Кавказская Маха

Говорят, царица Клеопатра была не слишком хороша собой. Жирная шея, короткие ноги, нос крючком — вряд ли ей светила победа на конкурсе красоты. И тем не менее по ней сходили с ума величайшие полководцы Рима. Казалось бы, при чем тут Махачкала? Да простят меня ее обитатели, но чем-то она Клеопатру напоминает.

Сложена непропорционально — ее планировка привела бы в восторг авангардных художников, норовящих изобразить на портрете ухо там, где должен быть нос. Здесь особняки, кричащие во всю кирпичную глотку о богатстве местных чиновников, соседствуют с нелегальными, держащимися на паре свай балконами размером с квартиру. Здесь плакатов с цитатами из вождей больше, чем в советской Москве, а перейти улицу опасней, чем пересечь горный каньон.

Однако приезжий, которому доведется пожить здесь неделю-другую, не устоит перед ее чарами. Первый шок быстро пройдет, и, если его к тому времени не собьет один из безумных местных водителей, а хинкалы и возлияния с городской интеллигенцией не доведут до цирроза, гость обязательно захочет сюда вернуться, ибо по обаянию и жизненной силе кавказская Маха вполне способна конкурировать с легендарной царицей Египта.

Сегодня Махачкала выглядит невиданным сочетанием несочетаемого. В ней уживаются дамы в хиджабах и барышни в мини-юбках, веселые пивнушки и кофейные автоматы с надписью «В месяц Рамадан до 19:00 аппарат напитки не выдает и деньги не возвращает». Пятничная молитва в Джума-мечети приводит в движение нескончаемые людские потоки и вызывает огромные пробки, и в то же время город выглядит заповедником, в котором чудом сохранились советские интеллигенты образца восьмидесятых, с кухонными прокуренными разговорами о смысле жизни, бабах и Хайдеггере.

Противоречивость характеров, подчас дикая, иногда пошлая, навязчивая или смешная, но всегда брызжущая жизненными силами, и составляет секрет привлекательности странного города, не похожего ни на один другой город в мире. Не всякому он понравится, а кого-то способен даже напугать, но забыть Махачкалу и махачкалинцев невозможно.

Рестораны и кафешки: пафосные, домашние, хипстерские

Много лет назад известный журнал опубликовал подборку того, что есть в Европе и чего никогда не будет в Москве. Среди прочего там упоминались кафе у дома, в которых все друг друга знают, а веселые повара, целым семейством трудящиеся на кухне, запросто отпускают еду под обещание занести деньги завтра. Для Махачкалы недостижимая московская мечта — обыденная реальность. Здесь полно маленьких и непрезентабельных с виду кафешек, созданных бывшими жителями разных аулов для своих соседей, тоже перебравшихся в столицу республики. Балхарец обедает у балхарцев, согратлинец — у согратлинцев, и оба они не стесняются приводить в полутемный прокуренный зал даже самых избалованных гостей: ведь еда, сделанная своими для своих, обычно очень хороша.

— Секретов в нашей кухне нет, главное — делать с душой! — хором утверждают поварихи таких заведений.

И в этом нет ничего удивительного. Души у местных женщин широкие, а вот на одну повариху с дипломом приходится батальон переучившихся бухгалтеров — именно эту профессию дагестанки осваивают по принципу «чтобы было». Впрочем, готовить девочки учатся сызмальства, а потому хинкал и чуду у них получаются отменно. Они не боятся пускать в дело крапиву и дикий лук халияр, а когда видишь на раскаленной сковороде чудесное превращение тонкого гунибского беркала (разновидность чуду) сперва в пышущий жаром шар, а затем — обратно в пирог, улыбчивая стряпуха и вовсе кажется колдуньей. И пускай молодежь предпочитает родным чуду заморскую пиццу, а вместо дымящейся баранины все чаще заказывает модные суши, пугающие дедов почище шайтана. Есть еще в Дагестане вечные ценности, а потому вот уже десятки лет формула ресторанного успеха остается неизменной: водка, лезгинка и шашлыки.

Разрушить заветную триаду пытались многие. До 2013 года в Махачкале работала сеть салафитских кафе «Азбар», перед бородатыми и безусыми работниками которой о водке с лезгинкой и заикаться было неловко. Одновременно ресторатор Хизри Исмаилов решил приучать обеспеченных махачкалинцев к хорошему вину и пиву, без танцулек и неизбежных кабинок с занавесками, куда так любят прятаться дагестанцы в любом ресторане. Так появились элитные «Пиросмани» и «Паб 512». Сейчас в Махачкале каждый может найти себе заведение по нраву — будь то сеть кофеен «З&М», хипстерское кафе-библиотека «Фетучини», королева шашлыков на заказ «Орота» или многочисленные семейные чудушные. Куда же без них.

