Волки ушли

Овцы жалобно блеяли. Собаки, поджав хвосты, разбегались по закоулкам. По снежным склонам в селение спускались чудовища. Из прорезей в косматых мордах поблескивали глаза, на высоких и острых кончиках масок болтались воздушные шары. Размахивая хлыстами, монстры бросились на толпу мальчишек. Те с криками выхватили мечи. На широком деревянном лезвии мелькнула надпись: «Игби-2007»…

Восемь с половиной лет спустя, летом 2015-го, я со знакомой журналисткой поднимался на перевал, разделяющий Цумадинский и Цунтинский районы Дагестана. Пот щипал глаза. Позади остались чабаны, полудикие грациозные коровы и девушки в платках, срезающие короткими косами целебные травы. Последний рывок над снежной проплешиной — и нам открылась незнакомая долина. Стадо туров стремглав понеслось прочь. Горные отроги уходили вниз, закручиваясь в циклопическую воронку. В прошлом веке цумадинцы ходили этой дорогой в цунтинское селение Шаитли на праздник Игби. Теперь они хором уговаривали нас не рисковать и объехать леса на машине: где-то здесь пряталась шаитлинская бандитская группировка.

Оскальзываясь на траве, продираясь сквозь борщевик и минуя опустевшие загоны для овец, мы медленно спускались к селениям дидойцев — одного из самых загадочных народов Кавказа.

От Плутарха до Карпова

О дидойцах писали еще Плиний Старший и Плутарх. Арабский путешественник X века Аль-Масуди говорил, что они — независимые язычники. О набегах горцев на соседей ходили легенды. Недаром название народа по одной из версий происходит от грузинского слова «великан». Сами они зовут себя цезами.

Российское правительство бунтарей не жаловало: в 1858 году генерал Вревский за одну неделю сжег 23 аула и почти все посевы дидойцев. Зимой 1944 года история повторилась. Пока мужчины были на фронте, народ переселили в Веденский район — на освободившиеся земли депортированных чеченцев. Старые селения сотрудники НКВД спалили дотла. До сих пор в Шаитли рассказывают о первом секретаре райкома комсомола — молодом парне-инвалиде, который сам сжег свой дом, чтобы не винить других. На чужбине погибло не меньше половины маленького народа. Потом чеченцы вернулись, и выжившим цезам пришлось заново обустраиваться на пепелищах. Буйного норова они, впрочем, не растеряли. Из уст в уста передавались легенды о местном Робин Гуде времен Великой Отечественной — благородном абреке Исмаиле, который чтил обычаи, не трогал бедняков и однажды заставил бегать голышом по лесу двух милиционеров, обозвавших старика вшивым цунтинцем. В изгнании уцелели и древние традиции — магические обряды, праздник первой борозды с собачьими боями и, конечно же, Игби, прославивший район на весь мир благодаря питерскому этнографу Юрию Карпову.

Молодой ученый, которому суждено было стать лучшим специалистом по этнографии Дагестана, попал в Цунтинский район в начале 1980-х со своим другом и коллегой Александром Азаровым, изучавшим аборигенов Австралии. Правда, в Советском Союзе заниматься этой темой приходилось исключительно по книгам. Стуча зубами от холода и думая о том, что в недоступной Австралии сейчас лето, друзья ехали в Шаитли на попутном грейдере. В селении тем временем готовились к празднеству. В особом доме кучей лежали шкуры, отчасти ворованные. Молодые мужчины шили из них маски и готовили костюмы волков, по-дидойски именуемых «боци». Правда, на волка зловещие лесовики походили мало, но это ученых не смутило. Главное в легендарном звере — не внешний вид, а суть. Особняком лежала огромная морда чудовища Квидили. Над клацающей крокодильей пастью торчали рога. Глядя на парней, священнодействовавших в отдельной избушке, Азаров с удивлением опознал мужской союз — с ними он был знаком по книгам об австралийских аборигенах. Этнографы поняли, что мерзли не зря.

