Борис, муж Заиры, Москва:
— Заира — кубачинка. И это о многом говорит, потому что Кубачи — аул ювелиров и оружейников, в котором с давних пор не разрешалось заводить семьи «на стороне»: а ну как «пришелец» украдет секреты мастерства! Но мне, как ни странно, не пришлось преодолевать какие-то невероятные преграды и трудности. Мы с Заирой около двух лет работали в одном московском издательстве и, как потом выяснилось, испытывали друг к другу симпатию. Вот только поводов заговорить об этом у меня не было. Честно говоря, я вообще не представлял, как к ней подойти. Единственным моим знанием о дагестанских девушках было то, что у них есть суровые дагестанские братья, с которыми лучше не связываться. Поэтому начался наш роман с переписки в «Фейсбуке»: я помог Заире найти репетитора для сына — попросил свою первую жену позаниматься с мальчиком. Да, к моменту знакомства мы оба были разведены, и на двоих у нас было четверо детей.
Отношения развивались стремительно — через три месяца мы стали жить вместе, и я познакомился с тем самым дагестанским братом из моих страшных снов, который оказался вовсе не свирепым, не бородатым и даже кинжала за поясом не носил. Мы сразу подружились и сейчас тесно общаемся. Большая кубачинская семья и теплые отношения с многочисленными родственниками — это подарок, за который я благодарен моей жене.
Когда я приехал в Махачкалу в первый раз, мне устроили своеобразное испытание: Заирины дяди, мудрые аксакалы, пригласили меня «поговорить» в отдельную комнату, где был накрыт стол. Волновался ли я? Конечно. Но оказалось, что четыре бутылки водки на пятерых способны снять любые барьеры и различия. Испытание я прошел, меня приняли в семью, и теща иногда говорит, что я бóльший кубачинец, чем ее дети.
Знаете, я понимаю представителей малочисленных народов, которые выступают против межнациональных браков. Они не хотят все это терять — свой язык, культуру, своих детей и внуков. И это правильно. Но я — за здоровый национализм: в сохранении своего нет ничего плохого, если это не превращается в войну с «чужими». Особенно если «чужак» становится своим и искренне влюбляется в новую родину, как это случилось со мной. Я несколько раз в год приезжаю в Дагестан — и с женой, и без нее. Я уже побывал в Дербенте, Гунибе, Чохе, Балхаре, Ахтах, Ботлихе, Агвали, Куруше, Унцукуле… О Кубачи написал книгу, в Махачкале прошла моя выставка, в Амузги, заброшенном ауле оружейных мастеров, этим летом мы устроили фестиваль «Легенда об Амузги». Дагестан, его природа, море, высокогорные села, люди, традиции, — это сокровище, которое досталось мне в качестве приданого жены.
Наверное, это одна из причин, почему я выбрал в жены именно Заиру. Но не единственная. Когда мы работали в издательстве (я — ведущим проектов, а Заира — дизайнером), я видел, что Заира — красивая женщина, веселая, с отличным чувством юмора, а кроме того она крутой профессионал.
Когда мы стали жить вместе, выяснилось, что, несмотря на светскость и образованность, моя жена — настоящая кавказская женщина: хозяйственность и домовитость у нее врожденные. Наша квартира всегда начищена до блеска, вещи классифицированы и разложены, обед приготовлен. А какой Заира готовит хинкал! Фантастический слоеный даргинский хинкал с ореховой травой!
Еще спустя какое-то время стало ясно, что у Заиры очень четкая система ценностей, не всегда совпадающая с традиционными дагестанскими установками. У нее всегда есть собственное мнение, которое она не боится высказывать и отстаивать. Человек, который вырос в Дагестане, поймет, насколько это непросто — противостоять целому тухуму.
Я сделал предложение Заире в Абхазии, где провел детство, на берегу Черного моря. Заира сама как море: иногда бурлящая, иногда нежно шелестящая, поднимающая валы и успокаивающая штилем, чернеющая глазами, уводящая в глубину, возвращающая в детство, неспокойная, незыблемая и пронзенная солнечными лучами. Как оно так все сложилось, ума не приложу. Но счастлив, что сложилось именно так.
Пламен, муж Маазат, Болгария:
— Если бы 10 лет назад кто-нибудь сказал, что у меня будет жена из Дагестана, я бы не поверил. Какой Дагестан? Где это? Но чего не бывает в жизни! Накануне Нового 2013 года я приехал в Махачкалу, чтобы жениться на Маазат. Но до последнего не был уверен, что все получится. Неделю я жил в гостинице и не мог познакомиться с будущими родственниками. «Мама плачет и не хочет тебя видеть», — каждый день сообщала мне Маазат по телефону, и моя надежда таяла. Когда маму все-таки уговорили на меня посмотреть и я пришел домой к невесте, ее папа позвонил своему брату со словами: «Приезжай, у нас беда!» Тот, конечно, сразу прибежал: «Где беда? Да разве ж это беда? Это счастье, что нашелся, наконец, человек, которому племянница сказала „да“!»
