастбища. Одна особь за свою жизнь может уничтожить от 300 до 500 граммов травы, а насекомых тут миллионы. Со стороны кажется, что бороться не за что: вся степь выедена овцами.
— Два стада поглощают в степи всю траву, одно стадо овечье, другое — саранчовое, но овцам — вершки, а саранче еще и корешки, — объясняет Али. — Эта дрянь съедает растение полностью, вплоть до корневой системы, после нее трава не растет года три.
Активно бороться с насекомыми здесь начали в последние несколько лет. До этого саранча успевала вырасти до огромных — 10-сантиметровых — размеров и буквально хрустела под ногами и колесами в районной столице Терекли-Мектебе.
Степь и лесостепная зона — отличные условия для размножения этих насекомых. Каждый год, в августе-сентябре, саранча прилетает сюда откладывать яйца. Одно насекомое способно отложить до 120 яиц. Родительские капсулы зимуют в почве на глубине 5−6 сантиметров. Морозов сильных в ногайской степи нет — и они прекрасно выживают. Личинки рождаются весной и развиваются от 30 до 50 дней. Некоторые виды саранчи способны мигрировать на расстояние до 300 километров.
Землю с отложенными яйцами можно было бы перепахать зимой. Но, во-первых, морозы случаются редко, и яйца не погибнут даже на поверхности. Во-вторых, здесь песчаная почва — произойдет эрозия.
— Есть другой способ уничтожения саранчи — съесть ее, — говорит Али. — Китайцы бы ничего не оставили. Был еще опыт в Калмыкии: ее пылесосами собирали, затем перемалывали в мясокостную муку, делали корм для животных.
В Ногайском районе с саранчой борются традиционно — травят.
Вместе с саранчой степь заполняют огромные стаи розовых скворцов. Они селятся под крышами старых домов, плодятся, таскают птенцам саранчу. Каждая птица за день может съесть до двухсот особей. Но пернатые приносят не только пользу — они уничтожают еще зеленые фрукты в редких садах, бьют воробьев и другую мелкую птицу. В общем, сопровождают нашествие.
К этому грандиозному наступлению насекомых люди готовятся заранее. Осенью земли обследуют на наличие кладок яиц. Места, где их обнаруживают, отмечают на картах и повторно обследуют весной. Тогда же планируют, где и как будут бороться с вредителем.
Сейчас, летом, саранча почти встала на крыло — это значит, что скоро она сможет улететь, но пока только прыгает.
— Саранча — стихийное бедствие, при ее нашествии даже вводится режим чрезвычайной ситуации. Надо добить ее здесь, чтобы не двинулась дальше, — говорит Али.
Мы едем к месту, где расположился самолет с ядохимикатами. Сейчас поля опрыскивают только с воздуха. Недавно оборудование переместили из северной части района сюда, в южную, и нам предстоит его отыскать. Ориентироваться в степи нелегко — если ты не местный, то практически невозможно. Спасает только знание людей, живущих на этих огромных просторах. Али знает здесь, похоже, каждого. Мы останавливаемся спросить дорогу у скотовода Биймурзы Сангишиева. О самолете уже знают все. Биймурза, занятый отбивкой овец, подсказывает путь и говорит, что скоро тоже приедет к нам — со своими химикатами.
Чабаны закупают яды в специализированных магазинах, часто вскладчину, чтобы специалисты обработали их пастбища. Пятилитровая канистра отравы в среднем стоит 15 000 рублей. На один гектар чабан тратит 300−350 рублей. Обычно у скотоводов не меньше 200 гектаров земли. Если у скотовода нет денег, его земли все равно опрыскивают, а он постепенно возвращает деньги за «химию».
— Государство большую часть из затрат покрывает, здесь и работа, и техника, и люди, вот только химикаты оплачивает сам клиент, но я понимаю, что это влетает в копеечку, — говорит Али. — Я когда-то написал об этом Аркадию Дворковичу, когда он был зампредом правительства. На мое письмо откликнулись, дело пошло, но в эти дни его сменили — и все заглохло.
Было время, когда скотоводы смотрели на обработку сквозь пальцы, думая, что травы и так мало, и саранча большого вреда не принесет. Быстро стало понятно, что это не так, а если один овцевод откажется травить насекомых, они перейдут с его участка на соседние. Теперь саранчу травят все.