День владыки Квидили

5 февраля, в день середины зимы по восточному календарю, ряженые в масках и вывернутых тулупах спустились с гор. Во главе толпы мальчишек они обходили дома. Юные цезы орали: «Кто не готовит бублики, тому обувь наполнят грязью!», лохматые боци размахивали хлыстами, как дирижерскими палочками. Сельчане послушно выносили навстречу шествию иги — особые бублики, давшие название празднику. Иначе могли не только сапоги испачкать, но и в ледяную речку с головой окунуть. Все распоряжения лохматые повелители праздника передавали через детей, игнорируя взрослых мужчин и демонстративно пугая женщин. Бублики боци нанизывали на длинные палки. Их тщательно охраняли, но все равно иные храбрецы срывали иги и пускались наутек, преследуемые чудовищами. Это считалось особой доблестью.

Возле речки веселились прочие герои карнавала. Из кучи навоза поднимался страшный Шайтан. Он приставал к прохожим и пачкал их золой. Милиционер лихо отплясывал лезгинку и следил за порядком, Спекулянт торговал, а Старик в тулупе с завязанными рукавами гулял со своей Старухой. Но вот все затихли — из леса вышел владыка Квидили. Лесной гигант взгромоздился на ледяную трибуну. Он карал и миловал, а подданные послушно внимали его указаниям. По мановению августейшей лапы волки высоко поднимали ударников социалистического труда и дарили им вкусные бублики. К разгильдяям и ворюгам повелитель был суров. Короткий приказ — и боци окунали их в прорубь. Женщины, правда, отделывались мокрыми ногами. Но вот порок наказан, добродетель восторжествовала. Под крики и рыдания всей деревни лохматые волки втащили Квидили на мост и перерезали ему глотку. Хлынула кровь, подозрительно напоминающая марганцовку. Праздник закончился.

Вернувшись в Ленинград, Карпов принялся за работу. От загадочного горского маскарада ниточки протянулись в Азию и Западную Европу. Не остались в стороне и славяне с их святочными играми. Проще всего было с символикой волка. Этого зверя горцы уважают больше, чем льва, ведь он нападает на того, кто сильнее. В самых разных мифологиях волк считался мистическим охранником полей и покровителем урожая. Повсюду он являлся в одно и то же время — в середине зимы, когда дни становятся длиннее, а в лесах начинаются волчьи свадьбы. Скоро весна, надо задобрить серого хищника, чтобы лучше хранил посевы. Немцы говорили, что 2 февраля лучше увидеть волка, чем солнце. В Болгарии первые три дня февраля назывались волчьими праздниками. Скифы и германцы верили, что воины способны превращаться в волков. Для этого они надевали маски и подражали зверю — в точности как жители крохотного села на самом краю Дагестана. До сих пор вервольфы — привычные персонажи массовой культуры.

Немало родственников обнаружилось и у владыки Квидили. Жертвоприношение божества, его смерть и воскресение лежат в основе многих религий, включая христианство. В Богемии еще в начале XX века горожане охотились на Пасху за ряженым лесным человеком. Палач подходил к пойманному лесовику и пронзал мечом спрятанный на его теле пузырь с кровью, после чего тот «умирал». В другом немецком городе в понедельник на Троицу юноши с деревянными мечами обезглавливали лесного короля с короной из коры и скипетром из боярышника. Много общего у Квидили и со стариком Бериком — главным героем карнавала в соседней Грузии. Это неудивительно: люди повсюду верили, что все неизменное, будь то правитель или даже божество, изнашивается и стареет. Обновляет их только смерть, в которой скрыто новое рождение. Стало быть, смысл загадочного праздника — обеспечить магическими ритуалами хороший урожай в будущем году и продолжить круговорот жизни. Загадкой осталось лишь само имя «Квидили». На лавры прародителя гигантского рогача претендуют дидойский злой демон Хъуди, кукла «кидила» и даже гибрид верблюда и оленя, благо такие мичуринские опыты среди мифических персонажей — обычное дело.

