В дагестанском селе Первомайском все знают, как найти «Али, у которого сто собак». Соседи указывают дорогу и говорят, что «вреда от них нет» и собаками здесь никого не удивить: в каждом доме бойцовский пес. Но конфликт с соседями у Али Курбанова все-таки был. Тогда он попросил у местных властей пустынный участок за селом и поселил часть собак там. Теперь он обустраивает для животных территорию и мечтает о полноценном приюте. Деньги собирает через соцсети, но обычно их хватает только на корм.
При входе в дом стоит мужчина и широко улыбается. Поздним утром солнце припекло всю улицу так, что вокруг полная тишина. Только на заднем дворе при нашем появлении раздается громкий лай.
— Не было такого, чтобы они на человека нападали, вот с кошками не ладят. Барсуков еще ловят. Иди, не бойся, она не нападет, ноль, — успокаивает Али. — Вечно у нее привычка воду разливать, и у отца ее такая же привычка была.
Али помнит каждого пса.
— Вот этого мне дали с кривыми ногами, но он молодой, я его выходил. А этот с чесоткой был, волос не было, ставил капельницу. А эта маленькая ко мне пришла в поле ночью, когда я на пробежке был. Гавкала, гавкала и чуть ли не в машину сама потом запрыгнула, я забрал.
Лай утих. На заднем дворе Али всех собак сразу не разглядишь: сливаются с пересохшей травой или прячутся от солнца в своих домиках. Но стоит присмотреться — отовсюду сверкают разглядывающие гостей глаза.
— Пока я тут, они спокойны, а если сама пойдешь, они в момент шорох поднимут, они такие. Я-то их ругаю, они слушаются. Я обычно не считаю, сколько их, — говорит Али. — Вот сейчас узнаем — раз, два… 12 собак, не считая четырех щенков. Всем собакам имена даю. Смотрю на них, какие они, какой характер. У меня имен много для них готово.
Собаки Али разных пород — дворняжки, алабаи, питбули. Самые высокие — овчарки, их здесь больше остальных, обычно их называют волкодавами. Али показывает на одну из них и говорит, что 15 поколений назад она сама была волком.
У изгороди останавливается соседский мальчик, разглядывает собак.
— Да, дети любят их. Мои тоже целыми днями с ними. И жена любит, другая бы не смогла тут, но говорить она не хочет с журналистами. Но так, как я, их никто не знает. Даже уехать надолго не могу, не могу их оставить.
У 42-летнего Али двое детей — мальчик и девочка, из дома доносятся их голоса, но из-за окон никто так и не выглянул. Сам Али среди своих 12 братьев и сестер самый младший. Раньше в этом доме жили его родители. После смерти отца мать переехала к дочерям. Отец Али был ветеринаром, учил сына своему делу. Но быть, как отец, он не хочет. Потому что за помощью к тому приходили в любое время суток, и Али помнит, как вставал в три часа ночи, чтобы открыть дверь. Знания, полученные от отца, он использует для своих собак. А недавно объяснил сельчанам, что их коровы пали не от клеща, а наелись пакетов: кто-то выкинул в поле завернутый в пластик хлеб. За животными надо приглядывать, говорит он.
Солнце припекает так, что почти все собаки спрятались. Али подзывает попеременно то одну, то другую, гладит их. Огромные волкодавы то ли с грустным, то ли с сонным взглядом выглядывают из своих коморок.
— Сегодня кормил их уже часов в восемь. Большую кастрюлю им готовлю супа. Сыплю вот эту муку в холодную воду. Какой-нибудь жир сюда добавляю коровий для вкуса, мяса сегодня нет. Для всех собак много нужно готовить. Это пока для домашних. А вечером в пять часов я должен поехать на машине за мясом. Куриные ножки беру, коровьи головы, легкие. Но болел же три дня, не выходил из дома, им некому было закупить мясо.
На газовой конфорке стоит большая кастрюля, из которой доносится неприятный запах похлёбки для собак. Продукты для них хозяин хранит в отдельном большом холодильнике, его отдал друг. Для дома хватает холодильника поменьше.
— Нужно купить еще морозильник большой. Для тех собак, которые в поле у меня, хочу вагончик установить с морозильной камерой, но пока постоянно езжу свежее покупаю. Если мясом один раз покормишь, собака может еще два дня после этого продержаться.
