Имя этого выдающегося танцора знают миллионы людей на всей планете. В Индии его боготворили за «Золотого Бога», в Мексике приходили в восторг от «Хорабио тапатио» и в благодарность танцору пели «Подмосковные вечера», колумбийцы помогали ему разучить «Бамбуко», бразильцы — освоить «Макумбу». Его понимали в каждой стране: он так виртуозно исполнял национальные танцы народов мира, будто говорил с каждым на его родном языке.
Его искрометные, непревзойденные хореографические новеллы завораживали зрителей на сценических площадках всего мира. О Махмуде Эсамбаеве сложены легенды, написаны книги.
Его имя и папаха, которую он не снимал даже перед королями, но снимал перед ветеранами Великой Отечественной войны и друзьями, вызывали уважение и восхищение.
С его именем связаны щедрые эпитеты, присвоенные ему восторженной публикой, искусствоведами, близкими и друзьями — «Паганини танца», «Чародей танца», «Бог танца», «Маршал танца», «Мыслитель в танце», «Шаляпин в танце», «Легенда ХХ века», «Звезда мировой величины».
Он был не только выдающимся и талантливым танцором. Дочь Стелла называла его выдающимся и талантливым отцом, друзья считали его самым верным и преданным другом.
15 июля исполнилось 95 лет со дня рождения уникального танцора и человека Махмуда Эсамбаева. Своими воспоминаниями о нем делится с «Это Кавказ» его племянник Саид-Абдул Эсамбаев — Президент Всемирного благотворительного фонда Махмуда Эсамбаева.
— Последние годы жизни дяди я был рядом с ним. Меня отец поэтому и отправил в Москву. Когда у дяди случился инсульт, он не мог ни разговаривать, ни ходить. Но он не сдавался. Проявлял неистовое желание восстановить свои силы. При этом воли и силы духа ему было не занимать. Делал все упражнения, выполнял все процедуры. После этого мы с ним обязательно выходили на прогулку и совершали по три круга вокруг парка. Я говорил: «Когда ходишь, старайся вытягивать носок». На что он с горечью усмехался: даже просто нормально идти ему было трудно, особенно на третьем круге. Обычно же он порхал по земле, а плестись, еле передвигая ноги, было не в его стиле. И как-то он сказал: «Знаешь, чем так ходить, чем жить, ползая по земле, лучше умереть».
Я ответил, что это успеется, и посоветовал: «Лучше вспомни свою прежнюю волю, какую ты проявлял, когда стремился быть танцором. Никто ведь не ожидал, что ты будешь таким великим. Включи свою память, вспомни, как ты стремился, как добивался». И в течение недели такая динамика у него появилась. Волевым был человеком, сильный духом. Поэтому мог преодолевать себя и обстоятельства и добиваться того, чего хотел.
— Я-то не помню, но по рассказам старших родственников, отец дяди был недоволен его увлечением танцами. А он ребенком еще в Старых Атагах танцевал каждую минуту. Импровизировал. Какие-то халаты на себя накидывал, ритмично двигался. За своей тенью следил — движения корректировал. За это ему попадало. Отец хотел более мужскую профессию для него. Видел его прокурором, судьей или врачом.
У чеченцев это совсем не просто — пойти наперекор отцу и поступить в хореографическое училище. В 1939 году дядя так и сделал. И только через много лет, когда к нему пришло мировое признание, отцу пришлось смириться и простить.
На пути к славе были Чечено-Ингушский государственный ансамбль песни и танца, выступление в составе фронтовой концертной бригады на фронтах Великой Отечественной войны, Пятигорский театр музыкальной комедии, Киргизский театр оперы и балета.
О выступлениях дяди на фронтах мне рассказывал Герой Советского Союза, бывший губернатор Московской области Борис Громов, у которого я два года проработал советником. Борис Всеволодович очень уважал и любил дядю, знал исторические факты о нем и рассказывал мне, что дядя дал на передовой более 400 концертов. Был ранен осколком в ногу. Ее должны были ампутировать. Но он не согласился и со словами «Я больше ничего не умею делать, кроме как танцевать» написал расписку-отказ.
