Первый бизнес в жизни Заиры Джаватхановой случился в 11 лет. В 33 она — директор по развитию тендерной компании Paru Group, основательница производства косметики Javatti, руководитель школы бизнеса и бизнес-сообщества EMBA и эксперт по системному развитию бизнеса.
— Отец всегда развивал в нас предпринимательскую жилку. Говорил: «Неизвестно, за каких козлов вы выйдете замуж. Вы всегда должны уметь себя обеспечивать». Нас было четыре сестры, брата не было, поддержать некому будет — так он думал.
Когда мне было 11 лет, а сестре — 15, за хорошую учебу отец выделил нам средства на первый бизнес-проект. Он дал понять, что это деньги для того, чтобы сделать из них еще.
Было лето, и первое, что пришло в голову, было продавать мороженое. Хватило на б/у холодильник и первую партию. Мы продержались целое лето. Так мы почувствовали вкус денег и поняли, что можно зарабатывать самим. Это было приятно. Неприятно было, что одноклассники видели, что я торгую мороженым, и начали обзывать меня торгашкой. Седьмой класс, подростковый возраст… Было стыдно.
А на следующее лето мы начали продавать еще и арбузы — помогали родителям. Тогда такой практики — чтобы дети торговали — не было, а арбузы вообще продавали только приезжие азербайджанцы. Одноклассники добавили еще один ярлык — «арбузница». Я росла с горячим желанием: «Я им всем докажу, я им всем покажу, стану самой-самой, тогда посмотрим».
Поддерживали меня только книги. Я комплексовала и много думала, какая я несчастная. Другие дети после лета рассказывали, кто где был: на море, в лагере, у бабушки. А я все лето работала как проклятая. Мы мечтали, что на заработанное купим какую-то игрушку, но в итоге покупали только нужное, потому что родителям тогда уже было тяжело нас содержать.
На третий год в начале лета как-то вышло, что наш холодильник на ночь оказался выключенным. Пришли мы, а в нем все наше мороженое растаявшее плавает. Сколько мы рыдали над ним! И чтобы не пропало, мы сами его начали есть. Раньше было жалко — можно ведь продать. И мы объелись этим мороженым, соленым от наших слез. С тех пор не люблю я мороженое.
Так закончился наш бизнес. На следующий год пришло время поступать.
— Выбирать пришлось только из того, что было в нашем городе Буйнакске. Я мечтала стать модельером-дизайнером, но вмешался папа: «В Дагестане никогда не будет дизайнеров. Всю жизнь будешь горбатиться за швейной машинкой и зарабатывать копейки». Я подала документы в педагогический колледж.
И внезапно в списках прошедших себя не обнаружила, хотя училась хорошо. Зато увидела фамилии одноклассников, которые учились на натянутые тройки. Тогда все решалось через карман директора. Пришла домой, рассказала папе и говорю: «Хочу пойти и разобраться, увидеть свою работу и понять, почему не прошла». Папа согласился пойти со мной, но он стоял в сторонке, молчком.
В кабинете работы разложены, завуч, другие учителя проверяют оставшиеся. Я со слезами: «Дайте мне мою работу». А директор мне: «Девочка, ты кто вообще такая? Вон пошла отсюда». Меня как кипятком облили. Тут папа вышел на первый план и говорит: «Это мой ребенок, и она правильно говорит». Тогда все они увидели, что я не одна пришла мелкая и вся в соплях. Директор находит мою работу, на какую-то малюсенькую ошибочку показывает и как начнет орать: «Вот видишь, что ты наделала?» Весь такой страшный, красный стал, нависает надо мной. Мы стояли на своем, и в итоге он начал: «Это, мол, чья-то ошибка, тебе даю шанс, следующий экзамен по русскому языку, если сдашь его, то считай, что поступила, но я уверен, что ты не справишься».
Я поступила. И первого сентября, счастливая, на линейке стою, улыбаюсь, смотрю на него и думаю: «Я тебе еще покажу». Четыре года в этом колледже я чувствовала предвзятое отношение ко мне. Но окончила на красный диплом. На вручении директор назвал мою фамилию с большим нежеланием. А я была счастлива и думала: «Ну ничего, я еще в этот колледж вернусь и займу твое место!» И я бы смогла, но не хочу делать шаг назад.
— Еще во время практики поняла, что школа — не мое. Я хочу быть сильной женщиной, с жестким стержнем. И я пошла работать в воинскую часть.
Папа постоянно говорил, что надо быть сильной. А я была болезненным ребенком и чувствовала себя слабой. Мама, пережив смерть двух детей, дрожала над нами и постоянно по врачам таскала. Тогда всяких тренингов не было, но папа меня ставил перед зеркалом и говорил: «Скажи: „Я — самая сильная, я — самая здоровая“».
