Иногда для того, чтобы стать ученым, человеку недостает чистой случайности. Жил да был в Акушинском районе Дагестана учитель русского языка и литературы Габиб Исмаилов. Совершенно обычный горец. Разве что с детства зачитывался Майн Ридом и Жюлем Верном, мечтая бороздить со всезнающим Паганелем экзотические страны и делать потрясающие открытия. Шли годы, у мальчишки-мечтателя появились работа и семья, он разменял пятый десяток, а Жак Паганель все никак не попадал по ошибке вместо парохода «Шотландия» в селение Гапшима.
Но порой сбываются даже самые невероятные мечты. В начале 1990-х годов в село в поисках кайтагской вышивки приехал оксфордский ученый Роберт Ченсинер. Он искал помощников и переводчиков. По счастью, жена Габиба преподавала французский, которым хорошо владел предприимчивый англичанин. После пары недель с Робертом жизнь горской семьи круто изменилась. Жена и обе дочери Габиба со временем стали видными специалистами по кайтагской вышивке, а сам учитель углубился в область доселе почти неизведанную — татуировки горских женщин. Эти письмена были куда таинственней, чем послания капитана Гранта. Неудивительно, что и поиски оказались гораздо более долгими.
Поначалу над Габибом посмеивались. Мыслимое ли дело, чтобы у скромных горянок под платьями обнаруживались вытатуированные мужские и женские половые органы, свастики и шестиконечные звезды? Наверняка этот никому не известный даргинец все выдумал ради дешевой славы. Да и кто бы ему позволил осматривать чужих жен?
— Некоторые женщины с радостью соглашались, но обычно приходилось нелегко, — кивает Габиб. — Порой было даже опасно, когда расспрашиваешь чужую женщину об интимных вещах, это чревато большими проблемами. Иногда мне говорили: «Сынок, если ты меня сфотографируешь, то укоротишь мою жизнь на столько-то лет». Как-то раз женщина показала только татуировки на одной руке, а вторую спрятала. Мне помощницы подсказывали: «Ты проси, там такие удивительные вещи!» Но так и не уговорил. Много татуировок на грудях. Их я, конечно, не мог снимать. Только однажды женщина сама взяла у меня фотоаппарат и сделала пару снимков нагрудных тату в форме полумесяца. Я их нигде не публикую.
Впервые на кавказские татуировки обратил внимание этнограф Адольф Дирр. Он приехал в Дагестан в 1904 году, увидел в селениях Хаджалмахи и Кумух татуированных женщин и опубликовал об этом 11 лет спустя короткую заметку в «Сборнике материалов для описания местностей и племен Кавказа». В следующий раз специалисты вернулись к этой теме только в 1982 году. Советская наука предпочитала не замечать темный пережиток языческих времен.
— Большинство татуировок возникли задолго до прихода ислама, — утверждает Габиб. — Шаманские традиции до сих пор живы в горах. Многие бабушки клянутся огнем, луной, солнцем. Лягушка для нас священна. Корова, наступившая на нее, обязательно умрет. Чтобы вызвать или прекратить дождь, на лягушку надевали красивое платье или штаны, а затем ее подвешивали на водосточную трубу. Магические способности приписывались и другим животным. Женщина с татуировкой в виде орла рассказывала, что ее дед убил эту птицу и приказал всем женщинам носить ее изображение на себе, чтобы дух орла простил его род. Знаки на теле отпугивали даже демонов. Например, в селении Танты были великолепные луга. Сена косили столько, что днем привозить не успевали. Тогда за ним ночью посылали женщин с татуировками сзади — на пятках, за ушами. Так в джунглях носят маску на затылке, дабы тигр со спины не атаковал. В горах женщины считаются легкой добычей для духов. Поэтому даже могилы для них роют глубже. Здесь тоже приходят на помощь защитные символы, причем весьма своеобразные.
— Я как-то спросил троюродных сестер, есть ли у их бабушки татуировка, — продолжает Габиб. — Они отвели ее в другую комнату, раздели, посмотрели и вдруг выскакивают с хохотом. На внутренней стороне бедра бабули красовался фаллос со «спутниками». Она верила, что после смерти он не позволит злым духам вытащить ее кости из могилы. В аварских районах исламисты знают о таких оберегах и борются с ними. Они вырезают символы с тела покойницы и хоронят их отдельно, в чистом месте. Но в Коране нет ни единого слова осуждения татуировок! Самые татуированные женщины в мире — арабские. В Йемене, Тунисе, Марокко.
Пока одни мусульмане боролись с татуировками, другие изобретали для них исламские рисунки. Символика менялась вместе с обществом. Когда после революции арабский алфавит в горах ненадолго сменился латинским, появились татуировки с соответствующими буквами. А во времена Советского Союза женщины щеголяли новыми оберегами — пятиконечными звездами, серпом и молотом, а порой и надписью «СССР».
Мелькают старые черно-белые и новые цветные фотографии горянок со скрещенными на груди руками. На тыльных сторонах ладоней, лбах, подбородках — синеватые татуировки. За каждой — своя история.
