В этом учебном году во владикавказской школе № 27 появился ресурсный класс для детей с аутистическим спектром развития. В школу пошли семь особенных учеников. Все они учатся по системе инклюзивного образования — в обычных классах вместе с другими детьми. А отдельный ресурсный класс — это не место для учебы, это пространство для эмоциональной разгрузки особенных детей. Здесь стоит специальная мебель — у каждого ученика своя, выбранная им самим, парта с его именем и цветом. Дети приходят сюда после уроков или во время — если не выдерживают нагрузки. И в ресурсном, и в обычных классах детей сопровождает тьютор — специально обученный педагог.
Ресурсный класс не появился в 27-й школе с нуля — он «переехал» из школы № 1, когда ее переформатировали под аланскую гимназию. Там он, первый в республике, появился в 2015 году силами специалистов североосетинского Ресурсного центра развития инклюзивного образования, в том числе Марины Зафириду. Марина — первый и пока единственный в республике дипломированный специалист по прикладному поведенческому анализу, на основе которого выстраивается все взаимодействие с особенными детьми. Она вспоминает, как три года назад набирала штат для работы. Понимала: готовых тьюторов она не найдет. Специалистов не хватает по всей стране. Поэтому искала педагогов, готовых учиться и не боящихся работать с детьми с аутизмом.
В числе первых тьюторов была Мадина Джанаева — выпускница Северо-Осетинского педуниверситета с дефектологическим образованием. В этом году она начнет учиться на специалиста по прикладному поведенческому анализу в Московском институте психоанализа — и в Северной Осетии появится второй дипломированный профессионал. В ресурсном классе при 27-й школе Мадина работает тьютором для двух детей — Сергея и Ахиллеса.
«Это Кавказ» попросил Марину и Мадину рассказать, в чем заключается работа тьютора и почему инклюзивное образование — это важно и нужно.
Марина Зафириду: Работа тьютора — это не физическое сопровождение ребенка до столовой, чтобы он нигде не споткнулся и не потерялся, как считают многие. Тьютор — это высококвалифицированный специалист, он обладает многими знаниями и навыками по работе с особенными детьми.
Мадина Джанаева: Многие думают, что тьюторы — вторые мамочки или няни, но это не так. Мы не кормим, не одеваем детей — они все делают сами, а мы просто помогаем им общаться с ровесниками и учителями. Например, ребенок что-то может не услышать на уроке, а я ему повторю или улажу какие-то организационные моменты.
Но самое важное — это учеба. Если Серега, например, отказывается выполнять задание на уроке, мы уходим в ресурсный класс и выполняем его там. Если высказывает полный протест и нежелание что-либо делать, я его оставляю и даю время успокоиться. Как правило, это срабатывает и потом он сам подходит, рассказывает, что случилось.
Наличие ресурсного класса очень важно для особенных детей: здесь они получают эмоциональную разгрузку. Серегу, к примеру, успокаивает вырезание, и на перемене мы приходим сюда, чтобы он сел и повырезал. И затем он уже спокойно идет на следующий урок. Все дети обожают попрыгать или просто поваляться на матах. У каждого свой, индивидуальный уголок. После уроков мы собираем всех наших детей, и они по очереди рассказывают, как прошел день, какие они получили оценки и какие, на их взгляд, заслужили смайлики: желтый смайлик — это отлично, а зеленый и красный — за плохое поведение. Потом еще даем какие-нибудь вкусности — кто что любит.
Марина Зафириду: Работа в ресурсном классе строится на методике прикладного поведенческого анализа. Мы должны научиться понимать, что преследует конкретное поведение ребенка. Например, он избегает выполнять задание, потому что хочет вернуться в ресурсный класс и резать бумажки. Что мы сделаем? Ребенок может вернуться в ресурсный класс, но резать бумажки сможет только после того, как выполнит задание. Понятно, что сначала это вызывает бурный протест, но потихоньку дети привыкают. Двигателем работает только мотивация, ни в коем случае не наказание.
