Когда-то 14-летний Астемир Апанасов победил в популярном детском ТВ-шоу «Утренняя звезда» и заработал себе славу кавказского музыкального вундеркинда. Но вопреки частой судьбе прославившихся детей не канул в неизвестность, а успел выиграть во множестве вокальных конкурсов, поиграть на сценах московских театров, исполнить песни на самых разных иностранных и кавказских языках, стать заслуженным артистом Адыгеи, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии и превратить итальянский партизанский гимн в многоязыкую лезгинку с миллионными просмотрами на YouTube.
О «звездной болезни», гастролях по Европе и схожести итальянского и чеченского мы поговорили с Астемиром перед концертом в родном Нальчике, который на самом деле должен был состояться больше года назад.
— Это был сложный момент: непонятно, надолго ли все закрывают на карантин, страх перед неизвестным вирусом. С первой волной карантина у меня отменились пять концертов с уже распроданными билетами: в Нальчике, Чечне, Казахстане, Бельгии, Австрии. И еще несколько на стадии подготовки. В общей сложности я не выступал полгода.
— Ты гастролируешь в Европе?
— У меня в основном кавказская аудитория, в остальной России меня знают мало, так что выступаю на Кавказе и там, где есть диаспоры. В Европе это Франция, Бельгия, Австрия.
— Все концерты отменили, выйти никуда нельзя. Чем ты занимался в карантин?
— Чтобы не подвергать никого риску, я переехал из Москвы в Нальчик и полгода прожил здесь, общаясь с родными только по видеосвязи. Сидел дома, писал песни, сделал онлайн-шоу «Карантин» - с другими артистами пели песни, шутили, обсуждали новости. В итоге даже не заметил, как пролетели эти 40 дней.
— Ты сам ведешь социальные сети?
— Да, и Instagram, и Youtube, даже есть страница в TikTok ток, но я ее забросил.
— Почему? Ты же делал крутые пародии?
— Раньше, чтобы быть популярным в интернете, надо было отличаться, делать то, что не умеет никто. А там, наоборот, нужно следовать за мэйнстримом, челленджами. А подражание — это отдельный вид искусства, все твои таланты уходят на то, чтобы быть другим человеком. Очень сложно потом вернуть свою индивидуальность.
— Правда, что за пять лет ты дал больше двух тысяч сольных концертов?
— Да, с 9 до 14 лет я побывал, кажется, во всех Домах культуры Кавказа. Все это заслуга семьи, большей частью отца. Впервые вышел на сцену в шесть, а с девяти выступал постоянно — сначала вместе с братом Алимом, потом один. Мне это даже нравилось, потому что не надо было синхронизировать движения в танце. Думал, наконец, могу делать что хочу (смеется).
Отец был моим первым продюсером: организовывал выступления, расклеивал афиши, собирал аппаратуру, сидел «на звуке». Мама создавала дома атмосферу, поддерживала. Иногда была ведущей на концертах, выступала между номерами, чтобы дать мне время отдохнуть и переодеться. Родители купили микроавтобус, и отец стал еще и водителем. Мы много беседовали, обсуждали разные вещи. Можно сказать, что я воспитан в пути.
— У вас все в семье музыканты?
— Профессиональный только я. Но вся семья музыкальная, когда собираемся, то все поем любимые песни. Мне повезло: я рос в творческой атмосфере. Родители в молодости танцевали в ансамбле «Кабардинка». Дома каждую неделю, а то и чаще, собирались «квартирники», все пели, танцевали, играли на инструментах, а я подпевал любимым песням. Видимо, достаточно громко (улыбается). Однажды Амир Кулов, педагог по вокалу, сказал родителям: «Вам надо отправить Астемира в музыкальную школу». Он и стал моим первым учителем.
— Сколько тебе было?
— Я поступил в школу искусств в Нальчике в пять или в шесть лет, но проучился год или два. Скоро мне стало скучно учить теорию, хотелось практики.
— Как же ты, не имея базы, поступил в ГИТИС?
— Вообще, после школы я планировал поступать в Северокавказский институт искусств в Нальчике. Но не получилось. Уж не знаю, кто это был, но, прежде чем меня «посмотреть» и «решить, допускать ли меня к экзаменам», отцу намекнули, что нужно «отблагодарить». Его это возмутило. Поэтому мы уехали в Москву, и я поступил без всяких взяток в ГИТИС.
— Как можно назвать стиль, в котором ты сейчас работаешь?
