В начале года 28-летний Аскер Бербеков из маленького города Баксан в Кабардино-Балкарии стал восьмым победителем самого популярного вокального шоу в России — «Голос». «Это Кавказ» расспросил певца о детстве на огороде, юности в музыкальной банде «отверженных» и о главной мечте.
— Аскер, это была твоя четвертая попытка попасть на «Голос». Откуда такое упорство?
— "Голос" — главный вокальный проект страны. Формат гениальный, слепые прослушивания — самый просматриваемый этап в проекте. «Голос» призван раскрыть твои качества как артиста. Это интересно самим наставникам. Когда я пришел к Константину Меладзе, то показал, что могу, спел песни в разных стилях. Но ему импонировало больше всего то же, что и мне: формат кроссовера — это нечто среднее между классическим, оперным вокалом и эстрадной манерой.
— Расскажи о закулисье, которого не видит зритель. Какая атмосфера там царит?
— Там было так классно! Я был поражен, насколько тепло внутри проекта. Начиная с Юрия Викторовича Аксюты (главный продюсер музыкальных и развлекательных программ на Первом канале, — Ред.) и заканчивая стилистами, все были очень трепетны с нами. Они всегда говорили: «Вы здесь главные люди, давайте мы сделаем так, чтобы всем было хорошо». Мне это напоминало детский или молодежный лагерь, солнечный, летний, где-то в «Грушевой роще» (санаторий в Нальчике, — Ред.), где царит дружба. На втором этапе я особенно остро испытал это ощущение, что мы попали в мир добра. Мы очень долго смеялись над тем, что в полуфинале собрался такой интернациональный состав.
— В команде Константина Меладзе были сразу два участника из Кабардино-Балкарии: ты и Светлана Мамрешева.
— Я даже взгрустнул, когда она ушла в команду Сергея Шнурова, потому что понял, что мы не будем видеться на репетициях. Светлана абсолютно простой человек, настоящая кабардинка, очень воспитанная, открытая, готовая помочь. У нее очень мощный голос, она меня подробно консультировала по академическому вокалу, была мотиватором.
— Если бы на слепых прослушиваниях к тебе развернулись все четыре наставника, кого бы ты выбрал?
— Все равно пошел бы к Константину Шотаевичу. Он человек, который может сострадать, отзывчивый и добрый. Я не обнаружил ни одного плохого качества. Когда я узнал, что в команде наставников будет он, сразу начал искать в интернете документальные фильмы о нем. В одном из них его брат Валерий Меладзе сказал: «Он не злой, но он может быть страшным». И позже я понял суть этих слов: такие люди — как чайник, который будет долго вскипать, но потом страшен в гневе.
— А каким тебе показался Дмитрий Нагиев?
— Я не увидел ничего поддельного в его словах поддержки каждому участнику. Когда меня покритиковали на слепых прослушиваниях, Нагиев сказал, что бывает голос размера S, а у меня L — Large, мне стало очень приятно. В жизни он очень простой человек и настоящий работяга.
— В этом сезоне вступили в действие новые правила зрительского голосования: можно проголосовать лишь один раз на каждом этапе шоу. Тебя как-то волновали эти перемены?
— Я знал об изменениях, но мне просто было не до этого. Я был очень сконцентрированным. Поставил перед собой две основные задачи. Первая — высыпаться. Я был вокально истощен от постоянных репетиций, мышцы уже не выдерживали. Поэтому старался при любой возможности спать. Иногда я ощущал головные боли, тогда звонил бабушке и говорил: «Нана (бабушка по-кабардински. — Ред.), я сейчас сяду, сконцентрируюсь и буду думать о тебе, а ты помолись за меня». Я на энергетическом уровне чувствовал ее поддержку. Когда боль отпускала, я звонил снова, и она говорила: «Я только закончила и хотела тебе позвонить».
А вторая задача — всегда учить слова. В прямом эфире важно сконцентрироваться на том, что ты делаешь, а не на мысли, что все на тебя смотрят. У меня один раз такое было: я пою и вдруг понимаю, что не помню следующую строчку. И на автомате губы сами произнесли эти слова. Просто в тот момент я дал закрасться в мою голову мысли, что на меня смотрит вся страна, и отвлекся от своей задачи — рассказать некую историю средствами вокала.
— За время проекта ты спел на нескольких языках: итальянском, французском, английском, русском и даже на кабардинском. Как происходит работа с иностранным текстом и произношением?
— Это «ушная» работа, я воспринимаю все на слух. Слушаю и записываю текст русскими буквами, когда попадаются сложные звуки, то даже использую кабардинские буквы, создаю какую-то свою письменность. Потом сажусь с этим текстом к компьютеру и по видео изучаю, как вокалист это произносит, его артикуляцию. И так добиваюсь сходства.
— В Кабардино-Балкарии всех взбудоражил номер в полуфинале: ты и Нуржигит Субанкулов спели с Пелагеей песню «Конь» на родных языках. Чья была идея?