Первую собаку, смесь немецкой овчарки и волкодава, Али нашел лет 20 назад в поле, когда пас коров. Она подбежала к нему, как к хозяину. Вечером того же дня он объявил дома, что если собаку не оставят, пастухом он больше не будет. Домашним ничего не оставалось, как согласиться. Когда Али ушел в армию, он запретил продавать животное — хотя за пса предлагали стоимость трех коров.
— Потом долгое время не было собак. Когда на карьере работал, там попалась вторая, тоже случайно пришла, после этого собаки всегда со мной были.
На лице Али играет довольная улыбка, как будто говорит, что он ничуть не жалеет о своем решении. Хотя родные собак приняли не сразу.
— Мама не рада была: намаз делали они, молились, с собаками им возиться нельзя. Но потом привыкли. А люди стали приводить собак, кто-то отказывался от своих, я забирал. И десять собак набралось, потом — двадцать, потом — тридцать. И породистые все тоже. А если мне собаку приводили, я как мог о нее избавиться? Я полюбил их.
Еще больше собак на двух участках Али — почти 130. Мы выходим на улицу, где стоит старый синий автомобиль. Али показывает, что места внутри совсем нет: здесь инструменты, лекарства, какие-то емкости. Али садится за руль и указывает путь нашей машине. Метров через двести, за поворотом, — его участок со строящимся домом.
— Сейчас у меня они на жаре. Я хочу для них построить укрытия. Но чтобы их содержать, деньги нужны. Местные помогают продуктами, но часто это бывают коровы или бараны, которые болеют или от болезни умерли. Люди помогают, конечно, но всё на корм уходит.
В Instagram Али завел страницу, где рассказывает о своих питомцах. Там же он разместил номер карты, куда можно перечислить деньги для собак. Так находятся помощники.
Сам Али начал зарабатывать с восьмого класса: обрабатывал камень, помогал на стройках, работал на карьере. Такой шабашкой живет и сегодня, хотя отучился на токаря и какое-то время работал в совхозе. Большая часть времени уходит на собак.
— На этом участке я дом строю, — объясняет он. — А когда мама начала болеть, я со двора дома всех собак сюда привел. Сначала никто не жаловался. Потом конфликт получился. Наш мясник не сказал мне, привез газель с отходами мясными для псов, требуху выгрузил. Здесь такая вонь была. Я людей не виню: кто бы не возмущался такому? Тем более через два дня Ураза-байрам был, гости приходили к людям. Потом из-за воды был спор с соседкой. И она пошла в администрацию жаловаться на собак. Меня участковый вызвал, мол, убери собак. А куда их деть? Я сказал в администрации, чтобы дали землю мне, где их содержать. И мне дали участок. Теперь никто не возмущается. Мои собаки никого не кусают, никому не мешают.
Раньше алабаи и волкодавы Али участвовали в собачьих боях. Но сегодня они не в той форме, чтобы драться.
— Я не хочу, чтобы их били там, ими заниматься надо. Тренировать надо, как спортсменов, выводить на прогулку, дыхалка нужна хорошая. Для чего бои нужны — чтобы сохранить бойцовские качества собак, навыки, чтобы могли от волка отбить в случае чего. Вот, смотри, здесь за оградой у меня были три козы и две барашки, их волки загрызли. Два года здесь паслись они. В тот раз собаки привязаны были. Настолько хитрый этот волк, он это понял. Один маленький барашек только выжил. Я подумал, что это садака (милостыня в исламе. — Ред.) для волков получилась.
Своих собак Али никуда не пристраивает. За все время продал только одну — огромная черная породистая собака уехала в Москву в обмен на 200 тысяч рублей. Часть этой суммы Али потратил на ее перевозку, часть — на остальных собак. А половину отдал тому, кто когда-то принес этого щенка.
— Я посчитал, что от его собаки мне пришли эти деньги, нужно поделиться. Но такой бизнес вести я тоже не могу. Много нужно времени и заботы потратить, чтобы собака привлекательно выглядела. А огромные собаки и сейчас у меня есть. Но они на людей нападали, хотя я передрессировал их.
А однажды чужая собака напала на самого Али. Сорвалась с цепи, выбежала на трассу и стала кидаться на автобус. Поймать ее мог только человек, знающий, как обращаться с разъяренным зверем.