— Я у одной лезгинки спросил, что означает набор точек на ее руке. Она ответила, что когда люди ее рода умирают, они улетают в небеса и становятся звездами. Вот она и носит на себе созвездие предков. А другая женщина двенадцатью точками обозначила дюжину своих детей, чтобы они всегда были с нею. Жены оружейников накалывали сабли и щиты, а женщины, желающие забеременеть, изображали на груди человеческую фигурку. Знаки отгоняли и притягивали. Чтобы муж вторую жену домой не привел, женщины вырезали на руке свастику. Другую татуировку-оберег моя односельчанка сделала, чтобы ее брат возвратился живым с войны. Но он не вернулся. В Дахадаевском районе дочери богачей накалывали себе определенные точки на пальцах. Это была реклама престижной невесты. Бедняк при виде такой татуировки сразу понимал, что ему ничего не светит. А эту точку под скулой девушка наколола просто для красоты. Как мушку.
Татуировки наносили толстой трехгранной иглой или швейными иглами, связанными по две или три. Краску делали из разведенной в воде сажи, жженой резины или сока растений. Так, в селении Гапшима использовали жимолость, растущую на кладбище. Местные называли ее кошачьей грушей. Больше недели свежая татуировка болела, порой у девушки поднималась температура. Но именно перенесенная боль давала женщине право носить рисунок с гордостью всю жизнь.
Иногда девушки становились «сестрами по татуировке», татуируя друг друга и внося себе под кожу кровь подруги вместе с краской. Но, как правило, татуировка была своего рода инициацией, которую проводили только замужние женщины, обладательницы собственных наколок. Знаками защищали все, что дает повод для зависти: красивое лицо, длинные ноги, умелые руки, большую грудь… Татуировка воспринималась как прививка от напастей и сглаза. Горянки боялись, что, если ее удалить, дух сразу вылетит из тела. Отказ посвященной женщины делать татуировку иногда приводил к серьезным драмам.
Однажды в лакском селении Верхний Катрух тяжело заболела четырехлетняя девочка. Мулла соседней деревни посоветовал ее матери Кистаман для спасения дочери немедленно вытатуировать ей точку на переносице. Та обратилась к своей подруге Муслимат. Но едва она взяла в руку иглу, как ребенок закричал, забился в конвульсиях. Муслимат сжалилась и отпустила девочку. Вскоре та упала с лестницы и умерла. После похорон мать пришла к татуировщице и сказала: «Раньше мы дружили, а теперь ты — мой вечный враг. Из-за тебя дочь осталась без защиты, и случай ее забрал». До самой смерти женщины больше не обменялись ни единым словом.
Семнадцать лет Габиб провел в экспедициях. Заморский ученый подбадривал его из далекой Британии и благодарно принимал собранный материал, но в Дагестане Паганелем приходилось становиться самому. С 1991 по 2007 год любознательный даргинец опросил более 500 женщин в 140 селах 35 районов Дагестана. Самой юной было три года. Самой старшей — 113 лет.
— Я сопоставил знаки на вышивках и утвари с татуировками и убедился, что это единая орнаментальная база, присущая не только Дагестану, но и всему Кавказу. Отправился в Армению, Грузию, Азербайджан. Потом систематизировал результаты и издал брошюркой. Тогда все ахнули, — в голосе Габиба звучит гордость. — В Академии наук сокрушались, что я их тему увел, а я спросил: «Кто вам самим мешал до сих пор?» Я собрал в Дагестане 1545 знаков женских татуировок и семь мужских. Женщины консервативней, они — хранители обычаев. Их среда очень замкнута. Мужчина сел на коня, взял саблю и пошел воевать, а жена остается дома и передает детям традиции.
Тем временем в Оксфорде Роберт Ченсинер проанализировал 111 видов татуировки и сгруппировал их в десять категорий. Самая большая — 61 знак — состояла из точек. 48 татуировок изображали людей и части тела, 42 — астральный культ, 35 — буквы, 27 — тотемных зверей, 9 — растения, 9 — кресты, 7 — числа, 3 — еврейские символы. Пять татуировок так и остались загадкой для исследователя. Впрочем, другие ученые считают, что все эти трактовки произвольны. Можно сколько угодно проводить параллели между дагестанскими знаками и символами из критского города Кносс, разглядывать в переплетении линий мировое древо или танцующего шайтана, но мы никогда не узнаем наверняка, о чем думала давно умершая горянка, когда чертила на руке девушки свастику или греческую букву пси. И уж тем более невозможно установить изначальный смысл знака, когда он еще не преломился через восприятие множества поколений татуировщиц. Как бы то ни было, сельский учитель русского языка написал несколько научных трудов, защитил диссертацию и стал соавтором монографии, изданной в 2006 году лондонским издательством Bennett & Bloom. В списке людей, кому посвящена эта книга, есть Расул Гамзатов, который очень помог Роберту, но самым первым стоит имя Аминат, матери Габиба.
— Я жалею лишь о том, что поздно начал, — вздыхает он. — Целый пласт культуры уходит безвозвратно. И зафиксировал его я — непрофессионал и дилетант, у которого до 1994 года даже фотоаппарата не было, чтобы изображения сохранить. Большинство татуированных людей уже умерли, традиция угасает. И все же… Недавно студенты мне рассказывали, что видели в маршрутке очень общительного мальчика. Ко всем лез. И одна пассажирка посоветовала матери сделать ребенку татуировку. Чтобы не сглазили.