Холодную ковку можно назвать забытым ремеслом, говорит мастер из Кабардино-Балкарии Александр Пазов. Учиться этому делу ему было не у кого — пришлось все осваивать самому. Мастерская Александра полна блюдами, кувшинами, вазами, украшенными традиционными адыгскими орнаментами и сделанными по старинной технологии. Никакой автоматизации процесса, только то, чем располагали предки: лист металла, молоток и руки.
Внешне народный мастер России Александр Пазов выглядит ровно так, как представляется кузнец: довольно высокий, крепкий, с пушистыми усами, в которые всегда готов обаятельно улыбнуться. Однако по образованию Александр — физик. Говорит, что увлекся металлом во время работы в горах, где вечерами нечем было заняться.
— Тогда у нас все искали фольгу, чтобы делать картинки в свободное время. А мне принесли кусок меди. Он был тонким, но мне показался толстым. Его нельзя было никак продавить. И пришлось выстукивать узор.
Возможность много работать с металлом появилась у Александра в другой рабочей командировке — на Антарктиду. На все вопросы об этом периоде Пазов морщится.
— Недавно случайно услышал диалог «знакомых знакомых» о себе. Что-то вроде: «Это который чеканщик? — Нет, это который полярник». Все и везде говорят про эту Антарктиду, — полушутливо ворчит он. — А я всего год там работал.
Для ремонта оборудования на полярной станции требовалась медь, поэтому пластинок металла было в избытке.
— Вот и занялся холодной ковкой и чеканкой активно. Даже ученики были, представляете?
У Пазова не было не только специального образования, но и наставника. Лишь несколько кувшинов, доставшихся от бабушки, и другие старые металлические изделия, сохранившиеся в некоторых семьях. Мастер говорит, что в итоге все «пришло через руку».
— Я не то чтобы изобретал велосипед, но все же до многих вещей доходил своими мозгами, — рассказывает Александр. — Мне и в голову не приходило, что орнамент можно чеканить по готовому изделию, как делают современные мастера. Я сначала наношу его на лист металла, а уже потом вытягиваю и делаю кувшин или чашу. Тут, конечно, рисунок может немного поехать.
Холодная ковка и чеканка — одни из самых первых способов художественной обработки металла. Сначала, конечно, полагает Пазов, никаких орнаментов на кувшинах не было: в первую очередь думали о функциональности. Молотом старались придать металлу нужную форму. А потом появилось желание украшать. Рисунок выбивали на металле — с помощью молота и специального инструмента создавая на плоской поверхности рельеф.
— 70−80-е годы XX века чеканку превратили в штамповку, наводнили ею все сувенирные магазины, — сетует Пазов на автоматизацию процесса. — Все эти «давленки» и тиснения — вообще не чеканка, то ли дело старинные работы.
Из металла Пазов делает почти любую посуду: блюда, тарелки, чаши, вазы, джезвы. Последние пользуются большой популярностью. Любой кофеман знает, что сваренный в медной турке кофе — это совсем не то же, что в алюминиевой или в кофемашине.
Интерес вызывают и гогоны — национальные кувшины для воды.
Александр, смеясь, рассказывает, насколько неверны представления о горянках, несущих кувшины с водой на голове. На самом деле их надевали «как рюкзак».
— Гогон должен был доставать сидящей девушке до плеча, — говорит мастер. — Он пустой весит около 15 килограммов, а если еще воды налить? Кто ж это себе на голову поставит?
Помимо холодной ковки «по старинным рецептам» Пазов интересуется и другими предметами быта предков. В его мастерской стоит трехногий столик — копия очень старого стола, хранящегося в одном из музеев Адыгеи. Подарили друзья.
— Пару раз у меня спрашивали, веселясь, почему у стола три ноги. А я отвечаю, что наши предки были умнее нас. Возьми любой горный народ — хоть здесь, хоть на Алтае или на Урале. Везде найдешь трехногие столы и табуретки. И любой дед тебе скажет, что три опоры — это идеально. Цепляешь четвертую ножку — и все, она уже висит в воздухе. Элементарная логика.
Александр рассказывает, что сначала в его голове возникает образ. Потом он берет в руки инструмент и пытается воплотить его в жизнь. Правда, не всегда получается сделать именно так, как придумал: то металл перетянул — и форма получилась не та, то орнамент вышел не совсем такой, как планировалось.