— Думаю, правильнее всего поп-фолк — что-то с элементами популярной и этнической музыки. Но это очень условно, как и любому творческому человеку, мне скучно петь что-то одно, я стараюсь добавлять в известные мотивы что-то новое, миксовать жанры.
— Это то, что сейчас называется красивым и не совсем понятным словом кроссовер?
— Да, хотя я это слово не употребляю, да и вообще, не особо задумываюсь над жанром, когда пишу песню.
— Твой кавер на песню итальянских партизан Bella Chao быстро набрал на YouTube больше 2,5 миллионов просмотров. Как пришла идея замиксовать в одном треке столько жанров и языков?
— Я смотрел сериал «Бумажный дом», и мне очень понравилось, как там обработали эту песню. В классической версии она мне никогда не нравилась, а в сериале она используется как лейтмотив в разных обработках — то в оркестровой, то в стиле Горана Бреговича. Меня это зацепило, я набрал в «Яндекс.Музыке» название песни и был поражен: несколько тысяч каверов! На каких только языках и в каких только стилях ее не исполняли: на армянском, азербайджанском, арабском. Единственное, никто не переделывал ее в лезгинку. Вот я и подумал, что было бы круто.
Заказал костюмы, порепетировал с ансамблем. Поехали в горы, все отсняли. В итоге получилось интересно, а в клипе много потаенных смыслов. Красные костюмы показывают, что мы одна команда, маски Сальвадора Дали символизируют, что все мы художники. А то, что мы из чемоданов достали не оружие, а музыкальные инструменты, это о том, что главное «оружие» - творчество, именно оно ключ к принятию других людей, какой бы веры они ни придерживались, какой национальности ни были, на каком бы языке ни говорили. Ну и прямой смысл, конечно, есть: кавказцы тоже воевали с фашистами, тоже в горах, были партизанами.
— Ты поешь песни на многих языках Кавказа и мира. А действительно владеешь сколькими?
— Не умру от голода в Италии, США. В экстренной ситуации вспомню несколько фраз на паре других языков. Хорошо говорю только на русском, даже кабардинским не осмелюсь сказать, что владею хорошо. Я говорю, пишу, но до моего отца мне очень далеко.
— Как ты готовишься к исполнению песни на другом языке?
— Не хочу, чтобы мои песни на других языках слушали из вежливости, внутренне сжимаясь от плохого произношения. Поэтому много работаю, учу слова, потом даю послушать друзьям, прошу поправить. Что-то дается мне легче: балкарский я слышу с детства, он мне знаком, чеченский чем-то похож на итальянский, очень певучий.
— Есть кавказские языки, на которых ты еще не пел?
— Аварский, лакский, даргинский и другие дагестанские языки. На слух мне кажется, что они даже сложнее кабардинского. Но, наверное, когда-нибудь выучу и дагестанские песни. Так что приглашайте на концерты (смеется).
— У тебя много песен на чеченском. Этому есть какие-то особые причины?
— Меня часто спрашивают знакомые: почему я часто выступаю в Чечне, пою на чеченском. Ответ очень прост: приглашают. И было бы стыдно перед зрителем петь одно и то же. Поэтому стараюсь обновлять репертуар. Кстати, я пою в Чечне и адыгские песни, и на русском языке, их тоже очень тепло встречают, подпевают всем залом «У адыгов обычай такой». Разве это не прекрасно?
— Кажется, что ты одновременно везде. Песню на кабардинском в твоем исполнении на слова и музыку твоего отца недавно даже включили в саундтрек сериала на Первом канале. Тебе знакомо выгорание? Бывало с тобой такое?
— В какой-то мере да. После института я работал на восьми работах, в том числе в четырех театрах: в Театре эстрады, Губернском театре Сергея Безрукова, Театре Стаса Намина, еще был театр «ЖИВ», который мы организовали с однокурсниками. В мюзикле «Чаплин» играл главную роль и несколько раз в месяц ездил в Питер. И еще пел в двух музыкальных группах. Я был полон энергии, не хотел, чтобы в этом мире что-то произошло без моего участия (улыбается). Но в какой-то момент понял, что вся эта активность не делает меня ближе к моим целям, да и материально не удовлетворяет.
Мне было 26, я ехал в метро, открыл какой-то рекламный журнал, а там фото красивой дорогой иномарки. Я подумал: неужели я никогда не заработаю столько? А потом осознал: скоро тридцать, живу с отцом на съемной квартире, платит за нее он. Отцу скоро на пенсию, кто ему будет помогать? Захочу жениться, куда приведу жену? Стал противен сам себе. Понял: нужно работать на себя, а не на дядю.