Клубы и закрытые вечеринки

Со времен первого клуба «Ливерпуль» - его открыл в начале нулевых битломан Георгий Гарунов — Махачкала породила бесчисленное множество подобных заведений. При всей разнородности, у них есть одно общее свойство — все они работают только для своих. Случайного человека либо не пустят на порог, либо он сам быстро поймет, что ему там не место. Денежный вопрос волнует владельцев во вторую очередь. Главное — это общество, причем далеко не всегда изысканное. Однажды владельцы глубоко убыточного клуба наняли кризис-менеджера. За пару месяцев тот сделал заведение прибыльным, вернул долги и… был с треском уволен. В чистом и аккуратном клубе, лишенном даже намека на прежнее раздолбайство, хозяевам стало неудобно напиваться и устраивать кутежи, а это для них было куда важнее бизнеса.

Пока любители буйного веселья проматывают легкие деньги в клубах с ценниками за разбитую мебель и выстрелы в потолок, интеллектуальная элита веселится по-своему. В подвальном кафе под многоэтажным зданием одного из государственных комитетов блондинка на высоких каблуках поет хиты тридцатилетней давности, под которые лихо отплясывают заслуженные учителя, редакторы крупных журналов и высокопоставленные чиновники. Неподалеку мрачная дверь без вывески распахивается в алый зал джазового клуба. Здесь звучат саксофон и рояль, а за столиком потягивает коньяк Шабан Абдуллаев — лучший джазовый барабанщик республики. Следы бурной жизни на его лице столь выразительны, что Шабан отлично бы смотрелся в нынешнем составе «Роллинг Стоунс» рядом с самим Миком Джаггером.

— Тут собираются советские люди, любившие музыку несоветского формата, — сипит он прокуренным голосом. — В этом кафе каждый знает, кто такие Джимми Хендрикс, Джон Леннон, Майлз Дэвис и Джон Колтрейн. Здесь личные моменты блестят вместе единым аккордом. И каждый вечер — новым! Приходя сюда, ты не увидишь посторонних. Они не поймут, о чем мы говорим, и вскоре найдут другую дорогу.

Молодежь тем временем собирается в городских антикафе «Место» и «Friendzone». На местное ток-шоу «Джурабки», названное в честь дагестанских вязаных носочков, по воскресеньям приходит самая разношерстная компания — от школьников до известных адвокатов и министров, и вместе пьют чай борцы и неформалы, зарождаются музыкальные группы и образуются семьи. Пускай антикафешки балансируют на грани окупаемости и пуфики на ток-шоу зачастую остаются пустыми, хозяева берегут свои детища и не спешат менять их на более прибыльный бизнес.

В Махачкале настолько большое и пестрое философское общество, что ему тесно в рамках отдельных зданий и запланированных встреч. Жаркие дискуссии выплескиваются из библиотеки имени Расула Гамзатова, в которой заседает кружок, на улицы города, где порой можно видеть бородатых личностей самого разбойничьего вида, дискутирующих о Дерриде и Кропоткине. В художественных мастерских философские термины порой так мешаются с отборным матом, что кажутся особыми заклинаниями.

Пока махачкалинские философы до хрипоты спорят о трудах великих мыслителей, в самом центре города швеи, не отрываясь от иголок с нитками, слушают Вагнера и смотрят фильмы о Льве Толстом. Ведь в мастерской ведущего кавказского модельера мужской одежды Шамхала Алиханова в рабочее время разрешен только телеканал «Культура».

— С непривычки они жаловались, но потом втянулись, — рассказывает гордый хозяин. — Узнали, что Достоевский был азартным игроком, и сразу заинтересовались его жизнью. А там и Пушкин с Гоголем подоспели. Когда я был в отлучке, кто-то решил было переключить на другой канал, но все равно на «Культуру» вернули. Так и всю нацию можно воспитать! Если захотеть.

В субботу до позднего вечера в расписную дверь под огромным орлом, сидящим на букве «Ш», заходят гости с полными пакетами еды. Известные журналисты и работники МЧС, мрачный художник, только что вернувшийся из Донецкой Республики, и бард, сочиняющий песни на английском языке, — все собираются на знаменитые в узких кругах «шамхальские шаббаты». Разношерстная компания пьет, поет и танцует среди выкроек, висящих удлинителей и блестящих утюгов, так что порой мастерская кажется сценой, на которой играется пьеса современного последователя Чехова.

