Квартира в Кисловодске напоминает галерею: на стенах висят «Три богатыря», «Мона Лиза», «Неизвестная», а также иконы, портреты и изображения старинных зданий и полевых цветов. Автор этих вышитых крестиком и бисером картин — Евдокия Мальцева, в марте отпраздновавшая сотый день рождения. Миниатюрная женщина встречает нас, сидя на диване в бирюзовом платье, и умело позирует фотографу, ловко, без очков вдевая нитку в иголку.
— Мама прожила почти 102 года, тетя прожила 105 лет. У нас, наверное, это в генах. Сейчас, как узнала, что в Карачаево-Черкесии живет 115-летняя женщина, думаю: есть еще к чему стремиться, — смеется долгожительница, кокетливо поправляя волосы.
— Мама в тайге потом работала, а когда стала нетрудоспособной, нас с младшей сестрой отправили на хутор к старшей и ее мужу. Пять дней пешком добирались. Свекровь сестры нас не любила. Мы голодные сидели и тихо ждали, когда же покормят, а она насмехалась: «Я там свиньям картохи старой наварила, поди, поешь». Потом отправили к старшему брату, у него на деревянном столе посреди зала был чемоданчик с хлебом — закрывали от нас. Но я не обижена на них. Выросла, вместо обиды думала, как прокормить нас с сестрой.
— После седьмого класса пошла устраиваться в трамвайное управление. Худенькая, стою у кабинета начальника, а он, когда узнал, что мне 17 лет, отправил годик погулять. Я это услышала, как разревелась, думаю: на что я жить буду? Ни квартиры, ни денег, ни еды, на мне сестра младшая, помощи ждать не от кого. Так меня устроили кондуктором, потом — кассиром, но так хотелось стать актрисой, чтобы меня снимали на камеру, чтобы я пела, танцевала. А отплясывала я так, что дай бог каждому.
— За год до начала Великой Отечественной горком организовал курсы санитаров. Там, где учеба, я в первых рядах. Когда окончила курсы, отправили работать в военный госпиталь. Помню до сих пор, как окровавленных солдат привозили, как мы их раны обрабатывали, у всех сил на свете просили, чтобы выжили, и с девочками выступали перед ними. Помню песню, от которой у раненных слезы выступали: «Эх, дороги, пыль да туман». Они нас так благодарили. Бывало смотришь, лежит истерзанный парень, еле дышит, начинаешь ему петь, а на его раненном лице еле заметная улыбка появляется. До сих пор дрожь пробивает.
— Муж после войны вернулся инвалидом. Долго лежал в госпитале, выписался и поселился в общежитии для рабочих, где моя подруга комендантом работала. Она нас и поженила, можно сказать. Все всегда ждут истории про любовь с первого взгляда. Не было такого. Это было: девушка, тебе уже 24, пора замуж, детей хочется, нужен добросовестный, порядочный мужчина.
— Муж у меня был красивым, но мне хотелось всегда, чтобы он мог и умел большее делать в жизни. Когда у него что-то не получалось, я раньше думала, что если бы захотел, то смог бы. По себе судила, а это неправильно. Бывает, человек и рад бы сделать, да не может. Все мы имеем права быть разными. Он не мог быть таким рукастым и деловым, как я, а я не могла быть такой спокойной, смиренной, как он.
— Муж не пил, не курил, не сквернословил, за всю жизнь ни одного матерного слова не услышала от него. Мы друг другу даже «дурак» не говорили. Нас это и связывало, а еще — семья, двое детей. Он их любил, оберегал. Как с таким мужчиной не жить? Не знаю, что такое влюбленность, но главное в семье — лад.
— Когда дочь Светлана вышла замуж в Кисловодске, мы с мужем были уже на пенсии. Я ему говорю: пока мы на ногах, нужно перебираться к дочери поближе, чтобы ей потом не нужно было волноваться, как ее родители пожилые на другом конце страны живут. Не понимаю людей, которые говорят детям: нет, мы не можем оставить свой дом, свою деревню, чтобы к тебе переехать. Они не думают, что детям тоже нелегко работать и бояться каждую минуту, как там их старики сейчас.