Карнавал со слезами на глазах

За статьей последовали книги. Авторитет Карпова в науке рос. Он открывал все новые темы, а сенсационный интерес к Игби тихо угасал. Последние сведения о празднике датировались 2007 годом, когда Шаитли посетили сразу несколько телекомпаний. Потом воцарилась абсолютная тишина. Чтобы прервать это молчание, мы и продирались сквозь колючий лес, пока, наконец, не вышли на ухабистую дорогу к селению.

— Как это вы через горы прошли? Сегодня же за перевалом, в Цумаде, контртеррористическая операция! — удивился старичок, встретивший нас на окраине Шаитли. Легендарный аул оказался россыпью каменных домиков, словно вросших в лесистые склоны. Пасторальный пейзаж украшала потрепанная «Приора» с Аль Пачино в роли гангстера Тони Монтаны на дверце. Надпись под ним гласила: «The world is yours».

Сельчане чуть не подрались, споря, кому принимать гостей. Деды на годекане даже прервали захватывающую партию в шашки, роль которых исполняли крышки от газировки. Не успели мы разместиться, как к нам зашел человек в очках с тонкой оправой, похожий на актера Робина Уильямса.

— Я — Камиль, — представился он. — Шаитлинский учитель и блогер. По профессии англогеограф.

— И где такому учатся? — удивились мы.

— На англогеографическом факультете, — объяснил Камиль.

Вскоре разговорчивый блогер уже показывал нам видеозапись праздника, организованного в 2007 году его братом Шамилем.

После визита Карпова Игби пережил короткий расцвет. Одна за другой возникали новые маски. Обезьяна и Скелет пугали детей, Алкаш с редкими волосами из козьей шерсти протягивал настоящим алкоголикам бутылку и предлагал сообразить на троих. Лесные люди в одеяниях из шишек и мха жаловались Квидили на браконьеров. Доктор с огромным шприцом наперевес «лечил» пивом упавших на землю мнимых больных. Челноки разворачивали торговлю, и соседи шутки ради покупали у них за полтинник разную чепуху — старые непарные носки, женские трусы, тряпки, подгузники… Жених и Невеста сходились в свадебном танце, и прохожие по обычаю забрасывали их деньгами. Обоих изображали парни, причем в женские костюмы облачались самые юные участники праздника, семиклассники. Но правили бал ребята постарше, исполнявшие роли Квидили и грозных волков.

— В детстве мы боци страшно боялись, — вспоминал Камиль. — Когда такое чудовище идет на тебя, кажется, лучше под «Камаз» угодить. А ему самому непросто — одежда тяжелая, из-под маски ничего не видно. Бабушка рассказывала, что раньше волчья маска была маленькая и рогатая. Рога у нас — символ силы, а не всяких шашней. О могучем богатыре говорят, что он с крепкими рогами. Наши деды в детстве ходили по домам, говорили «Ля-илляха-иль-алла» и собирали хлеб. Мое поколение выпрашивало бублики. А в последнее время дети на иги даже не смотрели, сникерсы им подавай. Но по празднику детвора всегда с ума сходила! Целый месяц шили сумки, делали маски и мечи с надписями «Я храбрый!», «Я — истинный горец!». В боци пускали только ребят от 16 до 25 лет. Там сила нужна. Кому не разрешали, те обижались и дрались.

На экране ловкий дидоец схватил бублик с шеста, но его настигла ватага волков — к восторгу Камиля, тоже бывавшего в таких передрягах:

— Я сопротивлялся, боролся. Одного волка положил, пятеро других навалились. Схватили меня — и в воду. Жена бежит, кричит: «Убивают!» А они ей — «Ничего, завтра живой будет». Посмотрел я на нее, заплаканную, и сказал: «Теперь я вижу, что ты меня любишь». Посовременничал. Она покраснела: «Зачем такое говоришь! Тут же родственники!»

Объектив любительской камеры мечется в разные стороны. Вот монстр хватает в охапку визжащую девушку, кружит ее, бросает в снег и бежит дальше. В магазин заходит шайтан с красным носом-морковкой. Волк стреляет сигареты у односельчан. На ледяную трибуну поднимается царственный Квидили в окружении депутата, старейшины и активистов. Он щелкает красной пастью, а его важный сосед читает речь по бумажке. Над мордой чудища клубится дым — парень внутри курит.