У самого синего моря

Море — самый старый обитатель здешних мест, ворчливый аксакал, которого махачкалинцы воспринимают как друга детства: его можно годами не навещать, но знать, что он где-то рядом, необходимо. А еще оно — неизменный кормилец, по-кавказски приберегающий лучшее для своих кунаков. Когда в советские времена в городе открылся рыбный магазин с гипсовыми осетрами и аквариумами, местные ходили в него как на экскурсию в океанариум — рыба и так у всех была. Приезжие, закупавшиеся черной икрой по грабительской цене 19 рублей за килограмм, вызывали у зевак суеверный ужас.

Городской пляж в Махачкале — это клуб, куда ходят всю жизнь. Даже зимой здесь полно народу, а летом голопузый бомонд собирается с самого рассвета, так что в семь многие уже возвращаются домой. На пляже можно встретить кого угодно: от генерала до чемпиона мира по борьбе. Великими борцами, впрочем, в Дагестане мало кого удивишь и в самом захудалом ауле. Их легко опознать по оттопыренным ушам, похожим на разваренные пельмени. Говорят, что желающих сойти за чемпиона так много, что в городе появилась контора, за небольшую плату аккуратно ломающая уши, причем в основном левые — чтоб было видно из окна машины. Зато атлетические торсы здесь вполне натуральные, что одобрительно отмечают многие туристки. На центральном пляже занимаются спортом, заключают сделки, знакомятся, перемывают друг другу косточки… Только купаться большинство предпочитает за городом — говорят, там море чище.

В приморском парке возле Аварского музыкально-драматического театра на улице Пушкина, построенного в форме гигантской сакли, раскинулся просторный сквер Сулеймана Стальского. Посреди высится памятник старому лезгинскому ашугу, которого Горький назвал Гомером XX века. На его фоне обожают фотографироваться молодожены, поэтому перед сквером вздымается самый высокий лежачий полицейский в республике — чтобы лимузины не подъезжали слишком близко. Далеко не все радостные парочки знают, что под бронзовым бюстом скрыта могила поэта, наперекор воле жены захороненного прямо в центре города. Решение спорное, зато Сулейман Стальский до сих пор гостит на махачкалинских свадьбах и участвует в веселых селфи.

Возле сквера начинается Родопский бульвар — бывший городской сад, в котором так хорошо прогуливаться вечерами. Бульвар можно смело назвать набережной — по одной его стороне за красивыми перилами раскинулось море, и, если не обращать внимания на проходящие между берегом и бульваром поезда, пейзаж открывается великолепный.

Пересекающая бульвар улица Леваневского, ведущая к морю, ныряет под железную дорогу и выходит в перпендикулярный проезд так, что мчащуюся сбоку машину заметить решительно невозможно. В обычном скучном городе проблему бы решили банальным зеркалом. Но махачкалинцы ищут не легкие пути, а легкие деньги, и потому у выезда до глубокой ночи всегда кто-то дежурит, рассчитывая на небольшое вознаграждение за кивок, когда путь свободен. Сверкающий автомобиль бодро проносится мимо стайки мальчишек, водитель хлопает себя по карману и машет рукой: «Потом заплачу!» Юные бизнесмены снисходительно кивают — если клиент будет медлить с оплатой, в следующий раз его могут ждать большие неприятности.

На здешних рынках есть все. Если что, ищите Хоттабыча

Рынки столицы Дагестана сами похожи на Махачкалу в миниатюре. Входишь в распахнутые ворота, и тебе немедленно хочется сбежать из этого пахучего хаоса. Проведешь внутри полчаса — и уже тянет приходить сюда каждый день. Чего здесь только нет! Сочные ботлихские помидоры и яйца с двумя желтками, тляратинский темный овечий сыр и плотная кремовая сметана — божественно вкусная, но бьющая по печени, как заправский боксер.

Покупатели почти не торгуются: самые экономные явились сюда до шести утра, закупились по смешным ценам у оптовиков и давно уехали. Названия товаров с непременным указанием их родины звучат как музыка, на столах размашисто выведены фломастером имена продавцов. Улыбчивый бородатый мясник рубит огромным топором халяльную говядину, а за стеной две блондинки торгуют копченым салом.

