По статистике, в Северо-Кавказском федеральном округе 91% детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, нашли себе новую семью или опекунов. 

«На Северном Кавказе детей любят, здесь особое отношение к детям, оставшимся без попечения родителей, и детям с ограниченными возможностями. Мы замечаем существенные изменения в этой сфере за последние три года. И условия для детей в республиках все лучше, и сирот становится меньше», – говорит детский омбудсмен Павел Астахов. 

Причин такого «особого отношения» много – патриархальные традиции, религиозные предписания, менталитет. Но это не значит, что все недетские проблемы детей здесь решены. Во всех регионах есть сироты, в том числе социальные, есть детские дома и другие подобные учреждения. И есть разные способы дать детям главное – семью. Как это делается в северокавказских республиках – рассказывают наши корреспонденты.

Главный признак рода – это фамилия. Абузеит Гериев, руководитель кабардино-балкарского отделения общественной организации «Барс Эль», вот уже три года вместе с соратниками разыскивает однофамильцев детишек из детских домов и предлагает им объединиться – то есть взять ребенка в семью. 

– Я начал эту работу со своей фамилии. Нашел брата с сестрой Гериевых в интернате. Оказалось, отец там работает, туда сдал и детей – так удобнее. Разговаривали с ним много раз. К совести взывали. Жена у него бухгалтер, вряд ли они с голоду умирают, чтобы детей сдать на дотацию государства… Что мы ему только ни говорили вместе со всей родней – готовы были и со школой помочь, и с кружками для детей… Слушать не хочет! Потом уже нервы не выдержали, высказал горе-отцу: не удивлюсь, если твои дети вырастут и сдадут тебя в дом престарелых…

Активисты организации «Барс Эль» ездили по детским домам и интернатам, вместе с работниками собеса сняли видеоролик, обращенный к землякам: поинтересуйтесь, нет ли среди детей-сирот ваших однофамильцев! Их призыв был услышан – балкарцы стали забирать в семьи детей с родной фамилией. У одной малышки с пороком сердца нашелся дальний состоятельный родственник, который оплатил лечение.

По словам Гериева, сейчас в республике под опекой государства остался только один балкарский ребенок-сирота, остальных разобрали по семьям. 

– Правда, еще семья появилась – десять детей, родители нуждаются, временно устроили всех по детским учреждениям… Не на казенном уровне надо решать проблему сиротства, а на человеческом! Ведь на Западе человек, усыновивший ребенка, – глубоко уважаемый человек. А у нас статус зависит от того, насколько крутая машина или богатый дом. И на Кавказе, и в российских городах и селах раньше было иначе. 

Примеру балкарцев из «Барс Эль» последовали и кабардинцы. Род Кардановых, например, всех своих детей забрал из казенных домов. Точной статистики, кто кого усыновил или взял под опеку, у организации нет. На Кавказе считают, что это очень личное дело и распространяться о нем не обязательно.

Абузеит Гериев говорит, что его сверхзадача – всем детям обеспечить домашнее тепло и уют. Вспоминает, что даже в годы войны, арестов, выселения целых народов – кавказцы своих детей не бросали. 

– По кавказским обычаям при разводе ребенок всегда остается в роду – у отца. А по российским законам должен остаться с матерью, – рассуждает Абузеит Гериев. И добавляет с завистью: – Вот в Чечне нет детских домов, и это после двух войн! Потому что ни один чеченец своего ребенка не отдаст. Пример – с внуком Пугачевой. Если бы она была не Пугачева, то ребенок бы рос в семье отца. У нас такие же были традиции, но после революции они стали размываться.

Детских домов в традиционном понимании в Чечне нет – родовые связи в республике очень крепки, и сирот, как правило, забирают в семьи близких или дальних родственников. Единственное учреждение, где дети находятся под опекой государства, – Республиканская школа-интернат №2. 

