Синий указатель с эльфийским названием «Эренлар» уткнулся в землю. Однако пейзаж вокруг напоминал не рощи Лориэна, а, скорее, картинку из вестерна. Рыжая глина, каньон, далекие горы. Только на ветру вместо ободранного знамени южан трепыхалась георгиевская ленточка.
Отсюда, с прямоугольной парковки возле селения Мискинджа — единственного в Дагестане, где живут лезгины-шииты, — начинается паломничество к древнему святилищу. Большую часть года этот голый кусок земли с навесом в углу пустует. Однако в конце июля, когда в горах тает снег, сюда съезжаются люди со всей республики.
Бабушки, кряхтя, вылезают из маршруток, рядом останавливается дорогой внедорожник, с которым соседствует потрепанная «Приора» с разбитой фарой. Здесь все равны.
Почти каждый паломник сгибается под бременем увесистых сумок, где скрыто множество видов садака — милостыни ради Всевышнего. До отправления наверх остаются считанные минуты, но все спешат, обгоняя друг друга, выложить на столы пирожки и кульки с конфетами. Добрая незнакомка кладет рядом с моей чашкой чая пару носков. Это — тоже подарок.
Водители уазиков, обветренные и немногословные, как и подобает героям вестернов, умело утрамбовывают будущих восходителей. Сумки, ужатые в два раза, торчат из-под сидений, последние пассажиры примостились на крохотных табуретках, дети сидят нос к носу в багажнике на самых прочных баулах — пора в путь!
Узкая — не разъехаться — дорога вначале петляет по селению мимо глинобитных домов и краалей, колодцев и загорелых мужчин в ковбойских шляпах. На развилках одинаковые таблички указуют: «Эренлар»! Так называется святилище на горе Шалбуздаг, одной из самых высоких в Дагестане. В незапамятные времена там было языческое капище. Теперь оно, как и многие элементы древней культуры, «обисламилось», обзаведясь мусульманскими святынями, среди которых главная — могила праведника Сулеймана. По легенде, после смерти святого белые голуби унесли его тело из родного селения Лгар на вершину горы, и сегодня добрый Сулейман исполняет желания паломников, пришедших поклониться его останкам. Вдобавок многие считают, что семикратное восхождение на Шалбуздаг приравнивается к хаджу. И пускай книжники скептично усмехаются и говорят, что все это — предрассудки. Их голос тонет в сотнях историй о волшебных исцелениях. А потому каждый день до конца августа на гору прибывают в ожидании чудес все новые паломники.
Но вот долгий и опасный подъем остался позади. Сиплый мотор умолк. Баулы и детей вытаскивают из багажника, и паломники по сужающейся тропке устремляются вверх, на звук бесконечных молитв и проповедей из динамиков на вершине скалы. Оставив на входе садака в специальном домике, мы вступаем на территорию лагеря. Здесь не нужны ни деньги, ни припасы — с утра до ночи добровольцы готовят в огромных самоварах чай, режут арбузы, разносят по столам конфеты и ароматную шурпу из баранины. Сами бараны кротко стоят неподалеку в крошечных загончиках, ожидая, когда очередной просветленный паломник купит их и пустит на суп. На скале под динамиками самая надежная связь, а потому она облеплена людьми с мобильниками. Перекрикивая проповедников, они болтают с далекими друзьями.
Пообедав, паломники малыми группами тянутся в сторону, куда указывает стрелка с надписью: «Место пребывания Фатима-Захры, дочери Пророка».
— Если женщина не может забеременеть, ей надо здесь немного прикорнуть. Тогда она обязательно увидит, будут у нее дети или нет. И никакой ошибки быть не может! — поясняет мой случайный спутник. — А все потому, что воздух разреженный. Кислороду мало, мозг голодает, отсюда и видения.
Бабушка, в цветастом платке, с клюкой и новеньким айпадом, догоняет нас и вручает каждому пестрые теплые джурабки (вязаные тапочки с традиционным орнаментом), перетянутые малиновой ниткой.
