Об интернете тогда еще даже не слышали, а телевизор был один на всех — в лучшем случае. Но кино на Кавказе любили во все времена. Когда в сельский клуб привозили новый фильм — чаще всего индийский, жизнь в селе замирала, а для чабанов специально запускали в воздух ракетницу, чтобы они успели спуститься с гор и не пропустили «премьеру». Рисованные мелом на доске афиши собирали толпы зевак. Ну, а фильмы долго обсуждали, спорили — и, конечно, дрались; на свадьбах под аккордеон пели любимые кинопесни, переведенные на родной язык, именами героев «мыльных опер» называли животных.
О том, как люди жили экранными страстями и испытывали вместе с героями кино те чувства, о которых не принято было говорить вслух и уж тем более как-то проявлять на публике, вспоминают дагестанцы.
— У нас небольшой сельский клуб был, там работала одна семья. Муж директором, жена продавала билеты, племянник был киномехаником. Однажды у них что-то случилось с коровой, и ее нужно было срочно зарезать. И вся семья собралась дома. Сеанс отменили. А люди купили билеты и ждали развлечений! В итоге все с шумом и гамом пошли к ним домой с криками «Кину дишара, кину дишара!» — «Покажите кино». Самый настоящий митинг устроили, но «кину» в тот день нам так и не показали (Наида, Цовкра-1, конец 70-х).
— Я учился в 8 классе, когда узнал, что такое телевизор. В 1977 году он появился у наших соседей, «Рекорд», кажется. Я все понять не мог, как в этой коробке все помещается, да что я, взрослые не понимали, это было что-то нереальное! Это был первый телевизор в нашем селе. В этот дом все ходили со своими табуретками, мужики смотрели хоккей (Гасан, Вихли, конец 70-х).
— Наша семья одна из первых обзавелась телевизором. Все соседи приносили с собой подушки и рассаживались прямо на полу. Изображение было плохим, и, чтобы получше видеть, в комнате выключали свет — а после просмотра многих находили спящими вповалку (Наталья, Хучни, конец 60-х).
— У нас очень часто отключали свет. По мнению моей мамы, «в самый нужный момент», то есть когда показывали сериалы. Тогда все шли к соседям, у которых был генератор. Телек выносили во двор, потому что ни одна комната не могла вместить всех женщин и детей, приходивших смотреть «Рабыню Изауру». Во двор выносились и старые ковры — все усаживались на них, как в кинотеатре, ругая друг друга: «Подвинься, я не вижу» (Кира, Новые Викри, 90-е годы).
— В 80-х годах показывали сериал про Робина Гуда. Мы, мальчишки, конкретно заболели этой темой, делали луки, стрелы. Наш пятиэтажный дом объявил войну мальчишкам соседней пятиэтажки. В это время как раз ремонтировали крышу на нашем доме, заливали битумом. Рабочие оставили бочку с керосином. Мы ее закатили к нам в подвал. На конец импровизированных стрел наматывали кусок тряпки, окунали в керосин, поджигали и стреляли. Раненых в нашей войне, к счастью, не было, но вот трава в парке сгорела (Магомед, Буйнакск — Зубутли-Миатли, конец 80-х — начало 90-х).
— Несколько раз в неделю в клуб привозили кинофильмы — индийские и про индейцев: «Золото Маккены», «Апачи». После сеанса долго обсуждали, пересказывали, спорили, кто прав, кто виноват. Эмоции зашкаливали. Одним нравились индейцы, другим — бледнолицые. Доходило до драк (Гасан, Вихли, конец 70-х).
— Сижу однажды в клубе, смотрю индийский фильм. Сюжет такой: прокурор выносит приговор своей дочери, которую он не узнал. Наступает ответственный момент и вдруг сзади по спине мне кто-то начинает колотить кулаками и причитать: «Узнай же ее! Узнай, ведь это твоя дочь!» Комментаторов в зале всегда хватало (Наталья, Хучни, конец 60-х).
— Нам, школьницам, очень редко разрешали сходить в клуб на киносеанс. Бывало, что директор школы приходил туда и проверял, нет ли там его учениц. А чтобы получить разрешение родителей сходить в кино, минимум неделю дома надо было ходить на цыпочках, заискивающе заглядывая маме в глаза, и переделать все домашние дела. Так вот, смотрим индийский фильм, зал переполнен, между рядами сидят на табуретках. Сцена душещипательная: «Джимми, держи гитару!» В горле у меня комок, жалко Джимми, вот-вот расплачусь. И чтоб как-то сдержать слезу (стыдно же чувства на публике проявить!), отвожу глаза от экрана, оглядываюсь кругом… Весь зал заворожено смотрит на экран, никто не шелохнется, и все плачут, а наш учитель физики при этом еще и носом смешно хлюпает — и это нисколько его не беспокоит. Как мне стало смешно! А индийские фильмы с тех пор меня до слез не трогали (Патимат, Харахи, середина 80-х).
— Девушек вообще неохотно родители отпускали в кино. Могли ведь умыкнуть в целях замужества. Несколько таких случаев у нас в селе было, когда после просмотра фильма ребята крали потенциальных невест (Лариса, Харахи, начало 90-х).
— Меня парень пригласил в кино, на свидание. Сидели мы с ним в разных рядах, даже не взглянули друг на друга ни разу. А как еще в селении свидания могли проходить? (Фатима, Ахты, середина 60-х).
