Премьера первого полнометражного фильма выпускницы мастерской Александра Сокурова Малики Мусаевой «Птица ищет клетку» могла состояться в Каннах, но оргкомитет кинофестиваля отказался включить ленту в конкурсную программу без объяснения причин. Мы поговорили с Маликой о замысле картины, его воплощении и о будущем фильма.
Люблю обращаться к тому, что мне знакомо. Эта картина — мозаика из характеров и судеб, которые я наблюдала в жизни. Получилась очень женская история, героини которой имеют личную трагедию — внутренний конфликт, который пытаются преодолеть. Это фильм о несвободе, невозможности выбирать свою дорогу, взгляды. Иногда обстоятельства могут быть сильнее тебя самого, и приходится идти на компромисс, понимая, что выбраться не можешь. Эти истории постоянно просились наружу, но мне кажется, в фильме я смогла только чуть-чуть до них дотронуться.
Первоначальная идея — снимать о чеченских беженцах в Европе — возникла после переезда в Германию и учебы в Hamburg Media School. Подавалась на финансирование, но ничего не получалось. В Германии беда с авторским кино. Немецкое телевидение и федеральные земли чаще финансируют средние, поверхностные фильмы, которые не заставят размышлять. Как сказал мне художественный руководитель, «Твоя кухонная драматургия никому не интересна», то есть внутренняя драма героя в истории. Конфликт должен быть внешним — так учили нас в школе кино. С этим я категорически не согласна, но сама учеба была полезна. Наверное, не в содержательном плане, а в некоем профессиональном. В Нальчике мы, конечно, снимали свои работы совсем не так. В Гамбурге я научилась нести ответственность за свои ошибки и за каждое слово, сказанное во время подготовки и съемок фильма. Но такой опыт не всегда полезен, иногда он может больше разрушить, чем научить.
Полгода просто боролась за то, чтобы начать снимать. В 2018 году мы с продюсером Николаем Янкиным поехали в чеченский поселок Алды, где я жила, когда началась война. Очень хотела снимать там, но буквально через час мы поняли, что ничего не получится: люди были напуганы, спрашивали, кто мы, почему на машине питерские номера. Думала снимать в Кабардино-Балкарии, был даже небольшой кастинг в Нальчике, понравилось балкарское село Безенги. Местным жителям это было чуждо. Тогда решила снимать в Ингушетии. Нам сначала разрешили, потом запретили. Если бы не поддержка министра культуры Ингушетии и его заместителя, я бы так и не сняла фильм, я уверена в этом.
Действие происходит в наши дни в небольшом селе Аршты на границе с Чечней — живут в нем чеченцы. Все наши актеры — местные жители, и это было самое интересное. С ними работалось прекрасно: они оказались на удивление органичными, схватывали все на лету. Почти каждый вел себя так, как будто всю жизнь учился на актерском. Не могу понять, с чем это связано, хотя исполнительница роли сестры главной героини, когда прочитала сценарий, сказала: «Ты что, снимаешь про мою жизнь?»
По атмосфере и способу съемки ссылалась на фильм Андреи Арнольд «Грозовой перевал» по роману Эмили Бронте — смотрела, когда училась в мастерской. Еще обращалась к «детским» фильмам иранских режиссеров, которых очень люблю за простоту, человечность, красоту и восхваление качеств человека. И, конечно, вдохновлялась итальянским неореализмом — например, «Шпаной» Пьера Паоло Пазолини.
Музыку к фильму писал Мурат Кабардоков. Мне мало с кем работалось так круто, как с ним. Мурат — чувствующий, понимающий человек, с удивительным сочетанием тонкости, четкости и безумной работоспособности. Вместе смотрели ленту на «Ленфильме», где я ее монтировала, обсуждали использование национального фольклора. Я попросила привезти нам чеченский пондар — инструмент, похожий на скрипку, но картина отталкивала такое звучание. История очень женская, нежная. Мурат предложил флейту — и все сразу стало хорошо. Саундтрек записали с небольшим квартетом в студии документального кино в Санкт-Петербурге. Мне посчастливилось видеть этот процесс.
Картины не случилось бы без фонда «Пример интонации» и Александра Николаевича Сокурова. С ним мы всегда поддерживаем связь, обсуждали замысел фильма, сценарий. Наработки отправляла Александру Николаевичу не потому, что это было обязательным условием. Просто мне очень важно его мнение. Это же роскошь — иметь возможность обратиться к нему, учиться у него. Александр Николаевич всегда дает ценные советы, но никогда не просит что-либо менять так, как ему кажется правильным. Он оставляет абсолютную свободу действий.
Знаю, что Александр Николаевич публично дал ленте «Птица ищет клетку» высокую оценку, но я всегда сжимаюсь, когда он меня хвалит. Я-то считаю, что все делаю плохо. Просто Александр Николаевич тепло ко всем нам относится, он всех нас любит: и выпускников, и студентов. Для меня он как маяк, как свет в темноте. Именно Александру Николаевичу принадлежало решение подавать заявку на участие в Каннском кинофестивале. Отборщики положительно отзывались о картине, и мы были уверены, что ее возьмут в какую-то из программ, но… официальной причины отказа нет.
Формат фильма не подходит для ТВ и стримингов, но впереди Локарно и Венеция. Надеюсь, картину включат в программы этих фестивалей, будем бороться за то, чтобы ее показывали. Это важно для людей, которые работали над ней. Тем более лента на чеченском языке и не с актерами. Мне очень хочется, чтобы зритель ее увидел.
Планирую и дальше снимать на чеченском и о чеченцах, сейчас пишу новый сценарий. Картину хотели снимать на Северном Кавказе, но сейчас это будет сложно, поэтому концентрируюсь на Европе.