Свои личностные качества тьюторы стараются в работу не впутывать. В проблемной ситуации даже самая мягкая из тьюторов проявит твердость, будет настаивать на своем — без крика, без повышения голоса. Совершенно спокойно очерчиваются границы и условия, которые ребенок волен либо принять, либо нет. Важна последовательность: я не могу себе позволить быть доброй с ребенком сейчас, потому что у меня хорошее настроение, а завтра в той же ситуации — нет. Это худший из всех возможных вариантов. Поэтому каждый тьютор придерживается одинаковых установок, и дети постепенно привыкают и соглашаются с ними, что облегчает жизнь в первую очередь им самим.
У нас есть правило: приставленные к ребенку тьюторы меняются. Наша цель — готовить ребенка к жизни, а в жизни мы не общаемся только с одним человеком, даже если очень его любим. Ребенок учится взаимодействовать с разными людьми, учится гибкости. А если я великолепно общаюсь с одним ребенком, а с другим не могу, значит, я что-то делаю не так.
Мадина Джанаева: Самое важное для тьютора — уметь быть терпеливым. Иначе человек не вынесет эту работу. Конечно, и мое бесконечное терпение заканчивалось, но только в самом начале, и я никогда этого не показывала. А когда приходила домой, была так эмоционально выжата, что падала на кровать с ощущением, будто всю ночь разгружала вагоны. А поддержать морально, кроме Марины и родителей, меня никто не мог, друзья меня не понимают и просто говорят: «А почему ты не поменяешь работу?»
После университета мне не хотелось растерять полученные знания. Поэтому я пришла в Ресурсный центр и сразу согласилась работать. Трудности меня не испугали, потому что на словах сразу и не поймешь, с чем столкнешься на практике.
Первого сентября мы пришли в школу, Марина сказала взять за руку любого ребенка, и я взяла Серегу. Он держал книжку, в которой мама нарисовала ему, что он должен делать в течение дня. Визуальный распорядок дня очень важен для особенного ребенка, он должен понимать, что будет происходить и в какой последовательности, чтобы не чувствовать тревогу и неопределенность. Мы познакомились, пообщались минут тридцать друг с другом — так прошел первый день.
А на второй, когда начался урок, Серега взял колокольчик и никуда идти не захотел. Марина предложила вернуть колокольчик и сказала, что сначала нужно позаниматься, а потом можно будет его взять. Сереге это не понравилось, он упал, и у него началась истерика. Если честно, то я стояла в ступоре и не знала, что делать, потому что испугалась. Этот испуг не проходил еще несколько месяцев, и был даже момент, когда я хотела уйти с работы. Но я взяла себя в руки и решила, что смогу преодолеть все трудности. А та история с колокольчиком закончилась тем, что Марина убрала из поля видимости Сережи колокольчик, поговорила с ним, успокоила, он встал и пошел на урок.
Марина Зафириду: Вначале было страшно, многое приходилось делать буквально «на пальцах»: не было опыта, но было большое желание претворять полученные знания в жизнь, и я благодарна девочкам-тьюторам, что они не испугались, не сломались и не разбежались, потому что материально заинтересовывать их было особо нечем, но они увидели в этой работе что-то такое, что задержало их здесь, раз они уже три года с нашими детками.
Мадина Джанаева: Сложно было только вначале: Серега не хотел заниматься, мог сползти на пол на уроке или что-нибудь швырнуть, но постепенно все стало налаживаться. Первое время дети в 1-й школе настороженно относились к особенным одноклассникам. Чтобы объяснить им, почему они иногда ведут себя странно, проводили уроки толерантности. Детям рассказывали, что такое аутизм и как общаться с детьми с аутизмом. Объясняли, что, например, Ахиллес никогда не подойдет и не заговорит первым и, чтобы наладить с ним контакт, надо проявить инициативу. А у Сережи своя особенность: он любит долго разговаривать на свои любимые темы, и нужно быть терпеливым и стараться до конца его выслушать. Он, допустим, очень долго может рассказывать, какие цвета нужно смешивать, чтобы получить третий цвет, или про фотоны и ядра.