Бабушка наша исцелила его народными средствами. За месяц дядя восстановился и снова начал танцевать. Он нам рассказывал, что, увидев его на обеих ногах, да еще и танцующим, начальник госпиталя сказал: «Я теперь уверовал в то, что Бог есть на свете».
— Как и весь народ, он был репрессирован и поэтому оказался в Киргизии, где был артистом Киргизского театра, но выступал там не как чеченец, а как представитель киргизского народа.
Его рывком к вершине стал Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проходил в Москве в 1957 году, куда дядю пригласили участником. Чтобы поехать в столицу, даже надеть-то особо нечего было. Пишут, что жена дяди продала ковер и швейную машинку. Но еще и бабушка наша продала корову и материалы из заветного сундука. Так и справили ему костюм.
Дядя рассказывал, что якобы на этом конкурсе должен был выиграть англичанин и что перед выступлением дяди на сцену бросили битое стекло. И он танцевал на нем. Когда танец закончился, вся сцена была в крови, потому что ноги у него были порезаны осколками. За кулисами ему стало плохо. «Но мне всегда помогала вера во Всевышнего и жажда показать миру, кто такие чеченцы и в каком формате их можно рассматривать».
В итоге дяде присудили одну золотую и две серебряные медали, а англичанин пожал ему руку и признал лучшим.
Гораздо позже, чтобы соответствовать сценическим образам, рассказывал дядя, он сам себе делал костюм, своей фантазией. Так, для всемирно известного индийского танца «Золотой Бог» он изначально сделал костюм из консервных банок.
— А вообще, дядя всегда со всеми находил общий язык. Хоть маленького ребенка к нему подведи, хоть старика — со всеми мог поговорить.
Ему было без разницы, какой человек перед ним — черный, белый, желтый, высокий, толстый, худой. Он всегда говорил: «Главное — будьте людьми, несите в себе добро, а в темноте мы все одинаковые».
Наставления он давал очень хорошие. Мудрость его не имела предела.
Он очень не любил, просто терпеть не мог сплетни, грязь. Не любил, когда люди ссорятся из-за каких-то бытовых моментов и выносят это на всеобщее обозрение. Его печалила неприязнь людей друг к другу, особенно когда люди сами создавали ее между собой. Он говорил: «Жизнь такая короткая, лучше посмотрите друг другу в глаза, простите искренне друг друга, обнимитесь и идите в мир с доброй душой и хорошими намерениями».
Больше всего он ценил внимание людей друг к другу, понимание. Всегда говорил: «Оставляйте после себя только хорошее. Когда уходите, чтобы люди не говорили вам вслед: „Дай Бог, чтобы его больше здесь не было“. Наоборот, чтобы говорили: „Еще бы раз увидеть этого человека, посидеть бы с ним рядом“».
— В дяде всегда преобладали человеческие качества. Простым, чистой души человеком был, исключительно хорошим. Он ничего не наигрывал, как есть, так и преподносил. Несмотря на нехватку времени, всегда пытался успевать везде. Когда были нелегкие времена, где бы и сколько бы ни встречал своих земляков, всех поддерживал. Искренне за всех переживал.
Относились ли и к нему так же? Человеческий фактор всегда и во всем присутствует, конечно, но в основном я не видел таких, которые дядю не любили. Были люди, которые за спиной что-то говорили. Я спрашивал его: «Тебя это не задевает?» Он с такой веселой лукавинкой отвечал: «А пусть придут и в глаза мне скажут». Но такие люди появлялись перед ним со словами «О, Махмуд!» и начинали трепетать. И он говорил мне: «Видишь, Абдулла, во что превращаются те, кто плохое желает. Что я их, пугал, бил? Нет, они меня увидели — и все».
Ему любили вопросы задавать, он почти всегда с юмором отвечал. Например, однажды спросили: «Махмуд Алисултанович, вы такой великий человек. Почему у вас нет телохранителей?»
Он взглядом всех окинул и в ответ спросил: «А где вы видите тело?»
Или:
— Самая ваша заветная мечта?