Спать ложимся прямо в мечети, укутавшись в скромные одеяла. Паломников много, места мало. Из женской спальни постоянно доносятся религиозные гимны. К счастью, у мужчин куда тише. Половина моего зала уже спит, остальные вполголоса беседуют или уткнулись в телефоны. Просыпаясь несколько раз за ночь, я обнаруживал, что лежу на чьих-то ногах, а на моей руке, словно на подушке, примостился какой-то ребенок. Но как бы ни было тесно, никто не выказывал ни малейшего раздражения. Ведь скоро нам предстояло важное общее — ночное путешествие к святилищу.
Хотя на гору восходят круглые сутки, лучше всего проснуться в три часа утра — так можно застать рассвет на вершине горы. Горячий чай, легкая закуска от заботливых поварих — спят ли они хоть иногда? Хватаем посохи, заботливо оставленные предшественниками, и при свете фонариков отправляемся в путь. В лицо дышит холодом ветер, на небе переливаются мириады звезд. Крутая тропинка змеится по склону, под ногами предательски прокручиваются мелкие камушки. В вышине, возле самых звезд, сверкают огоньки тех, кто вышел раньше нас.
Позади полтора часа пути. Тропинка по крупным валунам обходит прозрачное озеро Замзам, названное в честь знаменитого колодца в Мекке. Его вода считается целебной, поэтому многие паломники несут с собой огромные связки пустых бутылок, а круглую озерную гальку прячут в карман, словно драгоценные талисманы. Солнце уже осветило скалы. Слышится стук, будто от далекого поезда: где-то прошел камнепад. С высоты хорошо видно, как бредут группы людей — дошкольники и согбенные бабушки, элегантные модницы и бородатые мужики с горящими глазами, босиком шагающие по острым камням и не чувствующие боли…
После озера дорога становится пологой. В небольшом, не более метра высотой, углублении посреди скалы поблескивают камушки. Их закинули сюда сотни паломников, уверенных, что там таится шайтан. А потому, чтобы святой Сулейман выполнил заветные желания, нужно швырнуть в эту нишу камень, да так, чтобы тот непременно остался внутри.
Святилище Эренлар уже совсем рядом. Но паломники не ищут легких путей. Им предстоит последнее испытание: Грехомер — узкая, почти вертикальная трещина высотой метров семь. Говорят, если человек чист душой, то пройдет сквозь нее и очистится от всех грехов, но, если он сделал слишком много зла, скалы сами сожмут его, будь он даже худым как палка. Парень в толстой куртке наполовину высовывается наружу и застревает. Под общий смех ему помогают выбраться.
Но вот и священная поляна — скалистое возвышение, покрытое десятками каменных туров и ленточек. Подобные картины нередко встречаются в Бурятии или Тибете — местах, где живут шаманы и буддистские мистики. Над святилищем сияет в солнечных лучах вершина Шалбуздага — острый опасный гребень, который по силам только альпинистам. Уставшие паломники садятся возле тропы, достают припасы и принимаются обедать, зазывая всех желающих. Впереди — долгая опасная дорога вниз: ведь поскользнуться и упасть на острые камни во время спуска гораздо легче.
И снова лагерь на склоне горы. Первая часть спуска позади. Из трубы огромного самовара валит дым, возле бойни сушатся свежие шкуры, из динамиков звучит голос проповедника.
Лагерь гудит, мелькают самые разные люди. Многих из них привели на гору страшные беды, но все равно они улыбаются друг другу, садятся за общие столы и обмениваются подарками. И пусть насмешники над суевериями качают головой, но это ощущение братства с незнакомыми людьми, ощущение радости, рождающейся из боли, само по себе очень похоже на чудо.
Снизу подходят новые паломники, а мне пора в противоположную сторону. Когда я прохожу мимо пункта сбора садака, мне вручают мешок с печеньем и конфетами — маленький клочок общей радости Шалбуздага. Чтобы далеко внизу мой сегодняшний ужин с друзьями был немного похож на вечер среди паломников на священной горе.