Еще одна выпускница знаменитой мастерской режиссера Александра Сокурова в Нальчике дебютировала в большом кино. Свой полный метр «Тембот», снятый в родной Кабардино-Балкарии, Тина Мастафова впервые представила на международном кинофестивале «Зеркало» в конце июля. А 27 августа «Тембот» покажут на фестивале молодого европейского кино Voices в Вологде.
— Вы долго тянули с дебютом. С чем это связано?
— Моя мама болела. Я за нею ухаживала. Как только поняла, что она уже может обходиться без меня, начала писать сценарий. Отправила свои идеи мастеру. Конечно, хорошо, когда снимаешь сразу после выпуска… Но судьба сложилась так.
— Не снимать было сложно?
— Очень. Но за этот период я очень многое поняла про человеческую боль и возможности. Помню, как перед самым выпуском мастер сказал мне: «Тина, тебе бы побыть немного медсестрой». В каком-то смысле сбылось.
— Что Сокуров имел в виду?
— Хотел, чтобы я увидела и поняла жизнь во всем ее объеме, набралась опыта. В человеке мне всегда хотелось показать только хорошее, игнорируя все остальное. Всегда тяготела к комедии. Это неплохо. Но не может быть постоянно смешно. И наоборот, в каждой трагедии есть элемент комедии. Даже на похоронах мы иногда смеемся. Головой я это понимала, но отказывалась от такого объемного видения, и мастер видел эти пробелы. Он всегда нам говорил, что смерть — не идеальна. Она не может быть красивой. Но чтобы это понять и не идеализировать ее — нужно многое увидеть и пережить. Сейчас я это понимаю.
— У каждого свой путь и своя скорость?
— Да. Но всегда хочется — быстрее. И Александр Николаевич всегда об этом говорит: «Решайте, думайте и делайте быстрее!» Из-за того, что я артачилась, получилось долго. Но я это преодолела.
— Как продвигалась работа над дебютом?
— Идея родилась быстро. Сценарий — тоже, хотя я переписывала его шесть раз. Потом выиграла конкурс, и фонд (некоммерческий фонд поддержки кинематографа Сокурова «Пример интонации». — Ред.) получил финансирование на мой проект. На подготовку к съемкам у меня был месяц. Я была в панике, не было времени выдохнуть. С актерами толком и не репетировали. Сейчас понимаю, что и не нужно было. Они непрофессиональные актеры, в кадре работает их личная органика. Это огромный плюс. Они не играли эмоции, а проживали их.
— Работа с непрофессиональными актерами всегда большой риск. Почему вы на него пошли?
— Не могла найти в Нальчике профессиональных актеров нужного типажа. Я не пожалела о своем выборе. Я хотела показать юношескую, молодежную энергию, с которой мы сталкиваемся ежедневно на улице. Это сложно сыграть. Марат, который в итоге исполнил роль Тембота, прекрасно справился, хотя персонаж — его полная противоположность.
— Чем Марат занимается в обычной жизни?
— Репетиторством. Готовит подростков к ЕГЭ по математике. Очень умный парень. Не знаю, будет ли он еще сниматься.
— Фильм про…
— …юношу, который жаждет любви родителей. Он находится под их неустанным контролем. Живет их одобрением. Пока однажды не решает вырваться из этих оков и начать жить собственной жизнью. И пусть не все складывается, он остается верным своему пути. Никто уже не будет диктовать ему, как жить.
— "История основана на реальных событиях"?
— Это история моего знакомого. На целых пять процентов (смеется). В каком-то смысле это моя попытка ему помочь. Может, увидев ситуацию со стороны, он обретет свободу?
— "Ради нее я старалась быть послушной и не доставлять проблем", — говорите вы о своей маме в одном из интервью. «Тембот» - про сложные отношения с матерью. Насколько эта тема затрагивает вас лично?
— Неизбежно, что в фильме оказалось много меня. Быть послушной — сложно и энергозатратно. Ты постоянно ломаешь себя. Я очень устала от этого, но это не относится к моим отношениям с матерью, скорее, с некоторыми другими людьми. Да, в фильме много личного, но я делала его не для себя — для других, в конце концов.
— У фильма есть постскриптум — «документальная зарисовка о традициях, призвании и выборе, перед которым поставлены на Северном Кавказе вчерашние дети».
— Молодым людям не дают реализовать свои идеи. Возьмем самое простое — когда родители решают за своих детей, куда им нужно пойти учиться. Разве это правильно? Дайте им жить, выбирать, делать ошибки. Это то, что я хотела сказать своим фильмом взрослым. А молодым хотела показать, что из оков всегда можно вырваться. Да, нас приучали не перечить старшим. Но старший — не всегда значит мудрый. Уважайте старших, но слушайте, пожалуйста, себя. Мечтайте.
— Какова прокатная судьба фильма?
— Сперва нужно проехаться по фестивалям, а потом фильм покажут в кинотеатрах. Не думаю, что нам придется долго ждать. Сегодня доступны только российские фестивали, а их, к сожалению, не так много.
— О мировых фестивалях можно забыть?
— Границы закрыты — это факт. И это большая боль для любого режиссера и продюсера. Но с этим придется как-то жить. Будем смотреть прекрасное российское кино. Его очень много.