Серега — очень способный мальчик: в математике идет наравне с другими, быстро решает все уравнения и примеры, а вот русский язык не любит. Ахиллес, наоборот, не любит решать задачи, зато делает большие успехи в английском языке: учитель в восторге от его произношения и каждый день ставит ему пятерки. У Ахиллеса всегда одинаково хорошее настроение. А Серегино настроение легко узнать: если утром он садится и опускает голову, значит, что-то не так. И тут поможет разговор. Я начинаю спрашивать, почему он грустит, чего бы ему хотелось, и мы договариваемся, что, когда выполним задание учителя, он сможет сделать то, что хочет. А бывает так, что на уроке Серега начинает очень сильно и очень громко смеяться. Это значит, что ему хорошо, он чувствует себя счастливым.
Марина Зафириду: Самым большим страхом перед началом учебного года в 27-й школе было ожидание того, как нас примут. Мы начинали в школе № 1 с двух детей в первом классе и росли и учились вместе со всеми остальными, а здесь дети сразу пошли кто в четвертый класс, кто в третий. Там учатся уже достаточно взрослые дети, со сформировавшимися ценностями и понятиями. Но все сложилось очень хорошо: на уроках толерантности будущие одноклассники наших детей настолько зрело отнеслись к беседе, задавали такие осмысленные вопросы, что я поняла — нас приняли.
Мадина Джанаева: Я вижу просто колоссальный прогресс. Я видела, какие дети были вначале и какие — сейчас. Серега стал более спокойным, высиживает все уроки и редко получает зеленый смайлик, в нем появляется все больше самостоятельности. Еще совсем недавно он не мог подойти к детям и завести разговор, а сейчас на уроке я могу отвлечься на Ахиллеса, потом поворачиваюсь, а Серега уже говорит с одноклассниками. И в «догонялки» уже сам просит играть, скоро я ему буду не нужна.
Очень многие люди не понимают нашу работу и говорят, что все это не нужно и таких детей надо отдавать в коррекционные школы. Но это неправильно. Когда дети с расстройством аутистического спектра учатся вместе с другими детьми, они начинают общаться с людьми, перестают стесняться. Я за то, чтобы ресурсные классы открыли в каждой школе, потому что особенных детей очень много, а мест в общеобразовательных школах для них очень мало. У нас в Осетии все это только зарождается.
Марина Зафириду: Мы по-прежнему ощущаем острую нехватку специалистов. Ресурсный центр появился в 2013 году. В республике были специалисты, у них не было опыта работы с особенными детьми, однако был интерес и желание развиваться. В результате получилась команда, но и она не покрывает всего количества детей, которые нуждаются в помощи.
Каков алгоритм попадания особенных детей в школу? Медико-психолого-педагогическая комиссия осматривает ребенка и дает рекомендации школе, где должен быть свой психолог, дефектолог, логопед и тьюторская поддержка. Но школа редко бывает готова выполнить все эти рекомендации. Нет кадров. Тьюторов нет всегда, дефектологов — почти всегда, логопед и психолог обычно есть, но и их не хватает. А чтобы они появились, нужна комплексная государственная поддержка на всех уровнях, чтобы специалисты могли пройти обучение в Москве, и тогда создание ресурсных классов станет возможным не в одной школе и не в двух, а хотя бы в каждом районе. А пока максимальное количество детей, которых мы можем принимать в нашей школе, — это два ребенка в год. Столько же готова принимать школа № 26, где усилиями родителей в этом году открылся ресурсный класс.
И важно сказать, что ресурсный класс, он универсальный. В нем могут учиться дети не только с расстройством аутистического спектра, но и с синдром Дауна, с множественными нарушениями развития — специалисты могут работать с любым ребенком.