Открытый еще в 1957 году интернат рассчитан на 700 человек. Сначала он предназначался для детей из отдаленных горных районов, где не было школ. Мальчиков направляли сюда на учебный год, а на каникулы возвращали в семьи. Такая практика – отдавать детей в интернат на время – существует и сейчас. В школе-интернате №2 сегодня живут и учатся 67 воспитанников, 12 из них – круглые сироты. Но только двое подростков находятся там постоянно, и то, как говорят в министерстве образования республики, потому что уже почти взрослые (15-16 лет) и сами не хотят идти под опеку в семьи.

Еще в 2008 году сирот в Чеченской Республике было на 20-30% больше, чем в любом другом сопоставимом по численности населения регионе России, рассказывает директор интерната Гилани Даурбеков, который в те годы работал региональным оператором по банку данных детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. 

– С чем это было связано, думаю, понятно: две военные кампании… Но все эти дети были определены под опеку. И если сравнить 2008 и 2016 годы, то ситуация кардинально изменилась в лучшую сторону. Ключевую роль сыграл менталитет народа. Отношение к детям в Чечне обусловлено исламом и этнической культурой. У нас нет случаев отказа от детей – это не соответствует традициям и исламской морали. Если ребенок теряет отца и мать, то все заботы по его воспитанию берут на себя ближайшие родственники. И только в крайнем и редком случае, когда у ребенка нет родни, способной его вырастить, он попадает под опеку государства.

Заключение о взятии ребенка под опеку государством на определенный срок составляют органы опеки. Причины могут быть самые разные: плохие условия проживания, материальные сложности семьи, неспособность надлежащим образом обеспечить семейное воспитание и многое другое. 

Гилани рассказывает, что в интернате всё как дома. Планировка комнат максимально приближена к квартирному типу. На кухне стремятся почаще готовить по-домашнему: дети знают, что во всех семьях на праздники готовят особые традиционные блюда, – и у них тоже так. Если ребенку поздно вечером вдруг захочется выпить чаю или перекусить, он просто идет на кухню – к чайнику и холодильнику с продуктами. Есть тренажерный зал, кружки и секции. Как минимум дважды в год – поездки на отдых, в прошлом году побывали в Крыму, и в этом планируют тоже, а потом – в Кабардино-Балкарию.

На территории интерната действует начальная школа. Дети постарше – с 5 по 11 класс – обучаются в городской школе, она расположена через дорогу. Важно, говорит директор, что воспитанники не чувствуют себя обделенными ни в чем.

– Понимаете, в этом возрасте дети особенно ранимы и замечают все детали. К примеру, они сравнивают свой школьный инвентарь с другими. Если у соседа по парте ручка дорогая и качественная, а у него самого дешевая, это будет замечено, он будет об этом думать. Но, к счастью, государство обеспечивает нас достаточно хорошо, наши подопечные имеют все самое лучшее.

Воспитанники интерната получают государственную пенсию – она зачисляется на их банковский счет до достижения совершеннолетнего возраста, а в случае, если выпускник поступил на учебу, то до ее окончания. Для круглых сирот пенсия составляет более 8 тысяч рублей, для всех остальных – около 6 тысяч.

Многие в Чечне, говорит Гилани Даурбеков, воспринимают нахождение этих детей не в семьях как трагедию и постоянно предлагают помощь.

– Мне часто приходится отказывать людям, которые желают помочь нашему интернату. Государство действительно обеспечивает нас в полной мере. 

В праздники в интернат приезжают с подарками гости из государственных структур. Налоговая инспекция уже традиционно два раза в год выплачивает детям дополнительные ученические пособия, а в конце первого полугодия и к концу учебного года всех выпускников одевают с ног до головы, несмотря на то, что государство и само обеспечивает выпускников всем необходимым, говорит директор. 

К выпуску детей готовят заранее – возят на предприятия и в организации, чтобы они могли понаблюдать за тем, как работают люди, и определиться с выбором профессии. И в дальнейшем присматривают за каждым до достижения 23 лет – продолжает ли он обучение, устроился ли на работу, получил ли полагающееся по закону жилье. 