— Бойцовская, злая, без лая нападала. Я не боялся тогда, молодой тоже был. Зима была, я хорошо был одет — в бушлат. Пошел, подозвал ее и поймал за макушку. В этот момент подошел друг со своим псом, и эта собака развернулась и на меня кинулась резко. Она на ноги пошла, кидалась, кидалась, все разбежались. Сначала одну руку покусала, потом еще. И когда она руку прокусила, я вместе с языком ее поймал за нижнюю челюсть и зажал, и она остановилась. Потом пришли и на цепь ее привязали. Шрам до сих пор у меня.
Али эмоционально с примесью слов на даргинском языке рассказывает историю. За все это время поблизости не появляется ни одного человека.
— Собаки чувствуют, когда их боятся, — продолжает он. — Я обычно им в глаза смотрю. Если сильнее ты, они сами опустят глаза. Но главное — с добротой если ты идешь, собака это всегда почувствует. Доброта — это самое сильное в мире, она всё превосходит. Ты их своим отношением лечишь. Я почему их не отдаю? Они своих хозяев никогда не забывают. Хоть хороший ты хозяин, хоть плохой, ты ее отдашь, она будет обиду на тебя держать. Собака никогда не предает своего хозяина. От людей можно ждать подлости, от них нет.
Самое сильное впечатление производит третий участок Али — тот самый на склоне холма, что ему выделили в администрации после конфликта с соседями. Огромный пустырь в три гектара с собаками повсюду. Еще по дороге с громким лаем на нашу машину кидается большущий злой Громила — так называет его хозяин, когда останавливает машину и выходит что-то крикнуть волкодаву. Пес немного утихает, мы продвигаемся дальше. Вокруг десятки собак на привязи, и те, что ходят свободно.
— Не бойтесь, — раздается поблизости.
Летом в этой местности часто встречаются гадюки и гюрзы. Недавно от укуса змеи умерла собака. Али выпустил ей кровь, но для спасения не хватило противоядия.
— Змея тут завелась, я ее еще не поймал. Их много там, где трава высокая. Я сейчас лошадь завязал на поле, и трава ниже стала, и змей меньше. Я если вижу, что голова опухает, знаю, что гадюка укусила, а вот от укуса гюрзы сразу умирают.
Али открывает багажник и что-то начинает искать.
— Расходов много, только на бензин в день тысячи рублей не хватает. Иногда в первый день кормлю одних собак досыта, на следующий других, как получается. Одно лекарство такое от паразитов, спрей «Барс», 180 рублей стоит, на сто собак это 18 тысяч, а мне еще больше нужно. Но я все равно против стерилизации животных, Всевышний их создал, как я могу? Я их количества не боюсь.
Отпущенных собак на этом участке около 20. Еще десятки агрессивных сидят на цепях.
— Я себя с ними хорошо чувствую, спокойно. Мне старых привозят, больных, люди не хотят их убивать и заниматься ими не могут — сюда привозят. И я думаю, чем они убьют ее, пусть хоть один день у меня проживет. Мне звонят как-то, мол, приходи, твоя собака? Я говорю — не моя. Но пошел, забрал. Я его Барбосом назвал. Это вот Симба, Лачин, Гоморджа. Дети мои как их любят, напрашиваются сюда. Но я к агрессивным их не подпускаю. У них есть любимчики. А для меня все они одинаковые, я всем равное внимание даю.
Купать каждую собаку времени не хватает. Время от времени хозяин обливает их из шланга.
Али просит немного подождать и отходит от нас. Набирает огромную лоханку воды и под палящим солнцем подходит с ней к каждой собаке. Недавно на собранные в соцсетях деньги он нанял работников, и в поле пробурили скважину, чтобы у собак была вода.
— В первую очередь, воду нужно было провести. Я очень уставал сюда воду возить. Это такие земли, которые никому и не нужны, — объясняет он. — Я пока, как мог, тут всё приспособил. Хочу выровнять землю, построить большие вольеры. Ну, бывает, друзья приходят помогают, а так, кто еще будет помогать, я все сам планирую сделать. Было бы хорошо, если бы государство хоть какую-то помощь оказало, чтобы тут цивилизованно всё было. Я каждый день об этом думаю. Я бы для собак и бассейн сделал, и прогулочное место. Такой хороший приют для них построить, у меня даже имя есть для него — «Лачин», «сокол» значит. Здесь деревья хочу посадить. Три-четыре есть, надо побольше, займусь этим.