— С трибуны желают, чтобы большие колосья уродились, большая картошка! — поясняет Камиль. — После поздравлений — пора резать Квидили. Внутри него — бутылка или грелка с красной краской. Когда течет кровь, все плачут, даже те, кто режет. Жалко и праздник, и Квидили. Он приглядывал за нами из леса, соблюдал порядок в селении, а теперь его убивают. Потом тело кладут на носилки и уносят. Маски выбрасывают — в следующем году сошьют новые. После обеда начинается пьянка, а вечером — драка.

Время перемен

Обновленный карнавал продержался до конца девяностых. А потом пришли совсем другие волки.

Говорят, в одном дидойском селении после проповеди радикального имама жители переусердствовали. Они решили избавиться от «нечистых» животных и истребили всех собак. Ночью из леса в беззащитный аул спустились серые хищники и перерезали овец.

Когда цунтинцы рассказывают о своих краях, кажется, что больше всего местных достопримечательностей связано с боевиком Русланом Гелаевым, по прозвищу Черный Ангел, который в первую чеченскую создал полк «Борз» — «волк» по-чеченски. Через Цунту он регулярно ходил в Панкисское ущелье. Воинственный чеченец то брал заложников, то спасался от блокировавшего банду спецназа, пока не погиб в 2004 году в случайной стычке с двумя пограничниками. Гелаев убил обоих, но и его тяжело ранили. Подобно попавшему в капкан зверю, он отрезал раздробленную руку и полз в сторону Грузии, пока не умер от потери крови.

Район стремительно исламизировался. Салафитами стали почти все жители аула Гениятли, расположенного между Шаитли и Китури — двумя последними селами, где сохранялся Игби. Карнавал объявили бидой — недозволенным новшеством — и предложили заменить его на мавлид в мечети. В 2005 и 2006 годах праздника не было. Затем стараниями Шамиля на два года Игби возобновили. А чтобы соседи не приходили бузить, шаитлинцы, по слухам, спустили лавину на единственную дорогу к аулу.

В селении кипели ожесточенные споры. Молодежи нравился праздник, старики опасались раскола в обществе. В конце концов Игби запретили. Вскоре Шамиль погиб — в Махачкале его насмерть сбила машина.

— Хочется, чтобы праздник жил, но люди сейчас не те, — говорит Амина, дочь Камиля и племянница Шамиля. Красивая, черноглазая, она, возвращаясь с улицы домой, сразу снимает платок. — Может, дело в религии. Многие уходят в лес. Из соседнего села — уже три человека. Такие люди не хотят праздники. Один говорит, что не надо, остальные за ним повторяют. Грозились, что не придут на Игби, но все равно ни одного карнавала не пропускали. А потом снова твердили, что не положено. И добились своего.

— Нравятся такие перемены? — спрашиваю я.

Амина качает головой:

— Раньше хорошо было, весело. Все дружили, а теперь по домам сидят. Когда я училась в пятом классе, мы в брюках ходили, как в городе. Все изменилось десять лет назад. Откуда это пришло, не знаю. Может, из Гениятли. Там много религиозных. А еще в сериале «Клон» девушки хиджабы носят. Это тоже повлияло.

— Если вы выйдете на улицу без платка, вас обидят?

— Нет, просто косо посмотрят, и слухи пойдут. А вообще, мы современные. Одна сестра в Архангельске, другая — в Питере. Я тоже уеду в город, буду работать бухгалтером. Из всей семьи в селе останутся только родители. Люди нашего тухума издавна были учителями. Сейчас уже появились врачи, финансисты. У каждого — высшее образование. Хотя многие говорили, что нельзя девочкам в институт, я учебы не боюсь. Компьютер родителям настраиваю запросто, да и английский знаю.

Я прошу Амину сказать что-нибудь по-английски. Она сперва стесняется, а затем восклицает с очаровательной улыбкой:

— I like Igbi!

