На гребне горного выступа Цорей-лам в Джейрахском районе Ингушетии расположен крупный замковый комплекс Цори. В Средние века здесь высились десятки боевых и жилых башен и находилось множество склепов.
К сожалению, время, землетрясения и паводки разрушают Цори. Так, этой осенью река, изменившая русло, подмыла основание древнего склепа. Склеп был трехэтажным, с деревянными перекрытиями. Они пришли в негодность и рухнули, засыпав тела и предметы погребального обряда, лежавшие на первом этаже. Обрушившаяся стена обнажила человеческие останки сотен цоринцев, похороненных вместе с могильным инвентарем. Веками хранившиеся в сухом, хорошо проветриваемом склепе предметы материальной культуры ингушей оказались под открытым небом — и под угрозой исчезновения.
Представители тейпа Цороевых, посоветовавшись с местными властями, решили временно перезахоронить кости, а предметы культуры собрать и передать в Государственный краеведческий музей республики Ингушетия. Усилиями тейпа в следующем году склеп будет отреставрирован — и останки будут возвращены на место.
Всего из-под руин склепа было извлечено 230 человеческих скелета. Их сопровождали предметы быта, оружие, одежда, украшения, посуда, маленькие деревянные орнаментированные гробики для детей, шкатулки для рукоделия, музыкальные инструменты и многое другое.
Специально для читателей «Это Кавказ» исследователи рассказали о самых ценных и удивительных находках из цоринского захоронения.
Очень интересная и важная для историков, археологов, этнографов коллекция из 11 курхарсов разной степени сохранности, обнаруженных в склепе. Курхарс — традиционный головной убор ингушских женщин, бытовавший вплоть до конца ХVIII века. Это был очень дорогой элемент костюма, он стоил от 5 до 15 коров. И неудивительно. Войлочная основа курхарса покрыта двумя слоями ткани, он декорирован китайским шелком и парчой, лентами, вышитыми серебром, и серебряными цепочками ручного плетения в четыре ряда; на затылке висела искусно вышитая шелковая деталь, а на лобной части крепились серебряные бляшки. Некоторые курхарсы украшены тисненой кожей иранского происхождения. Курхарсы носили вместе с височными кольцами.
Впервые в письменных свидетельствах сведения об этом ингушском головном уборе появляются в 1638 году. Послы московского царя князь Федор Волконский и дьяк Артемий Хватов, направлявшиеся в Кахетию, описали свой путь через «кабаки горских владельцев»: «Сии кабаки расположены по обе стороны сего ручья; домы в них каменные, выстроены в горах; мужчины одеты по-черкесски, а женщины носят на головах рога в пол-аршина».
Академик Юлиус Клапрот, путешествуя по Кавказу, оставил более подробное описание курхарса: «Женщины… носят возвышение на темени, которое похоже на рог серны, но изгиб которого направлен вперед. Этот рог обычно делают из бересты; он пустой изнутри, обернут платком или шелковой материей и имеет 2 дюйма ширины, около 7 дюймов высоты: загнутый конец повернут по направлению ко лбу. Основание образует небольшой венок шириною в несколько пальцев, который приложен к темени и украшен кораллами…»
В ХХ веке ученые зафиксировали более полусотни образцов курхарсов в различных селах горной Ингушетии. Но все они хранились в объединенном чечено-ингушском краеведческом музее и были утрачены во время военных действий в Чечне. До настоящего времени исследователи располагали только сухими археологическими отчетами, зарисовками и черно-белыми фотографиями. По ним довольно сложно реконструировать столь важную деталь ингушского женского костюма, от которой сегодня осталась только нижняя часть — традиционная шапочка в виде усеченного конуса, которую надевают ингушские невесты.
Историки до сих пор спорят о происхождении курхарсов и о том, кто же все-таки его носил: замужние женщины или незамужние девушки, спорят об этимологии слова «курхарс». Очевидно одно: ингушские женщины носили его с древнейших времен, так как еще Евгений Крупнов в ходе раскопок Нестеровского могильника нашел «прабабушку» этого головного убора и датировал ее V веком до н.э.