— Когда мужа моего не стало, дочь позвала к ней в квартиру переехать, вместе жить. Свете было тогда только 50 лет. Я говорю: дочка, ты еще молодая, сейчас мужчину хорошего повстречаешь, будете жить вместе. Я лучше куплю квартиру недалеко от твоей и буду в гости ходить. Мужчины они же так тещу не любят. Да, не надо. Мы все равно им жен рожаем, растим, отдаем красавиц. Потом детей-внуков воспитываем. Мы, тещи, всех любим. Что нам нелюбовь одного зятя?
— На картину «Три богатыря» у меня ушло почти три тысячи бусинок. Когда вышиваю, некогда о плохом думать, я сосредотачиваюсь на картине. Мне умирать некогда, у меня столько не начатых еще работ в шкафчике лежат. Пока не доделаю, никуда уходить не собираюсь. До прошлого года картин 300 было. К столетию все раздарила гостям, ученицам, которые ходили, обучались у меня, внучатым племянницам. У меня времени много, еще сделаю.
Вышитые бисером иконы и картины на библейские мотивы освящают и выставляют в храмах Кисловодска. Икону Божьей Матери, например, жители и гости курорта могут увидеть в «Красной церкви» — храме Пантелеимона на проспекте Ленина.
— Вот говорят женщины, что Кисловодск — красивый город. Да, так оно и есть. Только почему вот этим женщинам не надеть лучшие платья и не погулять в них по курортному городу?
— Судьба, наверное, тоже женщина, потому слушала меня и делала так, как мне хотелось. В 1958 году я впервые приехала отдохнуть в Кисловодск и влюбилась. Я тогда подумала: вот бы навсегда переехать сюда, я бы тут жила да вышивала бы — вот оно счастье. Через десять лет сбылось, я перебралась сюда и с тех пор все никак не могу остановиться вышивать.
— Всю жизнь некогда было болеть: тапочки вязала, салфетки, вещи шила, макраме увлекалась. В 90-х годах дочь хорошей знакомой вышла замуж в Америке. Приехала в гости ко мне, видит — скатерть на столе белоснежная, как облачко. Руки мои делали. Говорит, можете мне смастерить такую? Я и связала спицами, три на три. У них в Америке все обзавидовались, когда увидели, что у нас умеют в провинции делать женщины. А что нам? Нам ждать от кого-то не нужно, мы сами пойдем, сделаем.
В 2020 году Евдокия Константиновна тяжело перенесла ковид. Вирус победила, но ходить, как раньше — самой на рынок за свежими овощами, на прогулки по Курортному бульвару, не могла и переехала в квартиру 73-летней дочери.
— Когда коронавирусом заболела, совсем никакая была. Меня врачи на руках спускали. В палате думаю: меня никакая война не убила, что я вирус какой-то победить не смогу?
— Меня все приходят поздравлять и спрашивают: как до ста лет прожить и так выглядеть? Работать надо хорошо, честно и до конца. Когда ты занят делом, жизнь дарит тебе жизнь. Нет никакого рецепта. Хотя знаете, люблю овощные салаты. Если котлеты, то только на пару. Свете, дочери, говорю: не жарь ты мне на масле ничего, не собираюсь я жирное есть. Никаких пельмешек — тяжелая еда, да и полезного ничего там нет. Фрукты — это дело. Каждое утро приседаю, зарядку делаю, а кто за меня о моем теле еще позаботится, если не я?
— Жадность — это вторая смерть. Жадному надо дать лишний пирожок, потом — еще один, даже если не попросит, потом — еще. И тогда, как он объестся, все — жадность как рукой сняло.
— Все привыкли все и всех ругать: власть, соседей, работу. Никто не виноват. Ты возьми в свои ручонки все и слепи сам, а если не получилось, себя поругай. Тогда в следующий раз сто раз подумаешь, ругать других или нет. В жизни же главное — мир. Мир в семье, на работе, в коллективе, в государстве. Все остальное — дело рук каждого.