Ее популярность давно вышла за пределы родной Ингушетии. Лиза каждый день получает в социальных сетях и реальной жизни новую порцию восхищения и признательности. Одни благодарят девушку за то, что помогла им не «сломаться» в сложный момент, другие отмечают ее силу духа. Третьи — красоту. Сама же Лиза вот уже несколько лет шокирует общественность, невольно подкидывая все новые поводы для слухов о своей сложной и удивительной жизни.
— Верю ли я в чудеса? Я верю в Бога. Верю, что за все испытания, которые прошла, меня ждет хоть какая-нибудь награда. Может быть, даже заступничество в Судный день. Но, говорят, чудеса тоже случались. Мама вспоминает: «В ту ночь я сидела на кровати в грозненской больнице и смотрела на тебя. Ты была такая маленькая, красивая. Кучерявая, как ангел. Все давно спали, а я никак не могла успокоиться. Мои слезы капали на твои ноги. И мысль о том, что ты этого не чувствуешь и не сможешь никогда почувствовать, разрывала сердце». Накануне врачи в очередной раз сказали маме сдаться и не мучить ребенка. Три года она не слушала никого и боролась, чтобы поставить меня на ноги (в год и три месяца Лиза переболела полиомиелитом и потеряла чувствительность ниже груди. — Прим. Ред.). А в ту ночь потеряла надежду. И вдруг я зашевелила пальцами ноги. «Я тебя схватила и рванула к врачу. Они сначала решили, что у меня истерика, не поверили». Но потом сами увидели «чудо» и возобновили реабилитацию. Еще через три года я пошла.
Счастье длилось 10 лет. Мне становилось все лучше. Я отбросила костыли, перешла на трость. Потом попрощалась и с ней. Лет в 17 начались боли. Я тогда мечтала поступить учиться на психолога, создать семью. В больницу, конечно, не хотелось, но надо было обследоваться и пройти очередной курс лечения. У меня нашли вывих тазобедренного сустава с двух сторон. Впереди — две операции и год лежачей жизни. Год! Я не могла и не хотела верить. Понимала, что потом еще один уйдет на восстановление атрофированных мышц. Но я ошиблась с расчетами. Операция прошла неудачно, и в итоге я пролежала два года. То есть нельзя было ничего, кроме как лежать на спине. Ни сидеть, ни привстать, ни повернуться на бок. Меня возили в больницы Питера и Москвы. В поездах, на машинах. И все время лежа. А потом сказали: «Извините, мы сделали все, что могли».
Мама ответила: «Нет». И стала возить меня к новым врачам. Один отказ, второй, третий. Она готова была обойти всех. Но однажды я просто посмотрела ей в глаза и сказала: «Все, мам, хватит». Я понимала, что теперь мне предстояло научиться жить в инвалидной коляске. Это было легче, чем лежа. Просто уже без надежды.
Знаете, два года, что я лежала, научили меня многому. Конечно, были срывы, слезы. Конечно, временами я была разбита и опустошена. Но именно в этот период я увлеклась фотографией. Изучала работы известных фотографов, читала их статьи, занялась освоением фотошопа. Брала из интернета фотографии и обрабатывала по сто раз. Когда на коляске начала выбираться в город, брала с собой фотоаппарат. У меня был полупрофессиональный.
Свои фотографии я подписывала «Элизабет Евлоева», они очень быстро разлетались по ингушским группам и форумам. Люди писали положительные отзывы, спрашивали, как я нахожу ракурс. Не знала, что отвечать. «Никак не нахожу, просто сижу на одном месте и фотографирую, но как-то получается»?
После победы на выставке «Водопад Креатива» в номинации «Лучшее фото» меня пригласили на телевидение в качестве гостьи. А спустя неделю позвонили и позвали на роль ведущей этой же программы. Я очень боялась, переживала, но упустить такой шанс не могла.
В то время я еще пересаживалась из коляски в обычное кресло. Долгое время телезрители понятия не имели, что я не могу ходить. И когда вышла в эфир, сидя в коляске, у людей был шок. Сразу появилась масса версий. Самая популярная — авария.
Примерно в то же время меня посетила мысль поехать на «Машук». Дирекция форума отговаривала, как могла, объясняла, что нет условий, что будет сложно. Но я поехала и ни разу не пожалела. На Машуке я чувствовала себя принцессой.