На прилавках все вроде бы по закону — но по первому намеку появляются браконьерский улов и самая экзотическая контрабанда. В такие моменты веришь коренным махачкалинцам, клянущимся, что на Втором рынке у ЦУМа, если постараться, можно купить все на свете: от волчатины до акульих плавников, а если найти на Восточном базаре правильного деда, тот завтра же принесет любой агрегат с любого махачкалинского завода. Даже если этого наследника Хоттабыча и не существует, легенда о нем точнейшим образом отражает суть каждодневного волшебства махачкалинских рынков.

Площадь Мейланова-Ленина и Скорпионья гора

В первом замужестве — площадь Сталина, в девичестве — Соборная, поскольку на ней стоял главный храм города — собор Александра Невского. Взрывали его долго и мучительно, а фундамент, по слухам, так и не смогли разобрать, поэтому сейчас на нем стоит здание правительства республики. До середины прошлого века на площади шумел рынок. Продавалось все и вся, и даже соседний магазин этнических сувениров лишь для вида пестрел унцукульскими вазами и кубачинскими браслетами — истинная торговля разворачивалась под прилавком, где лежали самые дефицитные товары того времени.

В девяностые годы площадь Ленина жила уже другой жизнью. В 1998-м сторонники знаменитых братьев Хачилаевых захватили здание Госсовета, а год спустя здесь формировались отряды ополченцев — воевать с чеченскими террористами.

Эта площадь видела многое, но особого упоминания стоит антисоветский одиночный пикет 25 января 1980 года. Преподаватель высшей математики политехнического института, писатель и публицист Вазиф Мейланов протестовал против преследования академика Сахарова. Делал он это всего 17 минут, а обошлось ему это в 7 лет колонии строгого режима и два года ссылки. Но даже такие испытания не сломили упрямого дагестанца. В колонии Вазиф принципиально отказался выходить на работу, так что все его долгое заключение состояло из переводов между карцером, больницей и ШИЗО. Выйдя на свободу, он издавал газеты, возглавлял интеллектуальный клуб, а главное — бесконечно спорил со всеми, ухитряясь быть страшно неудобным и для коммунистов, и для либералов. Такая склонность к бескомпромиссному бунтарству до сих пор отличает самых ярких жителей города, а потому если кого-то называют гордостью Махачкалы, наверняка найдется не меньше людей, считающих его же наиглавнейшим позором столицы республики.

Совсем недалеко от площади и центральных улиц, где вырвавшиеся из рамок традиционного общества люди наслаждаются свободой большого города, спрятался параллельный мир — СИЗО № 1, от которого, как известно, лучше не зарекаться. Находится тюрьма неподалеку от маяка, на легендарной Горке (улицы Левина и Амирханова), ее еще недавно называли Скорпионьей. В ходу и название Анжи-арка — по имени средневекового города Анжи.

Будучи в самом центре города, Горка выламывается из него по высоте и, кажется, даже немного выпадает в четвертое измерение. Здесь все странно, тревожно, немного не так, как надо. Недаром писатель Вацлав Михальский, с невероятной точностью описавший Махачкалу, вдруг ни с того ни с сего в повести «Семнадцать левых сапог» проложил по Горке несуществующий трамвайный маршрут. Может, и вправду заблудившийся трамвай стучит по рельсам где-то совсем рядом, в ловушке четвертого измерения. И стоит его разглядеть, как таинственная Горка обретет законченность, которой ей так не хватает в обыденном царстве трех координат.

Старый город. Бывшая главная улица

До революции улица Буйнакского, носившая тогда имя князя Барятинского (в честь местного губернатора), была в Петровске единственным очагом цивилизации. Здесь жили богачи, высились постоялый двор, гостиница и даже кинотеатр, а вокруг царила непролазная грязь. Сейчас в окрестностях стало получше, а вот бывшая аристократка, напротив, шагнула из князи в грязи — велика ирония истории!

Во время Гражданской войны власть в городе многократно переходила из рук в руки, побывав даже у английских и турецких интервентов. Это стоило жизни многим революционерам. В честь расстрелянного комиссара Махача Дахадаева впоследствии назвали саму столицу Дагестана. Главную улицу города, а заодно и бывший областной центр Темир-Хан-Шуру переименовали в честь председателя ревкома, потомственного кумыкского дворянина Уллубия Буйнакского. До сих пор превосходно сохранился подвал, где он и его соратники провели ночь перед казнью. Думаю, они наверняка распевали революционные песни, чем необратимо изменили дух места — сейчас, как символ преемственности традиций, здесь шумит караоке-клуб «Сиреневый туман».