Шахбан, муэдзин сельской мечети, иного мнения о празднике, хотя в молодости сам бегал в костюме волка.

— Раньше мы от бедности праздновали, а теперь нормально живем. Зачем нам пьянки и драки? Чужаки на Игби приходили, взрослые вместо детей надевали костюмы и буянили. Женщины и мужики вместе были. Депутаты финансировали маски, политику приплетали. Они к нам часто лезут. Один заплатил 70 тысяч рублей и сделал в Шаитли нормальное телевидение, а взамен договорился с аксакалами, чтобы все село за него голосовало. Не надо таким трибуну давать. Да и маску по исламу носить нельзя. Бог создал тебя таким, какой ты есть. Вдруг тебя с этой образиной навсегда оставят. Будешь доволен?

— Не очень, — ответил я. — Но и в моей нынешней одежде на всю жизнь остаться тоже не хочется.

— Еще шайтана изображают. Позор! Раньше на религию запрет был. Никто ничего не знал.

— Игби проводили и до Советской власти.

— Тогда два человека обходили село — и все. Это в последнее время новшества пошли. Зачем? Сейчас любые развлечения есть — интернет, телевидение, радио. Первомай в районе делают — зрителей нет. Игби тоже смотреть не будут! — отчеканил муэдзин.

— В прошлый раз все селение пришло! — не сдавался я. — Значит, им было интересно.

— Просто зимой работы мало. Мужики вместо Игби на годекан ходят в шашки играть. А молодежи нечего отвлекаться. Они из-за шитья масок учебу забрасывают.

Пепел боци

Сегодня страсти улеглись. Ушли в прошлое чеченские боевики. Многие члены шаитлинской группировки убиты или посажены в тюрьму, остальные, по слухам, уехали в Сирию. Религиозные споры тоже потеряли былую остроту. В районе даже восстановили, пусть и в усеченном виде, праздник первой борозды. Настанет ли черед Игби? Первая попытка возрождения, предпринятая Камилем, оказалась неудачной. Но он не расстроился и вместо волчьего маскарада провел в Шаитли турнир по биатлону. Неугомонный англогеограф хочет стать главой селения и обещает: если его изберут, празднику быть. Соперники тоже на посулы не скупятся. От этих разговоров остается горькое чувство, что муэдзин во многом был прав. Но не во всем. Недаром простые люди по всей республике, включая убежденных мусульман, готовы жертвовать время и деньги на возрождение праздника. Они понимают, что речь идет не о язычестве, а об уникальной традиции — одной из тех, что составляют славу Дагестана. Сейчас она висит на волоске. Оборвется — и в мире станет немного меньше прекрасного.

…На обратном пути мы остановились в Китури — втором селении, где праздновался Игби. Питерские этнографы несколько лет назад видели в местном школьном музее маски изумительной красоты. Они просили меня, пока не поздно, забрать их в Махачкалу. Однако в обновленной школе музея не оказалось.

— Есть одно место, где раньше хранились маски, — сказали, посовещавшись, китуринцы. — Если там нет, значит, нигде не найдешь.

По извилистой тропке мы поднялись над селением. С высоты птичьего полета оно сразу показалось маленьким и хрупким. Ветер качал огромные ели, словно тростинки, ворчал, жаловался, взлетал на вершину горы, где находят таинственные глиняные фигурки. Там, в вышине, блестело на солнце священное озеро. В пору засухи его воды кропили кровью жертвенных животных. В последний раз это случилось в 1984 году. Тогда старики зарезали петуха. Не успели они спуститься с горы, как хлынул такой ливень, что произошло наводнение. «И это был только петух, — улыбаются дидойцы. — Если б зарезали быка, все бы смыло!»

Тропинка сузилась до предела. Приходилось хвататься за редкие колючие кусты. Но вот и пещера. Еще недавно отсюда в Китури спускались боци, здесь они хранили свои тайны и маски.

Пустота. Копоть на стенах, пепел на земле. Волки ушли.