Я же и в школу не ходила никогда. Хотя вру. Один раз была. Первого сентября в первом классе. Больше всего в мире хотела проводить время с ровесниками, но я их боялась. В то время увидеть инвалида было сложно. И дети, сами того не сознавая, больно ранили насмешками. Да и я полжизни провела по больницам. Поэтому изучала только три предмета, и, как в таких случаях положено, на дому.
Так что на «Машуке» от количества молодежи на квадратный метр я сияла. Возвращалась туда трижды. Первый раз выиграла грант с проектом «Коллекция одежды для девушек с ограниченными возможностями». Но идея оказалась не лучшей. Я просто не могла убедить девушек выйти на показ в готовых платьях. Да им они оказались и не так нужны. Это я неугомонная, а большинство людей с ограниченными возможностями предпочитают не показываться на людях. И уж тем более не дефилировать перед ними. Зато следующий проект по адаптации детей-инвалидов к современной жизни и обществу оказался очень востребован.
Однажды, в самом начале моей колясочной жизни, я попала на фестиваль «Интеграция. Жизнь. Общество» в Москве. Когда увидела тысячи людей в таком же и намного худшем положении, что-то внутри меня перевернулось.
Когда я открыла свою школу искусств для детей-инвалидов, говорила им: «Ты просто другой, но тоже обычный. У этого есть родинка, а у того нет. Кто-то ходит, кто-то нет. Это не значит, что ты хуже. Перестань себя стыдиться». Но надо начинать с родителей. Вот кому надо первым перестать относиться к детям как чему-то постыдному, стесняться их инвалидности. И еще одна ошибка — опекать их чрезмерно. Сидя в коляске, можно мыть посуду, чистить овощи и лепить пельмени. Можно играть на музыкальных инструментах, рисовать, шить, фотографировать, заниматься карвингом и писать рассказы. Я все это делала. Но в меня верили родители. Даже если все сложилось так, что тебя жалели, прятали, все время при тебе говорили младшим и старшим детям: «Не обижай его, он другой, он инвалид», надо собраться и взять себя в руки. Найти свое предназначение. Оно есть у каждого.
Предательств в моей жизни было немало. Мне желали зла, завидовали. Многие «сломались», когда началась череда удач. Телевидение, проекты, поддержка Юнус-Бека Баматгиреевича (президент Ингушетии не раз отмечал заслуги Лизы и даже лично поздравил ее в день свадьбы, вручив молодоженам ключи от двухкомнатной квартиры в подарок. — Прим. Ред.). Я не верила. Я была таким альтруистом и так привыкла жить в любви, что недоумевала, встречаясь с агрессией и злобой. Когда мне рассказывали об очередных обидных словах и клевете за спиной, я думала, что этого не может быть. До сих пор не понимаю, неужели эти люди готовы ради каких-то благ сесть в коляску? Почему они не дорожат тем, что дал им Бог? Почему им всегда всего мало?
Наверное, больше зависти меня в жизни ранила только жалость. Хотя вот недавно ко мне подошла незнакомая девушка и так сильно меня обняла! А потом так сильно начала плакать! И в этом всем было столько искренности, что она меня тронула.
Но обычно жалость бывает такая показная, унижающая, ломающая. Все эти «бе-е-едная, несчастная» в спину. Или протягивание денег. Я понимаю, у человека благие цели, но надо же думать логически. Я не одета, как нищая, руку не протягиваю. Иди цыганам дай, мне зачем?
Но это незнакомые. А бывает на работе — сделал какой-то ужасный сюжет, а все такие: «Лиза молодец, умница!». А я еще верила же, не понимала, что это не сюжет такой прекрасный, а ко мне требования такие низкие. Но потом жизнь послала мне честного соведущего в лице Ислама Цездоева. Наше общение мне жутко напоминало фильм «Один плюс один». Только сначала я обижалась, думала, он придирается. Но он смог донести до меня, что я должна расти, а это возможно только принимая критику. Он научил меня относиться к своему недугу с юмором. Называл «Лиза-трансформер», прикалывался все время. Ему ничего не стоило сказать: «Лиза, встать, взрослый человек зашел» или «Ты поменяла резину на зимнюю?». А потом я и сама стала шутить. Вижу, кому-то не хватает стула, и я такая: «Мой одолжить?».
Ко мне часто подходят, говорят: «Правда, что у вас с Акраманом (супруг Лизы. — Прим. Ред.) была индийская любовь?» Неправда. Не было. Зачем говорить то, чего не было?