– Жилье выдается в порядке очереди. На данный момент, насколько мне известно, в республике более тысячи очередников. Решить этот вопрос за год и даже два государство не в силах, но процесс идет. Были годы, когда выделялось более двухсот квартир, а были – когда менее ста. Все зависит от бюджета: сколько заложено в плане, столько и выделят.

И все-таки никакие условия не сравнятся с настоящей семейной жизнью и никакой интернат не заменит ребенку семью, убежден Даурбеков. Поэтому так важно определить детей в семьи. 

Зада Максудова – директор школы в селе Нижний Кегер Гунибского района Дагестана. И это тот случай, когда человек нашел работу по призванию. Но работы ей мало. 29 лет назад чета Максудовых, у которых было своих трое детей, взяла к себе еще четырех детей дальнего родственника, попавшего в сложную ситуацию. Занимаясь их воспитанием, Зада Магомедовна поняла, что это – «её». С каждым годом детей в ее доме становилось всё больше, и образовался «волонтерский домашний интернат». 

Два года назад она пришла в Дом ребенка в Махачкале и сказала: «Дайте мне постарше и больного. Такого, каких не забирают в семьи». «Вот, – ответили ей. – Есть Мурад, есть Сергей и еще Хадижа. Выбирайте». Привели знакомить. И все трое бросились к ней обниматься… 

– Я забрала всех троих, – говорит Зада Магомедовна, заплетая Хадижке косу. – Ей всего 4 было. А Мурадику и Сергею по 5. Вон они играют!

Мы пытаемся разглядеть ребят в толпе играющих во дворе детей. Знаем, что обоих забирали тяжелобольными, но все выглядят здоровыми. 

– Вы знаете, я не думал, что они выживут, – признается Марат, зять Зады Максудовой. – Я сам полицейский и переживал: вдруг с ними что-то случится, Заде Магомедовне придется отвечать. «Отдай ты их обратно, – говорил все время. – Отдай, пока не поздно». А она плакала, нет, мол, не смогу, это теперь мои дети. А сейчас посмотрите на них. Посмотрите, что вообще может творить с детьми любовь! 

– Узнаю, что где-то семья бедствует или живёт на дальнем кутане, вдали от школы, или про хулигана какого-нибудь услышу – и все мысли там. Находила, просила отпустить ко мне. Зачем? Просто так. Не думала, есть ли у меня средства, мешаю я ли своим детям, своей семье. Может, по отношению к ним я неправильно поступала, не знаю... Но они никогда не жаловались. Всегда помогали мне. 

– Все дети любят, когда вокруг как можно больше детворы. Как они могли нам мешать? – говорит Амина, дочь Зады Магомедовны. – С одними я вместе росла, другие были как младшие братья и сестры. Когда на каникулы многие разъезжались, дом казался таким пустым. Дни считала до их возвращения!

– Это у них семейное, – смеется Марат. – Мне даже своих детей поругать нельзя – Амина обижается. Только любовь и уважение. 

Сейчас в школе, где работает Зада Магомедовна, учатся 68 детей. 12 из них живут у нее дома. Один из состоятельной семьи, родители отправили его под присмотр Зады Магомедовны, чтобы подтянуть учебу. Кого-то исключили из родной школы, кто-то не может найти общий язык с близкими, у кого-то нет одного или обоих родителей. Эти дети не усыновлены, за них не выплачивается пособие. Они просто живут в доме женщины, которая называет их своими детьми и окружает теплотой и заботой. 

– Это сейчас их 12. В прошлом году было 18, до этого как-то даже 19. Бывает, мест уже не хватает, а кто-то придет, плачет, просит помощи, и Зада Магомедовна отказать не может. Купит раскладушку, подвинет кровати еще теснее, и всё – новый член семьи с нами. Да вы проходите, идемте к столу, – приглашает нас в дом завуч-организатор Нижнекегерской школы Китиляй Мусаевна.

Когда-то Китиляй и сама жила в этом «домашнем интернате».