Перед круглым Кумыкским театром (дом № 10 по улице Буйнакского) стоит памятник первой дагестанской актрисе Барият Мурадовой. Она была сиротой и воспитывалась в семье дяди, известного кумыкского музыканта Татама Мурадова, чье имя носит махачкалинская филармония. Со сцены Барият не сходила с раннего детства и до старости, не раз вызывая гнев ревнителей патриархальной нравственности. В нее даже стреляли во время представления, но упрямая женщина не сдалась и, в конце концов, заслужила почетное прозвище «дагестанской Ермоловой». Памятник ей спроектировала родная дочь, ставшая известным скульптором.

Перед тем, как обзавестись собственным зданием, тут располагался Русский драматический театр. Актеры жили рядом, в бараках. Здесь начинал карьеру Иннокентий Смоктуновский. Актером он считался слабым, зато отличался неимоверной влюбчивостью в актрис, как правило, замужних. За одной из них, Риммой Быковой, он зачастую подглядывал с дерева, растущего напротив ее окна. В результате его заметила (то ли на дереве, то ли на сцене) другая Римма — Маркова — и помогла будущему Гамлету перебраться из провинции в Москву.

Союз писателей Дагестана (дом № 4) когда-то мудро разместили неподалеку от автоматов с дешевым вином и ресторана «Лезгинка», где буфетчики Фира и Миша отпускали работникам пера водку в кредит до получки. Ютилась обитель муз аккурат над кукольным театром. Здание было аварийным, и махачкалинцы часто опасались, что очередной спектакль ждет оглушительный провал — гнилые доски не выдержат, и великий Расул Гамзатов рухнет из своего кабинета прямо на сцену. Но похмельные писатели мужественно терпели все лишения, благо, на улице Буйнакского они были буквально в десяти шагах от мечты любого творческого человека — Свободы. Улица Свободы символично начиналась от здания университета (РИНХ, бывшая гостиница «Дагестан» в доме № 11), шла параллельно Буйнакской улице мимо центральной площади, а в итоге приводила в тупик. Несколько лет назад ее и вовсе переименовали, а писателей отослали подальше. Но свободолюбцы упорно продолжают тайно вывешивать на своих домах таблички со старым названием — самые аккуратные во всей республике. Одна из них даже написана на английском языке, так что редкие иностранные туристы обожают фотографироваться на махачкалинской Freedom Street.

Самое волшебное здание на улице Буйнакского, да и во всем городе, — дом № 28. Легенда гласит, что его построил в 1901 году персидский морской волк, капитан дальнего плавания. Он так любил море, что даже жилище свое сделал в форме корабля, с деревянными переборками, хлипкими трапами и крохотными оконцами под самой крышей, напоминающей длинную палубу. После революции капитан вернулся в Иран, но его дом продолжил свое долгое плавание. Правда, теперь он больше напоминает не корабль, а ковчег. Повсюду притулились асимметричные, как на картинах Пикассо, рубки и каюты, вдоль гладких боков наросли спасательные шлюпки-балконы, а в трубах ритмично хлюпает вода, из-за чего кажется, что утлое суденышко вот-вот захлестнут волны. Под стать кораблю и его матросы. По вечерам они сидят напротив дома на скамейке под надписью «Мусор не бросать! Штраф — совесть!», пьют чай и рассказывают всем желающим удивительные истории. К примеру, как одна женщина сперва несколько месяцев выгоняла из своей квартиры незаконных жильцов, а когда это удалось, пожалела сердешных и еще дольше бегала по инстанциям, чтобы вернуть нерадивых юнг на корабль. Сейчас, после множества перестроек, за ковчегом на улице Буйнакского тянется шлейф домишек помельче, возле которых бродят кошки невероятной красоты, на его носу красуется полустертое слово «Сказка», а двери на втором этаже открываются в никуда. Но мы-то знаем: когда последнего человека оштрафуют на совесть и ему нечем будет платить, новый потоп смоет род людской с лица земли. Один лишь скрипучий ковчег персидского Ноя доплывет до высокой горы, из этой двери протянут трап на вершину, и разношерстные обитатели дома-корабля вновь заселят нашу грешную планету.

Автор выражает огромную признательность Светлане Анохиной, Георгию Гарунову, Расулу Кадиеву и Яне Мартиросовой за помощь и поддержку в работе над этой статьей.