Музеи похожи на айсберги: 90% их коллекций находятся в хранилищах — и только 10% доступны посетителям. Поэтому так ценны временные выставки: на них вы можете увидеть уникальные экспонаты, пролежавшие весь свой век в запасниках. В Российском этнографическом музее (РЭМ) Санкт-Петербурга до 17 апреля открыта выставка «Культура без границ: наследие народов Карачаево-Черкесии в собрании РЭМ». О том, на что нужно обратить внимание в первую очередь, рассказывает научный сотрудник отдела этнографии народов Кавказа, Средней Азии и Казахстана РЭМ Рица Зельницкая.
Практически у всех современных черкесов, карачаевцев и балкарцев есть свой фамильный «герб» — тамга, поскольку в традиционной культуре человек — прежде всего представитель своего рода. Знаки создавались на основе геометрических фигур (креста, ромба) или изображений каких-либо предметов (звезды, солнца, сердца); тамгой могла стать монограмма владельца.
Тамга — это своеобразный паспорт, говорящий о принадлежности к фамилии. Родовой знак ставился на личных предметах: перстневых печатях, украшениях; женщины вышивали его на кисетах, платках, черкесках. На выставке вы увидите целую витрину кисетов с золотошвейной вышивкой.
Тамгой отмечали границы территории: знаки хорошо сохранились на старинных межевых камнях, надгробиях, каменных коновязях. Тамгой-тавром метили скот, и в коллекции музея представлены карачаевские клейма конца XIX — начала XX века из аулов Учкулан и Карт-Джурт.
Даже на афише выставки есть тамга — рода Алиевых, к которому принадлежит и Умар Джашуевич Алиев — создатель карачаево-балкарского алфавита на латинице в 1921 году, автор первого системного описания грамматики языка. Выставка посвящена столетию образования Карачаево-Черкесской Республики, и именно Алиев был одним из инициаторов объединения карачаевцев, черкесов и других народностей в рамках автономной области в 1922 году.
Рядом с тамгой Алиевых — родовой знак князей Крымшамхаловых. Среди представителей этого рода есть военные, поэты, скульпторы и художники, а олий (правитель) Карачая Ислам Крымшамхалов в 1828 году после Хасаукинского сражения подписал мирный договор о присоединении Карачая к Российской империи.
Евгения Николаевна Студенецкая, этнограф-кавказовед, во время одной из своих 32 экспедиций на Северо-Западный Кавказ приобрела у карачаевцев и черкесов местные скрипки и флейты, которые сейчас представлены на выставке.
Подобные музыкальные инструменты можно найти в разных регионах Кавказа. Они похожи по форме, скрипки изготовлены из дерева и конского волоса, флейты — из тростника, дерева, металла, принцип игры одинаков, но все-таки различия есть. Кавказские народы, несмотря на то что всегда подчеркивают свою уникальность, находятся в едином культурном пространстве, их традиции, в том числе музыкальные, пересекаются, оставаясь самобытными.
Сказания о происхождении музыкальных инструментов есть не у всех народов, но в адыгском героическом эпосе «Нартхэ» флейте посвящен отдельный сюжет: легендарный нарт Ащэмэз, совершив очередной подвиг, решил отдохнуть под деревом, но услышал прекрасные звуки, которые издавала старая ветка, изъеденная короедами. С тех пор нарт, очарованный музыкой, перестал ходить в походы, он сделал себе флейту из тростника — наполовину светлую, наполовину темную. Когда нарт играл светлой стороной, вокруг царили мир и гармония, цвели сады и поля; когда же в его душе царило уныние и тоска, он поворачивал к себе флейту темной стороной, и тогда дули ветры, вздувались реки, на нартов обрушивались горе и беды.
Еще одну легенду — о происхождении скрипки-шикапшины — записала Студенецкая во время своей экспедиции. Жили когда-то два существа. Один назывался Иблис-дьявол, а другой Бегымбар-ангел. Бегымбар сделал себе пшину, играл сам, но народу не показывал — боялся, что, если народ узнает о пшине, то будет играть и забудет молиться, и народ испортится. Однажды, когда Бегымбар играл, Иблис зашел к нему и, хотя хозяин спрятал пшину, гость увидел кусок дерева. Иблис хотел, чтобы люди не верили в бога. Он сделал пшину, но без дырок, и она играла плохо. Тогда он пришел к Бегымбару и сказал, что сделал пшину, которая звучит лучше. «Ты, верно, сделал ее тоньше и с дыркой, поэтому хороший звук», — предположил Бегымбар. Так Иблис хитростью узнал о том, что в инструменте надо сделать отверстие. Он стал играть на настоящей пшине народу, убеждая играть, а не молиться. Так и появилась у людей скрипка.