– После 9 класса родители забрали меня на кутан и запретили учиться. Весь год я плакала, страдала, мучилась бессонницей. Я мечтала продолжить учебу, получить высшее образование. Но все, что меня ожидало в жизни, – кутан и овцы. Зада Магомедовна нам родственница, и когда она приехала в гости, мне очень захотелось излить ей душу. Я и не думала, что это что-то изменит, просто поплакалась. А она пошла прямо к отцу, смотрит на него со слезами в глазах и просит дать мне шанс. И он меня отпустил… Теперь я педагог. И дети в школе ко мне относятся как к педагогу: могут слушаться, а могут пререкаться. А Заду Магомедовну слушают как маму. Бывает, получат двойку или нахулиганят. Смотришь – на лице ноль переживаний. «Хорошо, – говорю. – Пойду расскажу Заде Магомедовне». И они: «Китиляй Мусаевна, ну пожалуйста, не надо! Она же расстроится…»

Сейчас Китиляй с мужем и детьми живет в Гунибе. И тоже взяла на воспитание чужих детей. Как и Зада Магомедовна, первых – у родственников.

Зада Магомедовна знакомит нас с Магомедом – высоким улыбчивым парнем: 

– Сейчас он такой умница, красавец, золотой парень! Работает и заочно учится в Махачкале. А привели сюда, потому что его из школы в Махачкале исключили. Он там то ли журнал классный сжег, то ли еще что-то натворил. 

– Подрался, – уточняет Магомед. – Честно сказать, я сначала вообще думал: как тут жить можно? Ни погулять нормально, ни друзей, к которым привык. А сейчас, если полгода сюда не попаду, просто не смогу, наверное. Второй дом мой, а Зада Магомедовна - моя мать.

– А я как не хотела здесь жить! – вспоминает Наиля, еще одна «выпускница». – Окончила 10 класс в селе Ругуджа, тепличный ребенок, от маминой юбки не отходила. А через год надо поступать и ехать в Махачкалу, незнакомый город. И мама решила отправить меня сюда, чтобы я стала немного самостоятельней. Я зарывалась под одеяло и рыдала: «Я хочу домой!» А сейчас приезжаю из Махачкалы домой на каникулы и при каждом удобном случае бегу к Заде Магомедовне. Мама ревнует, ей просто не понять, как много для нас значит этот дом. Мы научились тут жизни. Обрели качества, которые должны быть в каждом человеке.

– Здесь не только характер лучше становится, но и в учебе делаешь успехи, – говорит Магомед. – Я, например, никогда не думал, что буду хорошо учиться. Да и смысла не видел. А она заставила меня поверить в себя. Сначала было просто стыдно не пытаться, видя все ее старания. А потом понравилось. Знаете, что еще хорошо. Мы как семья. Некоторые наши ребята учатся в престижных вузах России. Я ими горжусь и в какой-то мере спокоен, что есть в друзьях будущий врач, полицейский и так далее.

– Ой, жаль сегодня Магомедрасул не смог прийти, – вспоминает Зада Магомедовна еще одного выпускника. – Что только мне про него не говорили! И курит, и ругается, и ночами где-то ходит. Из школы за поведение исключили, родителей не слушается. Послушала я всё это и решила позвать его к нам. Приходит такой парень, знаете, храбрый, умный. Глаза такие! Стоит перед мной маленький мужчина. Бывает, что рождается в простой небогатой семье, у родителей, привыкших жить спокойно и без амбиций, вот такой вот лидер. Его притесняют, не дают проявить себя, а он не ломается. И возникает репутация хулигана. Позвала я его к себе и сказала: «Магомедрасул, у меня много дел, я все не успеваю. Когда меня нет, ты здесь за главного. Следи за порядком, за младшими, за всем. Я тебе полностью доверяю». Какой мальчик золотой! Мне кажется, наших Курбана и Магомеда он воспитал. По три раза даже ноги мыть заставлял. Не вы, говорит, тут ковры чистите, имейте совесть. А один раз прихожу, вижу свое любимое покрывало, большое такое, дорогое, на две части разрезано, чтобы две кровати можно было заправлять. «Молодец, – говорю. – Так красиво смотрится, когда маленькое». У него даже глаза заблестели. Видимо, я в тот день прошла проверку – действительно ли доверяю ему…