Пять лет я занимаюсь только сольной карьерой и получаю от этого удовольствие. Вижу результаты, а устаю гораздо меньше.
— А страшно не было? Вот так взять и отказаться от всех проектов?
— Это не произошло в один день. Многие отговаривали, говорили: куда ты пойдешь, кому нужен? Но появилось время и силы на творчество. Начал писать музыку, слова, стали приглашать на концерты, свадьбы, корпоративы.
— Ты выступаешь на свадьбах?
— Да, конечно, хотя у меня в репертуаре всего пара танцевальных лезгинок. Если артист скажет вам: «Ой, я не выступаю на свадьбах», это может значить только, что его туда не зовут. В России по-прежнему все артисты зарабатывают выступлениями на частных мероприятиях. Концерты — затратное дело, их делают больше для поддержания имиджа, как подарок зрителям. Это на Западе звезды зарабатывают на лейблах, от продаж альбомов.
— А ты? Не зарабатываешь?
— У меня есть песни на iTunes, но я туда даже не заглядывал, сомневаюсь, что там что-то покупают. Знают меня в основном в России и большей частью на Кавказе, а у нас пока с оплатой контента все сложно.
— Машину купил?
— Да (улыбается), кстати, сейчас понял, что она похожа на ту, из журнала. Но главное, теперь уже я помогаю родителям, они вышли на пенсию.
— У тебя масса наград, дипломов и статуэток выигранных конкурсов. Где они все хранятся?
— Даже не знаю. У меня дома ничего нет. Я столько раз переезжал, что-то отдавал родителям, но чаще терял, забывал на съемных квартирах. Не знаю, зачем их собирать, кому это интересно? «Не нужно заводить архивы, над рукописями трястись…»
— Ты очень рано попал на сцену, в 14 выиграл «Утреннюю звезду». Неужели обошлось вообще без звездной болезни и даже без чувства, что «проснулся звездой»?
— Я такого не помню. Родители никогда не давали поблажек ни дома, ни в школе. Чтобы не отставал, занимались со мной в дороге, между концертами. Над «популярностью» дома мы только иронизировали, не более. Да и народ в Кабардино-Балкарии сдержанный. Даже после «Утренней звезды» ни одноклассники, ни учителя не подавали виду, хотя гордились. Годы спустя девочки, правда, признавались, что тогда были влюблены (улыбается). Я в шутку отвечал: «Почему молчали, может, я бы до сих пор не ходил в холостяках?»
Я и сейчас спокойно хожу по Нальчику, толпы фанаток не атакуют (смеется). На улице узнают, но подходят редко. Возможно, боятся поставить в неловкое положение. Но за спиной часто слышу шепот: «Смотри, смотри, это Апанасов». Чтобы не смущать прохожих, чаще всего хожу в очках и капюшоне.
— Несколько лет назад ты принимал участие в шоу «Новая звезда» в составе CoffeeTime band, но больше ни в ТВ-программах, ни в конкурсах не участвуешь. Нет ни одной награды, которую хотел бы получить?
— Конечно, как каждый артист, не отказался бы от «Грэмми» (смеется). Но на моем сегодняшнем уровне смешно говорить об этом всерьез. С другой стороны, свежий пример: Imanbek из Казахстана получил «Грэмми» за лучший ремикс года. Парень просто в удовольствие экспериментировал, а получилась гениальная штука.
— Как думаешь, есть ли шансы у кавказских исполнителей выйти на международный уровень?
— В современном мире никогда не угадаешь, где что выстрелит. У меня сверхамбиций нет, я прежде всего занимаюсь своим любимым делом. А талантливых ребят у нас много, тот же Аскер Бербеков, победитель «Голоса».
— А как бы оценил музыкальную инфраструктуру на Кавказе?
— У нас есть талантливые специалисты в разных музыкальных отраслях, но не так много, как хотелось бы. Например, звукорежиссера на все концерты я везу всегда своего из Нальчика. Аранжировщиков много классных, но большинство работают под свадебный репертуар, танцевальную лезгинку. И это не их вина, просто самый большой спрос именно на эту музыку. В карантин я перевез музыкальную студию в Нальчик. Когда у меня много выступлений на Кавказе, я подолгу живу в Нальчике — это моя «база». Сейчас доделываем ремонт, и буду работать в том числе из дома. Подходящая мне по разным параметрам студия в Нальчике только одна, поэтому для продуктивности проще иметь свою.