— Художники часто обращаются к образам из детства. Чем вам запомнилось ваше?
— Как бегаешь во дворе с друзьями, играешь в камушки, прятки. И окрики матерей из окон поздним вечером: «Иди быстрее домой!» Или как мама постоянно брала меня с собою на работу, не могла оставить одну дома. Она парикмахер. Получается, я росла среди взрослых людей. Они помогали моему пониманию жизни. Мне всегда было комфортнее со старшими, чем с ровесниками.
— Правда, что именно благодаря маме вы поступили к Сокурову?
— Да. Не могла определиться до 11 класса, куда поступать. Мама предложила написать на листочке все профессии и выбрать. Но и с этим я тянула. Однажды у моего двоюродного брата был какой-то праздник. На свой мобильник-кирпичик я сняла какие-то видео, фото, на нем же — смонтировала. И мама, увидев это, предложила мне пойти на режиссуру. Почему бы и нет? Я планировала поступить в местный институт искусств, но тетя увидела в газете небольшую заметку, что Александр Николаевич Сокуров набирает мастерскую… Стечение обстоятельств.
— На Кавказе привычнее ситуация, когда в семье от творческой профессии отговаривают.
— Отец видел меня юристом. Но мама настояла, чтобы я пошла своим путем. Очень ей благодарна за это.
— Помните что-то забавное из поступления?
— У нас было три этапа вступительных испытаний — три дня, с утра и до позднего вечера. На втором этапе Александр Николаевич с каждым разговаривал индивидуально. А на третий день мы читали перед комиссией басни. Басню нужно было подать как-то по-новому. Мама предложила: «Прочитай так, будто ты пьяная». Иногда, говорит, икай! Почему бы и нет? Я читала, икала и падала. В белых штанах, кофте, вся измазюкалась. Катастрофа! И тут я услышала, что кто-то из комиссии смеется. «Ага, значит, когда я икаю — им смешно!» Кто меня мог остановить? Но смеха было все меньше и меньше. Я вышла к маме вся чумазая, с багровым лицом и в полной уверенности, что провалилась.
— Как вас изменила мастерская?
— До мастерской я была комнатным цветком. Боялась жизни. После — стала открытой знаниям, опыту, перестала бояться ошибаться. Тина «до» точно не стала бы разговаривать сейчас с вами — стеснялась, умоляла бы просто с нею не говорить (смеется). Сейчас спокойно воспринимаю свои недостатки и ошибки и встречаю трудности. Мастерская дала мне силу и знания. Нас не учили, запихивая в голову знания. Нас учили разбираться, понимать. Процесс обучения строился на диалоге. Это большая удача.
— Как изменились отношения с Сокуровым после выпуска?
— Александр Николаевич остается моим мастером, учителем. Его мнение очень важно для меня. Но я не беспокою его по пустякам, обращаюсь только по какому-то делу или по работе. Он всегда открыт, не прячется от нас.
— С однокурсниками вовлечены в работу друг друга?
— Когда учились — помогали, были рядом. Сейчас все, естественно, изменилось. Но когда кто-то выпускает фильм или едет на фестиваль — поздравляем, созваниваемся. У нас есть общий чат, где мы переписываемся. Если у кого-то премьера, Александр Николаевич всегда спрашивает, был ли курс? Беспокоится, чтобы мы не потеряли связь. Но мы не теряем!
— Сложно работать с национальными темами?
— Есть нюансы. Если съемочная группа не с Кавказа, она многого, естественно, не понимает. Возникают идеи, противоречащие традициям, например. Но я не могу придумывать что-то новое и отступать от жизненности. В этом сложность: ты не можешь как следует развернуться.
— Есть в мировом кинематографе общепризнанный феномен якутского кино — можно ли говорить о похожем будущем для северо-кавказского?
— Кавказское кино только начинается. Его стопорит отсутствие финансирования, идей, страх и неуверенность. Якутское кино очень поддерживают финансово. На Кавказе предпочтут построить новый магазин, чем вложиться в искусство.
— Но успех выпускников мастерской Сокурова, попытки снимать кино других молодых режиссеров — все это не может не запустить какие-то процессы, пусть и медленные…
— Да, очень хочется изменений. Но пока что это выглядит так: каждый трясет в одиночку дерево в надежде, что что-то упадет.
— Есть обнадеживающие примеры настоящих подвижников — Булат Халилов и его лейбл Ored Recordings, возрождающий искренний интерес к национальной музыке.
— Но сколько лет он с соратниками над этим трудился? И через какие сложности они прошли. А если бы его сразу поддержали? Думаю, он сделал бы много больше. Вечная борьба одного человека с целой системой.
— Какие у вас планы?
— Мечтаю снять комедийный фильм. Драма — сложный для меня жанр, не мой, хотя я и сняла «драматичный» дебют. Так что пишу сценарий. Это очень важный для меня проект.
— Жить планируете в Нальчике?
— Да. Если меня поставят в такие рамки, что невозможно будет не уехать, уеду. Но хочу ли я этого? Нет. Хочу жить здесь, уезжать, снимать где-то еще, но всегда возвращаться. Да и снимать хочу здесь.