— У моей бабушки в Буйнакске жила девушка из нашего села, снимала комнату, пока была студенткой в педучилище. Она фанатела от Чакраборти. На ночь под подушку клала фото Митхуна в надежде, что он ей приснится. Не знаю, снился ли. Это она моей сестре по секрету рассказывала. А я вот вам выдал великую тайну (Магомед, Буйнакск — Зубутли-Миатли, конец 80-х — начало 90-х).
— Школьникам актриса одна из фильма понравилась, и они решили «попасть» в кино, чтобы ее в живую увидеть. Полезли за экран — полотно белое. Один куда-то наступил, споткнулся, и конструкция с грохотом рухнула. Перед ними открылся полный зал возмущенных людей. Но парням стыдно было признаться, что девушка приглянулась, сказали, что хотели «попасть в кино» и там тихо в углу одной из комнат посидеть: «Да вы бы нас даже не заметили» (Гасан, Вихли, конец 70-х).
— Я помню, как моя мама, тетушки и другие родственницы смотрели индийские фильмы, ругали героев на даргинском, комментировали «Давай, вставай!», «Ударь его!» Особенно сильно заводились наши женщины, когда по сюжету влюбленным не давали быть вместе. Как они ругались! Они так страдали за чужую любовь героев индийского кино, а потом за Лукаса и Жади! Но при этом своих дочерей могли насильно выдавать замуж. Почему-то киношная любовь имела особую святость (Кира, Новые Викри, 90-е).
— Фильм про Изауру и «Богатые тоже плачут» были первыми телесериалами, конечно, все с головой окунулись в эти страсти на экране, не могли дождаться следующей серии. А у одной женщины была даже коза по кличке Марисабель (Лариса, Харахи, начало 90-х).
— У нас был бык по кличке Мэйсон. А соседского петуха звали Бруно Медзенга. Петух был большой, его назвали в честь габаритного скотовладельца из сериала «Роковое наследство». Когда петух гордо вышагивал по улице, соседи окликали его по имени. А самая любимая мамина корова носила имя Мария (Кира, Новые Викри, 90-е).
— Киномеханика в нашем селе звали Хромой Мухаммад, это был тот еще персонаж. Его афиши, разрисованные вручную и с кратким описанием фильмов по-аварски, были шедеврами.
Обычно после названия фильма шло короткое описание сюжета и указывался жанр кино: «рокьи-мокьи» (что-то типа «любовь-морковь») — это была мелодрама, «рокьи-кьал» («любовь-ссора») — просто драма с элементами боев, «чIвай-хъой» («убийство-резня») — боевик.
А не очень известные актеры нуждались в дополнительной рекламе типа «двоюродный брат Брюса Ли», «троюродный брат Ван Дамма» и так далее (Камал, Миатли, 90-е).
— У нас в селе телевизоры почему-то выдавали зеленое изображение. Может быть, когда-то, когда они были новые, они показывали как надо. Но тогда все телевизоры были зелеными. «Спектр», по-моему. Я была «пультом», так как была младшим ребенком в семье. Это было естественно, всегда самый младший — был пульт. Папа назначил мне «зарплату» за эту работу. Переключить канал стоило сколько-то то ли копеек, то ли рублей — в общем, переключение канала обходилось примерно в одну жвачку. Кнопок на телевизоре было всего восемь, а работали только несколько каналов: первый, второй. Чуть позже появились и дагестанские: например, очень интересный канал «Абади». Так звали директора этого телеканала и по совместительству единственного работника. Он вел новости, читал поздравления, что-то рассказывал про погоду. Целыми днями в эфире было только его лицо (Кира, Новые Викри, 90-е годы).
— Я в село обычно приезжал на каникулы. И как-то раз пошел с братом на индийский фильм, не помню, как назывался, про любовь. Нам тогда было лет по двенадцать. В зал нас не пустили: мест нет, забиты даже проходы. Но бабка, которая продавала билеты, была подругой нашей бабушки и поэтому пропихнула нас в уголок.
Показывали фильм о несчастной любви: бедный парень и богатая девушка влюбились друг в друга, но им мешало социальное неравенство и невежество родни; в ход шли и клевета, и угрозы, и разлука. Но главные герои шли навстречу друг к другу, несмотря ни на что. Естественно, под песни и пляски.
В конце концов, влюбленные заболели, как выяснилось потом, — смертельно. Разумеется, умереть они решили рядом. Сцена как они бегут, потом идут, потом ползут навстречу друг другу длилась минут двадцать, сопровождалась песнями и танцами. А потом еще пять минут показывали, как они тянутся один к другому пальцами. Мы, две городские сволочи, сидим и молчим: кино никакое, смотреть нечего. И вдруг мне показалось, что в село вошли волки. Вой слышался из окна. Потом я понял, что это воют в зале: плакали женщины, стирали слезы старухи, моргали влажными глазами мужчины. Рядом со мной сидела наша библиотекарша, святая женщина, которая разрешала мне забирать домой любые книги. И эта женщина плакала, да так, что ее очки до половины, как аквариум, были заполнены слезами… И мы начали ржать как умалишенные, просто какой-то истерический спазм, не могли успокоиться. Кино остановили, включили свет и с криками «фашисты» нас пинками выкинули на мороз. На следующий день всё село показывало на нас пальцем и орало проклятья. Потом простили, конечно, что с нас, городских, взять. Много таких историй было. Старое сказочное далекое время (Ахмед, Цовкра-1, начало 80-х).