— Ты хорошо знаешь национальную культуру и этикет, это очевидно. Откуда это в тебе?
— Отец любит и знает нашу культуру, он у нас в некотором смысле ортодокс (улыбается). Никогда он не заставлял нас что-то делать, но всегда был примером. Не скажу, что знаю наизусть все пункты адыге-хабзэ (неписанный адыгский свод правил поведения. — Ред.), но прекрасно его чувствую.
— За годы выступлений ты когда-нибудь сталкивался с осуждением? Упреками в том, что «сцена не мужское дело», что кавказцу не к лицу петь и танцевать?
— Да, иногда говорят, что «мужчина остается мужчиной, пока не станцует и не запоет». Это так глупо, что даже смешно. Наша культура сохранилась потому, что наши предки не только прекрасно пели, танцевали на всех праздниках, но и учили этому детей, передавали мастерство. Мужчины при этом были воинами, в чьей мужественности никто бы не усомнился.
— Если к тебе придут твои племянники, племянницы, дети и скажут, что хотят петь и танцевать, что ты им скажешь?
— Скажу, давай будем учиться. Надо пробовать и смотреть, как получается. Если плохо — стоит мягко предложить какое-то другое занятие. Профессия артиста сложна. Здесь одной мотивации мало, нужен талант. Как говорится, «дорога на Эверест усыпана трупами очень сильно замотивированных людей». Это к тому, что нужно не только ставить цели, но и трезво оценивать свои силы и способности.
— Что бы ты посоветовал начинающим артистам?
— Ты не только то, что ты ешь, но и то, что ты слышишь, видишь и читаешь. Как у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» Так вот, чем качественнее «сор» в голове, тем интереснее будет творчество. Так мне кажется. Если есть возможность, надо ехать на учебу в другие города, страны — не только за знаниями, но и за впечатлениями.
— Какой «сор» у тебя в плейлисте?
— В моем плейлисте очень разная музыка: классика, джаз, фолк, саундтреки, большей частью зарубежные. Ramin Djawadi, Hans Zimmer, Michael Bublé, Frank Sinatra, Andrea Bocelli, Garou, Joe Cocker, Stevie Wonder, Sting, Eric Clapton.
— Ты танцуешь, поешь, исполняешь чечетку, пишешь музыку, тексты, монтируешь видео для соцсетей. Возникает вопрос: а есть что-то, чего ты не умеешь делать? Может, в быту?
— Да много чего. Я человек, выросший в городской квартире, но, как и всем в Кабардино-Балкарии, мне в детстве в селе давали уроки «жизни». Так что в целом я знаю, с какой стороны подойти к лопате. Но никаким полезным трудом не занимаюсь и не чувствую в этом потребности. Даже не готовлю сам, не понимаю, зачем тратить час или два на то, что за пять минут съешь — да еще потом кухню убирать?
— Шутки — неотъемлемая часть твоих выступлений. Никто из кавказских певцов так не делает. Как так вышло?
— Один из моих любимых артистов — Майкл Бубле, мне нравится не только как он поет, но и как общается с залом, шутит. Когда я поступил в ГИТИС, буквально фанател с него. И я стал перенимать такой стиль работы. Сначала это было очень неуверенно, с неуместными шутками. Я и сейчас иногда такое ляпну, что зритель не понимает — и тишина такая. Но это даже интересно, как будто я разрушаю какие-то стереотипы.
— Есть проекты, от которых бы не смог отказаться?
— Я открыт предложениям, если завтра кто-то позовет в Голливуд, я готов (смеется). До пандемии были мысли продолжить учебу за рубежом, но пока все на паузе. Но потихоньку возвращаются концерты.
— Ты, по сути, главный певец Кавказа. У тебя есть райдер? Требования к гримерке, еде, напиткам?
— Нет, мне даже не то чтобы гримерка очень нужна. За годы поездок и выступлений прошел такую школу, что могу подготовиться к выступлению в машине. Есть только технические требования в зависимости от программы.
— Как ты готовишься к концертам?
— Продумываю репертуар, а весь день перед концертом проводим на площадке, выставляем свет, звук, репетируем номера с ансамблем. Вот и все. Никаких ритуалов, никаких примет, «счастливой обуви» и так далее (смеется). Просто выхожу и работаю.