Моей слабости способствовала огромная психологическая травма. 4 сентября 1999 года в Буйнакске на наших глазах взорвали соседний дом, он был полностью разрушен (грузовик ГАЗ-53 был взорван рядом с пятиэтажным домом № 3 на улице Леваневского, где жили семьи военнослужащих 136-й мотострелковой бригады Минобороны России. Погибли 64 человека, из них 23 — дети, 146 человек получили ранения. — Ред.). Рядом с ним была наша школа, в ней выбило двери, окна, разнесло мебель. 64 человека погибло: мои друзья, одноклассники, учителя. Я видела все эти завалы, где людей находили по частям. На следующее лето папа и придумал наш первый бизнес, наверное, хотел вытащить из удрученного состояния.
Я ушла в себя, погибли мои друзья, моя подруга, ровесница, тоже Заира. Я не могла заснуть ночью без сильных снотворных. Мне казалось, что сегодня взорвут нас. Террористов, которые прятались в лесу, бомбили из Буйнакска. Прям над нами пролетало это все — было и видно, и слышно ужасные взрывы. Казалось, что сейчас снаряд залетит в наш дом. И я плотнее закутывалась в одеяло, чтобы, если нас взорвут, мне не оторвало руки и ноги.
Меня возили к разным бабкам снимать страх, читать молитву. Они говорили: «У этой девочки такой сильный страх, что его ничего не снимет». И я росла с этим знанием: мне ничего не поможет.
Я жутко боялась оружия и войны. И пошла работать в армию! «Я теперь сама военная, смогу себя защитить». Этого-то мне и хотелось: быть очень сильной.
— У всех был шок от моего выбора: скромная девочка, субтильная училка по литературе. И вдруг воинская часть.
Эта работа очень закалила мой характер. Девушке в этой среде он крайне необходим. Так что из нежного создания пришлось перевоплотиться в строгую военнослужащую. Я проработала почти четыре года, все время пытаясь перейти на более высокую должность. Но поняла, что в такой структуре женщина никуда не поднимется, если нет отца, мужа или любовника в офицерах, генералах, полковниках.
Женщину там в принципе не воспринимают как самостоятельную и значимую единицу. Когда я пыталась проявить себя, что-то поменять, попадало мне очень жестко. Мужчины-офицеры орали на меня толпой диким криком. В армии инициатива наказуема, а уж женская… И я поняла: чтобы достигать высоких целей, надо менять сферу.
Заочно поступила в университет на социальный факультет. Говорила, что уезжаю в Махачкалу на сессию, а на самом деле искала работу, где нужна инициатива и возможен рост.
— И вот в двадцать два года я ехала на собеседование в тендерную компанию и гуглила, что такое тендер. Первое, что спросила у них: «Смогу ли я на этой должности развиваться?» «Конечно, ваша зарплата будет зависеть от того, сколько вы работаете». Ого! В воинской части я допоздна работала, и это никак не отражалось на моей зарплате. Моя сестра тоже работала в части и осталась там из-за «морковки» под названием «через 15 лет получишь квартиру». Сейчас она ее получает, но я за это время заработала на три.
Да, женщине трудно расти везде, кроме кухни. Бывало, на переговорах я слышала: «А есть ли человек, с которым я могу поговорить?» Подразумевалось — мужчина. Впервые столкнулась с этим в Чечне, но в целом так везде в мире большого бизнеса и денег.
Я и сейчас каждый день с этим сталкиваюсь, особенно в тендерном сопровождении. У нас менеджеры по продажам — девушки. И когда они звонят в другие российские компании, воспринимается это как «что ты, девчонка, знаешь, что ты мне рассказываешь». Есть стереотип, что девушка, особенно кавказская, глупее и слабее мужчины. Нужно больше усилий, чтобы доказать, что ты профессионал.
Не только на Кавказе женщину воспринимают в духе «да какой ты предприниматель» - во всей России. Вот, например, меня недавно позвали спикером на мероприятие. Изначально там выступали только мужчины, но один гость заболел, и пришлось позвать девушку. Реакция тех, кто там сидел: «Что за леди, чему она может научить нас, мужчин?» Ну, а потом было неприкрытое удивление, мол, надо же, девушка, а неплохо так качает про бизнес.
— С мужем я познакомилась, когда искала возможность повысить свою квалификацию и пошла на курсы, он там преподавал. Я уже была руководителем отдела. Со временем пришлось уйти из компании: мой жених был из конкурирующей фирмы, и я потеряла доверие руководства. Он тоже ушел — и мы решили создать собственную компанию.
Моя мама никогда не работала и нас учила: «Будьте женственными цветочками». Самая домашняя версия жены, она воспитывала нас: «Девочка должна готовить, сидеть дома, растить детей. Какая работа?» А папа хотел, чтобы мы сами могли за себя постоять.