— Это расстраивает. Но я не могу сказать, что люблю какую-то работу больше, чем другие. Вы сможете выбрать, какой палец у вас самый любимый?
За несколько десятков лет ремесло мастеру не наскучило. Форм и орнаментов для металлических изделий почти бесконечно много.
— В посуде есть три степени свободы, — Александр обводит рукой полки с работами, — Вверх, вниз, вбок. Мне нравится с ними играть.
Мастер показывает кувшин всего с одним швом. Разглядеть его можно, только если точно знаешь, что ищешь.
Александр предпочитает неяркие и неброские орнаменты. Покупателям больше нравятся работы, имитирующие золото. Он с удовольствием делает и такое, но ценит более сдержанный стиль.
— Кабардинцы, вообще-то, предпочитали серебро, да еще и с чернением, — рассказывает Александр. — Это касалось и оружия, и предметов быта, потому что случайный отблеск солнечного луча может тебя выдать, когда тебе не надо быть обнаруженным.
Узоров мастер старается придерживаться традиционных адыгских. Приводит в пример характерный элемент: на растительных орнаментах всегда три листа. Почему так и что листы означают, до сих пор спорят, говорит мастер. А он просто старается найти гармонию узора, формы и материала.
На заказ Пазов предпочитает не работать. Он вспоминает, как весь день возился с чернением кувшина, мучился, чтобы шов не распаялся от температуры, обкладывал изделие мокрыми тряпками. Когда в мастерскую пришли покупатели, они обратили внимание на работу и сказали, что купят кувшин, если мастер его почистит.
— Я махнул рукой и сказал, что это не продается.
Несколько раз Александр все-таки брался за работу по договоренности — только заказ потом так и оставался в мастерской. Наученный горьким опытом, мастер приглашает покупателей выбирать из уже готовых изделий. Сейчас на полках его мастерской около четырех сотен работ. Пазов не скрывает: покупателей стало гораздо меньше — сказался финансовый кризис. Говорит, что буквально с порога понимает, сделает ли человек покупку. А еще у мастера есть ни разу не подводившая примета: если мужчина приобрел что-то без совета жены, он обязательно принесет этот предмет обратно. Потому что у женщин совсем иное представление о том, что и где должно стоять в доме.
— А бывает, цена отпугивает. Работы у меня недешевые, особенно учитывая наши местные зарплаты. Небольшая тарелка стоит от 10 тысяч, — говорит Александр. — Ничего не поделаешь: материалы дорожают, свет и газ тоже. Килограмм мельхиора сейчас стоит больше полутора тысяч. Листы прямоугольные, а изделия круглые, остаются обрезки, иногда много. Я их, конечно, сдаю, но за них дают копейки.
В середине 90-х в Кабардино-Балкарском госуниверситете открыли факультет декоративно-прикладного искусства, и Пазова пригласили преподавать. Многие тогда поступали на факультет, чтобы поработать с Александром. Были ребята, подававшие надежды, вспоминает мастер. Кое-кто пытался заниматься и после выпуска.
— Но никто не остался в этом деле. Большинство уходит в ювелирное, это все же более прибыльно.
Так получилось, что мастер остался без учеников. Годы преподавания он вспоминает тепло, но об уходе из университета не жалеет: объясняет, что махать молотом столько лет и без того тяжело.
Сын Александра тоже учился на факультете, где преподавал отец, и чеканка с холодной ковкой хорошо ему давались. Но сейчас его больше интересует оружие. Мастер с гордостью показывает две шашки, изготовленные сыном.
— Несколько лет он жил в США, работал в оружейном магазине. Там больше интересуются огнестрельным оружием, это у нас душа лежит к холодному. Так вот, он сделал гравировку на каком-то пистолете, тот попал на выставку. Специалисты долго не могли поверить, что кто-то делает гравировки вручную.
На выставки часто попадают и работы самого Александра.
— Пару лет назад были Кавказские игры в Дагестане. Туда, в национальное подворье, повезли мои работы. В основном блюда, — вспоминает Александр. — Мне рассказывали, что Рамазан Абдулатипов, который тогда еще был президентом республики, просил передать, что хочет прислать ко мне учеников. Ну и работ немало купил.
Подобное предложение поступило от Абдулатипова еще раз, но Александр отказался, рассудив, что придется брать ответственность не только за будущее мастерство учеников.
— Их надо селить где-то, кормить, — говорит мастер. — Я думал-думал и понял, что не потяну физически. Хотя предложения мне очень польстили.