Условный аэродром — это ветроуказатель в виде белого полотна на стремянке и пара грузовиков с водой и топливом. Здесь же запасные детали и инструменты.
Старый АН-2, в народе кукурузник, готовится к очередному вылету. В пассажирском отсеке сняты все сиденья. Вместо них — конусовидный бак на 1200 литров. На нижних крыльях кукурузника — оросительная установка. Несколько человек заправляют самолет топливом и химикатами.
— Быстрее, быстрее, — поторапливает пилот Алексей, — к тому моменту, как я сажусь, уже должно быть все готово для закачки следующего «груза».
Летчики прикомандированы сюда из Белгорода. Непростые ребята: старший пилот Алексей Белашов, замначальника по летной подготовке Белгородского ДОСААФ, стал известен в этом году, когда поднял и пронес на самолете увеличенное в 11 раз знамя Победы. Алексей летает более 16 лет. Второй пилот, он же механик, Борис работал еще в Туркменской ССР.
Пилоты летают без перерывов по утрам и вечерам, пока температура воздуха не превышает 25 градусов, иначе работа окажется бесполезной: жидкость испарится. Поэтому подниматься в небо начинают с четырех утра — пока не сделают 20 вылетов без перерыва. В день обрабатывают около 2000 гектаров.
— Используем мощные ядохимикаты, их много существует, один из самых эффективных — «Имидор», — поясняет Али.
— Да-да, — подтверждает скотовод, принесший 20 литров этой жидкости из близлежащей кошары. — Очень хороший препарат. К вечеру или к завтрашнему дню саранчи почти не останется.
Другие скотоводы тоже начинают подтягиваться к летному полю.
— Нам надо закончить побыстрее: сегодня обещают ветер и скоро начнется жара. Будет нелетная погода, потеряем еще один день. Залимхан, вам нужно лететь со мной, — обращается Алексей к скотоводу. — Покажете, где ваши земли.
Залимхан Сангишиев, как и многие здесь, никогда не летал на таком маленьком самолете, а многие молодые скотоводы и вовсе никогда не поднимались в воздух. Лететь с пилотом им нужно в любом случае, чтобы тот не ошибся и точно оросил их пастбища.
— От винта! — кричит летчик, и все отходят на безопасное расстояние.
В кабине самолета жарко, охлаждение по-домашнему — через форточки. Пронизывающий все запах полыни смешался с запахом химикатов и пыли и щекочет ноздри. Дергаются стрелки запыленных датчиков, вибрирует фюзеляж. Обороты на максимуме — и самолет с диким ревом начинает краткий разгон по кое-как найденному ровному месту в степи. Алексей делает резкий поворот вправо с заходом наверх. Скотовод показывает большой палец.
— Вам нравится, правда? Вы прирожденный летчик. Многие этого не любят.
До угодий Залимхана — три минуты. Координаты пилоту переданы еще на земле. Залимхан впервые видит свои земли с высоты, волнуется: он должен четко указать границы, чтобы обеспечить себе результат. Показываются стадо овец, табун лошадей, чабанский дом, колодец, собака, бегущая наперерез самолету.
— Начинай вон от той солончаковой лужи, — надрывается Залимхан, пытаясь перекричать машину.
Цель найдена — самолет снижается, и летчик на бреющем полете, на высоте 3−5 метров и на скорости 160 км/ч, с точностью бомбометателя начинает распылять химикаты. Залимхан в форточку видит, как с завихрениями миллионы капель яда летят на его земли.
Пятнадцать минут полета — и сотня гектаров орошена. Результат будет к вечеру, обычно большая часть саранчи после такой травли погибает. Самолет садится, впереди еще пара заходов. Довольный Залимхан выходит чуть пошатываясь. Алексей делает запись в бортовом журнале — это уже двадцатый вылет за день.
Доволен и Али: сегодня сделано немало.
— Надеюсь, — говорит он, — этот год будет последним. Саранчи в районе уже стало значительно меньше. Мне хочется так думать, а там дальше — посмотрим. Работы еще много, мы трудимся незаметно, мало кто в районе знает, что здесь идет такая тяжелая борьба. Но те, кто работает на земле, очень благодарны. Этим людям нужно помогать, они труженики.