Было нелегко, потому что мама говорила одно, папа — другое. Когда я вышла замуж, во мне боролись эти два начала. Я думала, что все домашние задачи — моя ноша, и я должна ее нести сама, как мама. Занятость домашними задачами сильно раздражала меня, мешала расти. Я была вынуждена делать то, что никак не влияло на бизнес-процессы и мой рост, и это сжигало меня. Убирать, готовить, стирать — делегировать это было для меня табу. Я бы не смогла признаться маме в таком. Я тащила все на себе, пока не заболела, просто сломалась.
Теперь у нас две няни и помощница по хозяйству. Это было очень трудным решением. И это позволило мне набрать бешенный темп развития.
— От отца мне тоже достались установки. В раннем детстве мы знали другую, очень богатую жизнь: папа был удачливым добытчиком. А потом потерял все. Поэтому даже когда я вышла замуж, он говорил: «Чем 1000 рублей, которые дал тебе муж, лучше 100 рублей, которые ты заработала сама». Я так и живу.
У него был только один бизнес и были партнеры. И однажды его друг забрал все деньги и оборудование и пропал. Папа так и не оправился. Прошло 25 лет, а у него в паспорте до сих пор фотография этого человека.
Эта ситуация повлияла и на меня. Партнерство? Нет. Только один бизнес, «все яйца в одну корзину»? Нет. акции, ценные бумаги… У папы до сих пор есть вексели, на которые когда-то можно было купить три трехкомнатные квартиры в центре Москвы.
Мужу в бизнесе я доверяю. Мы ведь и семью вместе строим. Вначале нам было очень интересно — и днем и ночью вместе: общие планы, цели, командировки. Но верно говорят, что совместная работа отношениям вредит. Через год я стала понимать, что в одной лодке сидеть нельзя, потому что тендер — это такая ниша, где, как говорится, один месяц на тележке, два месяца пешком. А мне нужна была стабильность. Так я стала развиваться в других направлениях. Работала телеведущей, менеджером по продажам в журнале, где за полгода стала коммерческим директором и главным редактором. Когда забеременела, работала до девятого месяца, а потом дома помогала мужу с документацией. Одной рукой прикладывала к груди ребенка, другой — печатала спецификацию.
Осознанно через полгода после родов я решились и на второго ребенка: хотела «отстреляться», поставить детей на ноги и вновь полноценно выйти на работу.
— Когда второму ребенку был год, мы решили переехать в Москву. Думали, что там больше перспектив для работы. Приехали, пытались построить тендерный бизнес, но так и не нашли хороших специалистов. А мы-то думали: в Дагестане нет хороших работников. В Махачкале оказалось проще: все дешевле, а работать с клиентами по всей стране можно и отсюда. А еще мы просто не в состоянии вытерпеть эту суровую московскую зиму. В Махачкале мы открыли школу по обучению персонала и стали делать себе сотрудников нужного уровня сами. Выпускаем больше тысячи студентов в год.
Я же продолжала искать другие способы заработка. Решила, что пришло время создать свой бренд одежды и, наконец, обучилась на дизайнера. Все уже было на мази, я выпускала свою коллекцию, и тут муж внезапно решил вновь попробовать взять Москву: выиграл тендер на две высотки, давай, говорит, откроем там строительную компанию? Мне пришлось закрыть все свое производство. А в столице его наладить не удалось. Это был трудный период для нашего брака и самый тяжелый в моей жизни. Были конфликты. Я часто предъявляла мужу, хотя сейчас думаю, не надо было: ради твоего бизнеса я закрыла свой. Я опять начала работать с мужем в тендерном сопровождении. И сильно ушла в маркетинг и продажи — и с тех пор продолжаю эту деятельность.
А в Москве у нас опять не задалось. Мы вернулись вторично. И все свои основные деньги мы заработали, работая из Махачкалы.
— Теперь я открыла еще и свой бренд косметики. Нужно подстраховаться: иметь бизнес, который никак не зависит от моего личного бренда. В тендере и школе бизнеса основные клиенты приходят, желая получить услугу от Джаватхановых. Но такой бизнес есть, пока есть ты. Для будущего моих детей нужен проект, который будет передаваться из поколения в поколение.
Для меня дети — это сила. Потому что это мотивация. Я не хочу, чтобы трое моих детей оказались в ситуации, в какой оказалась я, когда у родителей было все — и вдруг ничего нет. И арбузы продавать… не хотела бы, чтобы они таким занимались.
Возвращаясь к гендерной теме, мне кажется, женщины более трудолюбивые. Более упорные. Женщин миллионеров и миллиардеров становится все больше, несмотря на то что женщины в бизнес пришли позже. Почему? Потому что даже когда не хочется ради себя — сделаешь ради детей.