Поэтому находку в Цори трудно переоценить. Несколько курхарсов будут отреставрированы профессионалами из Ставрополя, после чего их смогут посмотреть все желающие, с остальными проведут консервационные работы сотрудники Ингушского музея краеведения. Ингушские модельеры тоже вдохновились находкой и надеются использовать этот элемент традиционного костюма в современных образах.
Среди погребенных в цоринском склепе был как минимум один воин. Об этом свидетельствует найденное там оружие: кинжалы, ножи, лук и стрелы. Но особый интерес представляет сабля с ножнами.
Судя по ребру на наконечнике ножен, боевой конец клинка имел штыковидную форму с гранями. По мнению исследователя кавказского оружия Сергея Талантова, характерные внешние признаки позволяют отнести предмет к известному типу восточных сабель, получивших название «ордынка», или «татаро-черкесская».
Сабли этого типа были широко распространены в
Подобные сабли и ранее встречались в ингушских склеповых захоронениях. Но сохранившихся в таком хорошем состоянии в мире насчитывается всего несколько экземпляров.
Одной из самых значимых находок в склепе является музыкальный инструмент. Это один из подвидов щипкового 2- или 3-струнного дахчан-пандара. Он очень компактный. Очевидно, это был походный инструмент, играл на нем воин-музыкант — илланч. Как видно из археологических материалов, на дахчан-пандаре играли преимущественно мужчины. Так, в начале ХХ века в результате многолетних научных экспедиций в горную Ингушетию Леонид Семенов зафиксировал такой инструмент в погребении ингушских воинов в башнеобразном склепе в Эгикале. На его корпусе была изображена сцена охоты на оленей. Аналогичные воинские захоронения были зафиксированы в селениях Фалхан и Эрзи.
Ингушский археолог Джабраил Чахкиев, исследовав захоронения воинов, пришел к выводу, что илланч слагал и исполнял песни, вдохновлявшие на подвиги или прославлявшие мужество воинов. И сам он тоже должен был в совершенстве владеть оружием, чтобы биться наряду с другими. Убийство илланча считалось тяжким преступлением, хоронили его со всеми почестями.
Музыкальные инструменты, найденные в Ингушетии в ХХ веке, тоже были безвозвратно утеряны. Поэтому находка в Цори имеет важное значение. Тем более сейчас, когда в республике в рамках проекта «Илли» идет работа над исторической реконструкцией ингушских музыкальных инструментов.
Все слышали о заклании коня. Легенды и исторические справки об этом обычае существуют у многих народов. Ведь воин не должен был в потустороннем мире оставаться без верного боевого товарища. Иногда вместо коня люди символически хоронили вместе с умершим конную сбрую, часть хвоста или ухо лошади. Посвящением коня могли быть и скачки в честь покойника, и «хоровод» с конем вокруг его могилы.
Но слышали ли вы о посвящении умершему пчел?
В одном из кожаных мешочков, лежавших рядом с телом покойника в склепе Цори, обнаружили пчел. Цоринцы были известны своим пчеловодством, и, судя по всему, покойный был заядлым пчеловодом, которого сородичи решили не оставлять без любимого дела и сопроводить в мир иной с его питомцами — пчелами, чтобы он и там мог их разводить. Ведь ингуши верили в то, что в потустороннем мире Эл умершие живут такой же жизнью, как и живые, только вместо Солнца им светит Луна.
Ингушки, как и все женщины, любят украшать себя серебром и золотом. А их прабабушки ко всем своим головным уборам крепили массивные серебряные, бронзовые, реже — медные височные кольца. Они были пяти-, шести-, семи-, но чаще всего — восьмилопастные. К одному из курхарсов из Цори было прикреплено даже два комплекта височных колец. Искусно выполненные местными мастерами в различных формах и орнаментике, они стали настоящим «брендом» древних ингушек, так как, по словам ведущего кавказоведа Евгения Крупнова, такого рода украшения на Кавказе можно встретить только в Ингушетии. Зато ингушские височные кольца весьма схожи с семилопастными кольцами вятичей.