— Когда в командах оставалось по два человека, Меладзе сказал, что нужно будет исполнить песню со звездой. «Я хочу, чтобы вы спели песню „Конь“ на своих родных языках — киргизском и черкесском. Если, конечно, вы не против». Я пытался сдержаться и не подскочить от радости. Потом Нуржигит сказал, что тоже в тот момент чуть не умер от счастья и лишь боялся, что кто-то передумает. В общем, сразу же начали работать над аранжировкой с использованием национальных инструментов.
— Расскажи, как все начиналось. Ты с детства занимался музыкой?
— Я был в детстве крайне скромным, стеснительным. И очень любил группу Hi-Fi и две их песни: «Я один» и «Ворон», мог слушать до бесконечности. Еще была яркая история с песней «Эй, ухнем!», я о ней везде рассказываю. Я увидел по телевизору комический номер с этой песней и стал постоянно петь «Эй, ухнем!» Меня отвели на вокал. Преподаватели спросили, что я хочу петь? Я спел песню Hi-Fi, но педагоги дали мне песню «Папа может». Мне она показалась несерьезной и слишком детской, так что вокалом я позанимался только один раз.
Через некоторое время меня отдали в музыкальную школу. Мы там с ребятами очень подружились, у нас была такая творческая банда. Люди, которых не принимает общество, ну или нам так казалось. Нам нравилось, что мы вроде бы какие-то странные, нас якобы не понимают. Мы были самые обычные дети, но занимались музыкой, а для мальчика заниматься музыкой, особенно в Баксане, было не самое престижное занятие. У нас были клички типа «Гитарист», «Пианист». Часто приходилось слышать вопрос: «Ты почему не борешься? Почему не на матах?» Мне хотелось, конечно, в футбол играть, на борьбу как-то захотелось пойти, на бокс. Но на все мои просьбы прекратить занятия фортепиано, родители отвечали, что раз я начал, значит, должен дойти до конца.
— Тебя строго воспитывали?
— Я очень благодарен моим старшим за то, что они воспитали меня именно так. Конечно, в детстве я был недоволен, меня во многом ограничивали, не давали сидеть без дела: то огород надо вскопать, то двор подмести, то маме помочь. Папа, уходя утром, оставлял список заданий на весь день, вечером приходил и проверял, что выполнено, а что — нет. И только сейчас я понимаю, какие плоды это дало.
— Опыт участия в вокальных конкурсах у тебя тоже с детства?
— Во мне есть здоровый дух соперничества — я люблю конкурсы. Важным для меня стал конкурс «Я люблю тебя, Россия» в 2007 году. Я прошел городской этап в Баксане, республиканский — в Нальчике, а затем мы поехали в Смоленск на всероссийский финал, и неожиданно для себя я получил Гран-при. Тогда и появилось ощущение, что это и есть мой путь.
— И ты поступил в ГИТИС.
— Я выбрал эстрадный факультет, мне казалось, что там я буду учиться петь. Когда я поступил и взглянул на расписание, то понял, что эстрадный факультет — это нечто другое. Вокал был всего два раза в неделю по одному часу. Актерское мастерство — от 6 до 9 часов ежедневно, танец у станка, степ, сценическая речь, фехтование. Занятия начинались в 9:30, а заканчивались в 22:30. Когда я об этом сообщил папе, он сказал: «Такого не может быть, иди еще раз посмотри». Я посмотрел еще раз, но оказалось именно так, как я и говорил. Словом, в идею эстрадного факультета заложен голливудский подход, когда актер умеет все — петь, танцевать, играть. По образованию в итоге я актер театра и кино, хотя не собирался им становиться.
— Ты сказал, что любишь конкурсы. Каждый из них — это проверка самого себя. Какие свои качества ты проверил на «Голосе»?
— Я научился общаться с камерой. Одно дело, когда ты показываешь что-то наработанное — поешь, исполняешь номер. Другое, когда даешь интервью — это было мое самое слабое место, колени Сосруко (герой нартского эпоса с уязвимыми коленями, — Ред.). Я вообще не умел этого делать. День съемок профайлов был для меня очень волнительным. Я понимал, что нужно отвечать органично, не изображать из себя кого-то, но для меня это реально было испытанием. И я больше всего благодарен «Голосу» за этот приобретенный навык общения с камерой.
— Сейчас ты проходишь испытание медными трубами. У тебя есть свой рецепт, как его выдержать?
— Рецепт прост: нельзя изменять себе. Как сказал мой мастер в ГИТИСе Андрей Алексеевич Щукин, у тебя в голове должно быть государство — свои правила, иначе другое государство придет и возьмет тебя в плен. Нужно соизмерять все с этим государством внутри себя. А когда я чувствую, что могу ошибиться, я беру телефон и звоню отцу. Он главный «отрезвитель» моего сознания.
— После победы в шоу ты продолжил выступать в московской команде исполнителей, а капелла Coffee Time Band. Не могу не спросить, какие планы на будущее? Чего нам ждать от Аскера Бербекова?
— Хочется поучаствовать в «Евровидении». Не знаю, получится или нет, но я буду пробовать, пробовать, пробовать. Я с детства об этом мечтал. Благо, я выиграл «Голос» и уже сделал к мечте первый шаг.