Особое место на выставке занимает женский праздничный костюм знатного рода карачаевских князей Крымшамхаловых. Силуэт подчеркивает тонкую талию, грацию и изящество девушки. Платье богато украшено: серебряный пояс, нагрудник, нарукавные подвески-лопасти и красная бархатная шапочка с орнаментальным узором, выполненным золотыми нитями в технике глади вприкреп.
Декоративные элементы, которые были обязательными и располагались по краю платья и на рукавах, обычно являлись съемными и могли переставляться с одного наряда на другой: платье может порваться, а орнамент останется. Именно так отделано зеленое бархатное женское платье богатой замужней женщины — на нем мы видим аппликацию пришедшего из языческих времен «древа жизни» и знаменитого узора «бараньи рога».
Зооморфные узоры — самые многочисленные в карачаево-балкарском орнаменте. Некоторые изображения, в том числе «бараньи рога», украшали ритуальные предметы. Мир далеких предков, скотоводов и земледельцев, для которых баран был тотемным животным, не исчез — он остался в мифах и сказках, в искусстве вышивки и ковроткачества, он сопровождает современных кавказцев в самые ответственные моменты жизни — при рождении, на свадьбе и на похоронах.
К женскому свадебному костюму прилагались котурны — специальная обувь. Это высокие деревянные платформы, обтянутые бархатом или кожей и украшенные накладками из серебра с гравировкой, чернью и позолотой. К деревянной «стельке» крепились две деревянные подставки — под носком и под пяткой, — а сверху приделывали широкую кожаную петлю. Чтобы не натереть ноги, девушки надевали котурны на мягкие кожаные тапочки.
Подобную обувь в древнегреческом театре носили актеры, чтобы зрители видели их даже издалека. А в средние века котурны были популярны у модниц Венеции, Дамаска, Стамбула. От них не отставали черкешенки. Девушки-аристократки надевали котурны каждый раз, когда шли на какое-либо торжество, это было свидетельством их высокого социального статуса. А те, кто победнее, брали котурны «в аренду» на свадьбу. Невеста должна была быть выше всех остальных, для нее котурны — как конь для джигита. Девушка стойко терпела неудобства и даже танцевала в этих невероятных «туфельках».
К сожалению, ученые до сих пор не могут ответить на вопрос, откуда у черкесов взялась такая традиция. Ведь ни у одного из северокавказских народов такой необычной обуви нет.
Обязательным элементом праздничного женского костюма практически у всех северокавказских народов был нагрудник — ювелирные украшения, нашитые на бархат. Его заказывали у мастеров, когда в семье рождалась девочка. На выставке представлены черкесский и карачаевские нагрудники, а также ногайские и черкесские нагрудные застежки — обратите внимание на перекличку мотивов, при том что каждая ювелирная традиция, конечно же, самобытна.
У карачаевского нагрудника (№ 10 в экспозиции) и женского наборного пояса кямар (№ 13) интересная история. Этот комплект в 1907 году сделал для своей дочери Хадижат ювелир Айтас Джанибеков из аула Карт-Джурт. В юности он учился ремеслу у дагестанских мастеров-отходников. В 1927 году Хадижат надела свои украшения на свадьбу, а в 1943 году семью депортировали в Казахстан. Там традиция не прерывалась: в 1957 году пояс и нагрудник надела внучка Джанибекова Роза, которая вышла замуж за казаха. А в 1983 году карачаевский комплект украсил казахское национальное свадебное платье невесты-казашки правнука карачаевского ювелира Букейхана. Это был последний раз, когда ювелирные изделия использовали по назначению: в 1987 году украшения были выкуплены у семьи РЭМом и заняли свое место в хранилище. В 2014 году музей издал том серии «Народы и культуры», посвященный карачаевцам и балкарцам, где были опубликованы фотографии этих экспонатов. А в 2015 году в музей приехал праправнук Джанибекова, чтобы посмотреть на изделия своего предка. Музей хранит память — не абстрактную коллективную память народа, а личные истории разных людей, из которых и складывается национальное самосознание.