— Хоть один раз в жизни досыта наесться. Чтобы понять мое желание, попробуйте поститься изо дня в день, постоянно.
Он именно так жил. Был строгим по отношению к себе, ограничивал себя во всем — в еде, во сне, в отдыхе. Мог лечь спать в половине пятого утра, а в половине седьмого уже встать. Приучил себя высыпаться за два-три часа.
Я не видел ни одного другого человека, который бы постоянно с таким усердием над собой работал. Если рассказать о некоторых вещах, никто не поверит. Но пусть попробуют так жить и так порхать, как он порхал, и делать то, что он делал. Пока никто не повторил. А он старался быть лучшим во всем, считал, что это необходимо, так как он представлял свой народ, который очень любил. Всегда называл его многострадальным. После концерта всегда говорил: «Еще лет двадцать буду танцевать, Дала мукълахь» (с чеченского — Бог даст, — Ред.). Еще в советское время говорил эту фразу по-чеченски даже на Кремлевской сцене. У нас есть эти записи.
Есть запись и его разговора с Джохаром Дудаевым, когда тот сказал дяде: «Дай, я обниму твое львиное тело». В ответ прозвучало: «Ты мое тело так не называй, я не кошка. Ты лучше мой народ оставь в покое и вернись туда, откуда пришел». Если кто этому не верит, могу показать запись этого момента.
Некоторые думают: «О, Махмуд Эсамбаев ходил, парил, двери все открывал». Но он прожил нелегкую жизнь.
Не мог без слез говорить о депортации, о том, что не видел, как умерла мама, что не смог ее похоронить, о последних военных кампаниях в Чечне.
Очень переживал, когда видел по телевидению последствия войны, теракты, слышал, что происходит на родине. Недоумевал. Говорил, что в самые трудные времена чеченцы всегда держались друг за друга. «Если бы не это, нас бы как народа не стало. Мы своим уважением, пониманием и любовью друг к другу сохранили наш народ. А сейчас что происходит, я не пойму».
После его комментария по поводу теракта в Буденновске ему приписали фразу: «Мне стыдно, что я чеченец». Ее выдернули из контекста. Я был рядом и слышал весь разговор. Он говорил, что, будучи настоящими чеченцами, люди на такие поступки не идут. «А люди, которые называют себя чеченцами, не будучи чеченцами, всегда нас подводили, и если эти подонки, которые пошли с оружием на женщин и детей, называют себя чеченцами, тогда, конечно, стыдно быть таким чеченцем. Но мой народ не такой. Поэтому я всегда был, остаюсь и всегда буду с ним» — это его слова. Из-за всех последних трагедий на чеченской земле дядя получил инсульт — и глубокие переживания за судьбу народа, за безопасность близких, за вопиющую несправедливость унесли его жизнь.
На малой родине Махмуда Эсамбаева всемерно чтят память знаменитого земляка. В Грозном его имя носит центральный пешеходный бульвар, где на стене одного из зданий находится монументальный 3D-портрет танцора. Чеченскому государственному детскому ансамблю песни и танца «Даймохк» присвоено имя Махмуда Эсамбаева. У здания Республиканского центра культуры и искусств в 2008 году ему открыт памятник. Ежегодно лучшие танцоры мира собираются в Грозном на Международный фестиваль-конкурс сольного танца имени Махмуда Эсамбаева.
В Шатойском районе есть Эсамбаевский родник — так его называют в народе, потому что Махмуд Эсамбаев любил здесь останавливаться и пить из него воду.
В последние годы жизни Махмуд Эсамбаев любил отдыхать в пансионате «Лесной городок» — в деревне Осоргино Одинцовского района Московской области. В его честь названа одна из улиц, а рядом с пансионатом установлен оригинальный памятный комплекс — вокруг бронзовой фигуры танцора, которая парит на пьедестале в центре, расположены восемь рельефов живописных образов-героев, созданных Махмудом Эсамбаевым в танцах. Тут и бог Шива, и благородный горец, и русский рубаха-парень, и бесстрашный тореадор…
А где-то высоко над нами летает астероид № 4195, названный Esambaev.