Я — болгарин, Маазат — лачка, но внешне болгары и дагестанцы очень похожи, что неудивительно: ведь в VII веке племена булгар пришли на Балканы с Северного Кавказа. Мне кажется, что название лакского аула Балхар на это прозрачно намекает. Маазат никто не принимает за иностранку в Габрово, а меня в Махачкале кем только не называли! Каждый таксист награждал меня новой национальностью. Я «был» табасаранцем, аварцем, кумыком, но чаще всего — даргинцем. И только лакцем — никогда. Мой тесть говорил: «Когда тебя спрашивают, какой ты национальности, отвечай: еще не женился». А я женился, и поэтому я — полный лакец!
На самом деле, я думаю, все равно, какая национальность у интеллигентных людей. Нам есть о чем разговаривать, у нас одинаковое мышление. Хотя некоторые недоразумения бывают. Когда мы приехали в Дагестан и пошли в гости к родственнице жены, то она, профессиональный повар, приготовила много разных национальных блюд. «О! — сказал я, желая сделать комплимент хозяйке. — Оказывается, дагестанская кухня — это вкусно!» Маазат мне до сих пор этого не простила: ее потом долго воспитывали родственники, которые решили, что она меня плохо кормит и позорит родину.
Мне кажется, к традициям, связанным с едой, Маазат сложнее всего было привыкнуть в Болгарии. Здесь подают блюда совсем по-другому, кроме того, к каждому празднику готовят особенные блюда: к одному — непременно рыбу, к другому — ягненка и только его. Гостей приглашают заранее, и те приносят подарки, строго соответствующие сценарию.
А еще жена первое время постоянно пыталась накормить моих друзей, забежавших без предупреждения — просто поболтать. Да, в Дагестане каждому случайному гостю накроют шикарный стол, да еще нальют по рюмочке. А в Габрово так не принято. Максимум — чашечка кофе. Маазат пугала моих товарищей дагестанским размахом: когда они видели через десять минут на столе первое-второе-десерт, то в ужасе пытались оправдаться, что зашли не есть, а поговорить.
Маазат работает в габровской школе, преподает русский язык. Болгарский она знает хорошо, но иностранца выдают жесты: очень сложно переучиться и кивать, когда говоришь «нет». Как-то в магазине за ней полдня ходил продавец-консультант, и оба недоумевали, потому что на вопрос: «Нужна ли вам помощь?» — Маазат отрицательно качала головой, что на болгарском означает «да».
Болгарский и русский — родственные языки, но одно и то же слово в них может означать совершенно разные понятия. Из-за этого возникают забавные ситуации. С нашими детьми Маазат говорит только на русском, и слова «не трогай, это кака!» звучали у нас дома очень часто. А на болгарском «кака» — старшая сестра. Когда дочери было два года, у нас родился сын, и все знакомые на детской площадке стали ее поздравлять: «Лорка, ты теперь кака!» Видели бы вы полные ужаса глаза ребенка!
А однажды из-за этих лингвистических заморочек мы чуть не попали в аварию. Маазат не любит водить машину, но мы были в гостях, я выпил, и ей пришлось сесть за руль. Я подсказывал, где поворачивать, а на болгарском «направо» означает «вперед»… Вот такие трудности перевода.
Маазат говорит, что чувствует себя в Габрово как дома, потому что атмосфера тут дружеская и теплая. Здесь так же, как в Дагестане, очень любят детей — на прогулках горожане вступают с ними в долгие беседы и все время чем-то угощают. Еще в Габрово часто проходят парады и карнавалы, и Маазат говорит, что ряженые напоминают ей кубачинских пальтаров.
Каждое лето Маазат с детьми уезжает в Махачкалу, а мне приходится оставаться: у меня старенькая мама. Перед отъездом жена всегда дает мне задания: отремонтировать баню, починить крышу. Маазат очень строгая, и ей еще ни разу не понравился результат. Но я ведь не прораб и не мастер, я — музыкант. Поэтому в следующий раз в Дагестан поеду я, а она пусть делает ремонт.
Луиджи, муж Пати, Италия — США:
— Мы познакомились на сайте по обмену языковым опытом (я хотел попрактиковаться в русском языке, а Патя — во французском). До этого я ничего не знал про Дагестан и думал, что она — русская. Мои братья тоже не видели разницы, и, когда я хотел жениться, говорили: «Что ты делаешь! Остановись!» Потому что это стереотип из прошлого: русским девушкам от итальянцев нужен вид на жительство или деньги; они красивы и поэтому манипулируют мужьями. Когда мой брат Эуженио увидел Патю, он сказал: «Я-то думал, ты привезешь русскую блондинку, а такую девушку ты и здесь мог найти — она похожа на итальянку!»
Патя похожа на итальянку только внешне. Современным итальянским девушкам, как правило, не интересны серьезные отношения, они любят развлекаться, им нужно строить карьеру, они как мужчины. Им кажется, что семья — это очень тяжело, их пугает ответственность. Молодые люди сейчас очень долго думают, прежде чем начать жить вместе, но обычно так и не женятся.