Мы были знакомы с ним шесть лет. Здоровались при встрече и не более. Когда коллеги начали шушукаться о том, что я выхожу за него замуж, я только улыбалась. Думала, чего только народ со скуки не придумает. А мне говорят: «Ты что, не знаешь? Он даже дом под тебя готовит». Как это, говорю, готовит? А они мне: «Он пандус уже соорудил. Еще что-то. И мама его в курсе, что вы поженитесь». Понимаете, одна я не в курсе. А потом появился такой на работе у меня, у него там родственники работали, и он периодически заходил. Я сделала вид, что ничего о его планах не знаю. Ждала. Ни слова. Второй раз зашел, в третий. «Привет, Лиза». «Пока, Лиза». А потом позвонил и говорит: «Лиз, вот это-то у меня есть, того-то нет. Все, что есть, — твое. Выходи за меня, я обещаю сделать все, чтобы ты была счастлива». Объяснил, что понимает мое недоумение, что не стал говорить со мной до разговора с матерью. «Рассказал бы тебе о своих чувствах. Возможно, ты бы со временем ответила взаимностью. А какой толк, если бы моя семья категорически отказалась? Я не хотел разбивать твое сердце». Меня очень впечатлили эти слова. Но я все равно не дала ответа. Долго не давала.
Я сидела с девочками в кафе, отмечала День рождения. Вдруг зашел Акраман, подошел, поздравил, дал небольшую коробочку и ушел. Сразу после этого официантка занесла красивый букет цветов. У нас не принято на людях дарить цветы, поэтому сам он засмущался.
Я открыла коробочку. В ней был очень красивый кулон. Решила позже позвонить и поблагодарить. Через час звонок: «Здравствуй, Лиза. Это мама Акрамана…» У меня задрожали руки. «Лиза, вам понравился кулон? Я рада. Он принадлежал моей погибшей дочери. Этим подарком я хотела показать вам, как серьезны наши намерения». Я начала плакать: «Я не смогу вам стать невесткой. Не смогу позаботиться, если вам станет плохо. Не смогу помогать, как могла бы другая». Она меня перебила: «Я не ищу невестку. Я ищу дочь».
Семья Акрамана окружила меня таким вниманием и заботой, что все случилось само собой. Я, не сказав ни «да», ни «нет», как-то плавно перешла в статус его невесты. Получив согласие моих родителей, они засватали меня и назначили день свадьбы.
Мама не знала, куда себя деть. Она в принципе верила в возможность моего женского счастья, но, когда оно начало стучаться в дверь на пороге, затряслась от страха. «Дочка, ты уверена? А они точно понимают всю серьезность поступка? А если он разобьет твое сердце?». Этот вопрос мне задавали многие. Спрашивали, не боюсь ли я, что он меня бросит после свадьбы. Я понимала: от этого не застрахована ни одна, даже здоровая, девушка.
Лукавлю. Поначалу мне было страшно. Но потом меня так разозлили, что я хотела всем доказать, что я достойна любить и быть любимой. Сколько обидных разговоров было! И что он трижды разведен. И что я второй женой выхожу замуж. И всякий бред. А один раз меня в магазине продавщица спросила: «Правда, что твой жених на тебе женится, потому что у тебя есть 7 миллионов?». Ну, какие еще миллионы, что за бред? Я из самой обычной средней семьи. Просто не верилось людям, что молодой, красивый, здоровый парень выбрал себе в жены инвалида.
О чем я сейчас мечтаю? Наверное, ни о чем. Я мечтала быть полезной. Мечтала о семье. Мечтала совершить хадж. Мечтала испытать счастье материнства. Сейчас, когда все это есть (Лиза ждет ребенка. — Прим. Ред.), я только молюсь о том, чтобы не потерять.
У меня очень хороший муж. У нас не принято говорить о личном в открытую, но это правда. В нашей семье идеальный он. Он ни разу не дал мне почувствовать себя обузой для него. Я восхищаюсь его мужественностью и спокойным характером, но все равно пилю. А как еще? Временами я бываю невыносимой. Знаете, я очень не люблю, когда меня называют сильной. Ну, какая я сильная, я же девочка! Я плачу над фильмами и книгами, капризничаю и иногда обижаюсь. Ведь в возможности себя периодически так вести, наверное, и заключается наше простое, непонятное мужчинам женское счастье.