Патя совсем другая. По переписке было видно, что она серьезная, умная, может говорить на любые темы. А потом я увидел ее фотографии в профиле соцсети — там она со своими родителями, бабушками и дедушками, братьями и сестрами; на некоторых снимках они были в горах. И тогда я понял, что она привязана к прошлому своего народа, к своей культуре, к семье. На моей родине, в центральной Италии, это нетипично: мы редко собираемся вместе, у нас более холодные отношения.
Все эти маленькие моменты, запечатленные на фото, — это и есть жизнь семьи, ее история. И тогда я впервые подумал, что с этой девушкой можно построить семью. Если я один, то моя жизнь пуста, я ничего не сохраню, она уйдет сквозь пальцы. А Патя наполняет мою жизнь, соединяет эти счастливые фрагменты в одно целое и хранит.
В Дагестане нет бойфрендов, поэтому, когда я понял, что влюбился, я сделал Пате предложение. После того как я надел ей кольцо, нам два года пришлось ждать, пока я защитил диссертацию и получил степень. С другой девушкой я бы не решился на такое долгое ожидание, но в Пате был уверен. С ней я чувствую себя защищенным, она меня не предаст, она верная. Хотя ее папа говорил: «Пусть поторопится, а то мы найдем другого Луиджи!» Но думаю, он шутил.
Когда я приехал в Махачкалу на свадьбу, то говорил себе: «Да, я стеснительный человек. Но раз я приехал, я постараюсь выжить, хотя на свадьбе 200 незнакомцев будут рассматривать меня и говорить то, что я не понимаю». И тут сюрприз: «Ты должен танцевать!» Как? Я никогда в жизни не танцевал! Но мне сказали: так положено. И ночью я смотрел видеоурок лезгинки на YouTube. Потом меня даже похвалили профессиональные танцоры. Но я знаю, что они подумали про себя.
Я много удивлялся на свадьбе. Например, что мы уходим раньше гостей: в Италии, наоборот, жених и невеста всех провожают. Еще я очень удивился, когда тесть подарил мне кинжал. Я сначала решил, что это подарок Пате, чтобы она могла защищаться, если вдруг я ее обижу. А теща сказала: «Ты можешь его использовать, чтобы резать курицу». Наверное, она пошутила.
Ха-ха, сказал про курицу — и вспомнил про голубцы. Один раз Патя сказала: «Я приготовлю голубцы». Я подумал, что она имела в виду блюдо из голубей. В Италии это деликатес. Я удивился: «Когда ты научилась готовить голубцы?» Патя тоже удивилась: «А ты вообще откуда знаешь, что это такое? Ты же их никогда не ел!» «Как же! Я знаю, я ел! — закричал я. — Это голубушки, они летают!»
Я знаю, что в Дагестане принято быть хозяйственной женой, все делать по дому, готовить. Иногда я поддразниваю Патю, говорю, что, если она будет плохо убирать, я пожалуюсь ее маме. Это потому, что я не обращаю на это внимания, а Патя и теща обращают. Я сам могу готовить — пасту и яичницу, могу мыть посуду, все могу делать по дому. Мне не нужна была жена-домохозяйка, я не за этим женился и не за это выбрал Патю.
Сейчас Патя сидит дома с ребенком, но если она захочет — может пойти работать или учиться. Главное — чтобы она была счастлива. Или может открыть свой бизнес: продавать дагестанские украшения, открыть кафе дагестанской кухни или писать сценарии для сериалов, которые она так любит. Но Патя — перфекционистка, все привыкла делать на отлично, поэтому новое и неизвестное ее пугает. Вообще, в нашем союзе я все придумываю, а жена, как взрослый, умудренный опытом человек, все критикует и приземляет. Мы дополняем друг друга.
Сейчас мы живем в Лос-Анджелесе, и у Пати здесь есть подруги — такие же жены сотрудников. Они встречаются два раза в неделю и гуляют, ходят в кино, в гости друг к другу — в общем, как это по-дагестански… кайфовают! Им не мешает, что они из разных стран. Патя, наверное, еще в Дагестане привыкла к разнообразию наций и языков. А мне было бы интересно изучить аварский язык, но пока я знаю только хIамил кIуручI, гIантай яс, дие мун йокьула («ослиная какашка, глупая девочка, я тебя люблю»).
Мы с Патей не ругаемся из-за мелочей. Я иногда нервничаю из-за работы, но стараюсь не приносить свои проблемы в семью. А Патя очень спокойная, не жалуется и не расстраивается. Этим спокойствием она мне очень помогает. Я уверен в ней, знаю, что она всегда со мной. Я счастливый сейчас.
Когда я сделал предложение Пате, она сказала: я должна спросить у родителей. Тогда я подумал: какая разница, что они думают? Если они запретят Пате выходить за меня замуж, то она их послушается? А как же наша любовь? Потом Патя рассказала, что в Дагестане многие родители сами выбирают супругов для своих детей, и я считаю, что это ужасно. Но сейчас, мне кажется, я понял, почему появились такие обычаи. Это не потому, что дагестанцы плохие. А потому, что семья хочет максимально защитить женщину. Раньше я рассуждал с точки зрения жениха, а сейчас — с точки зрения отца: моей дочке 1,5 месяца. И она обязательно должна будет спросить у меня разрешения, когда будет выходить замуж.