— Некоторые родственники, узнав о моем участии в конкурсе, категорически меня осуждали, пока не поняли, что это не был стандартный конкурс красоты. Здесь оценивали не внешние данные, а интеллект и уровень интеграции в общество. Если честно, до сих пор не могу поверить, что победила. Из вайнахов на конкурсе была я одна: девушка из Чечни не смогла приехать, она была на реабилитации в Крыму. Со всеми девочками я подружилась, они удивительные.
Конкурс проходил в Кабардино-Балкарии. Одним из этапов была демонстрация национального костюма. В Нальчике — жара, выше 40 в тени, а мы надеваем тяжелые, плотные платья. И еще надо было рассказать про обычаи своего народа. Это был мой козырь.
Я начала свое выступление со слов, что у народов Кавказа много общего: костюмы, адаты, танцы. Но только у ингушей есть обычай, что зять не разговаривает с тещей. Даже если они живут в одном доме, зять старается сделать отдельный вход, чтобы не сталкиваться с родителями жены. Зрители сильно удивились. «Ему же лучше», — добавила я, и все засмеялись.
Пока ждала своей очереди выступать, я нервничала, думала, что буду заикаться. Но, оказывается, когда идешь в бой, уверенность появляется словно из ниоткуда, слова приходят сами.
На конкурсе также нужно было защитить бизнес-идею. Моя была про тиры для инвалидов. Однажды мы с братом гуляли по Грозному, и я увидела там тир. А у меня всегда было безумное желание пострелять из лука. Но я не смогла. Лук огромный, у меня не получилось бы взять его в руки и натянуть тетиву: коляска не позволяет это сделать. Платформа слишком высокая, нужно сделать так, чтобы можно было подъехать к ней на кресле. В моей бизнес-идее отмечено, что инструктор тоже должен быть колясочником: он лучше поймет сложности, с которыми сталкиваются его подопечные.
— Мне почти 33 года. Мои родители поженились 3 декабря 1987 года, 3 декабря 1990 года родилась я, а в 1992 году 3 декабря было объявлено Международным днем инвалидов. Вот такие совпадения.
До 21 года я жила в Кировской области обычной жизнью: окончила школу, играла в баскетбольной команде, поступила в университет на экономиста. Все изменилось в одночасье.
Однажды меня начало знобить, появились судороги, нарушение речи. Вызвали «скорую», а что было потом, не помню: я впала в кому. Мне поставили диагноз «токсическая энцефалопатия». Врачи обнаружили в крови крысиный яд, который попал в организм через еду. Пострадала вся наша семья: отец с матерью, двое братьев, но сильнее всего это отразилось на нас с мамой. Мама не выжила — умерла через два месяца ранним утром. А вечером того же дня я очнулась. Родственники, приходя ко мне в больницу, пытались скрыть это, но я знала. Я видела во сне огромный трон, а у его подножия — женщину в хиджабе, которая молилась со словами: «Пожалуйста, оставь мою дочку жить».
Через несколько лет после этого от онкологии умер мой папа. Сейчас я живу с младшим братом.
У меня поражена часть головного мозга, также задеты поясничный отдел позвоночника и спинной мозг. Передвигаться самостоятельно я не могу. Мне становится лучше после реабилитации в частной клинике в Москве. Но она стоит немалых денег, а с моей пенсией в 17 тысяч я не могу себе ее позволить.
Я догадываюсь, кто это сделал. Поначалу была бешеная обида, мне хотелось поехать в Киров и спросить: зачем? Но сейчас у меня нет злости к этому человеку, она прошла.
— Когда мы жили в Кировской области, у нас во дворе стояла огромная кастрюля. Папа каждый четверг варил в ней мясо и приглашал всех ингушей, чеченцев, дагестанцев, которых мы знали. И хотя мы жили в 50 километрах от города, они все равно приезжали к нам в поселок. Все это делалось ради мамы: она свято чтила традиции гостеприимства и очень любила гостей.
Моя мама была очень строгая с нами. Она заставляла меня убираться, а потом ходила и вытирала пальцем все поверхности — не осталась ли где пыль. Я в сердцах говорила ей: «Альхамдулиллях (хвала Аллаху. — Ред.), что ты не моя свекровь!»
А еще, когда мы садились за стол всей семьей, первым делом накладывала еду папе, а только потом — детям. Настоящая, правильная ингушка. Вся в бабушку. Стоило мне приехать на каникулы к ней в гости, она сразу же поручала мне уборку и так же ходила за мной по пятам. Отведет руки за спину и следит, как надсмотрщик, все ли я правильно делаю.
Мне очень не хватает родителей. Это те люди, на которых я всегда буду равняться.
— Когда произошли эти роковые для нашей семьи события, я училась на четвертом курсе. Пока приходила в себя, наш университет закрыли: он не прошел аккредитацию, так что и восстановиться мне было некуда. Но я очень хочу закончить учебу. Мама с детства мне твердила, что девушка в наше время должна иметь образование. Самое главное — диплом. Только потом — замужество. И моя мечта номер один — получить его и встать на ноги.
Сейчас я работаю билетером в доме культуры в Назрани и занимаюсь волонтерством в благотворительном фонде «Мял» — анонсирую мероприятия фонда, чтобы в них участвовало как можно больше людей. Люблю читать литературу по экономике и мотивационные книги. Брат учится в Грозненском нефтяном университете. Часто спрашивает, что мне купить в городе. В последний раз попросила книги. Он привез мне «Думай и богатей», «Ни Сы» и «Тонкое искусство пофигизма».
Если честно, я не считаю, что прошла стадию какого-то преодоления. У меня и депрессии не было, когда я осталась в кресле. Даже узнав о смерти отца, я не заплакала, а сказала: «Все мы принадлежим Аллаху и к Нему вернемся». Вера ведь не в твоем одеянии, а в сердце. Когда мне плохо, я произношу: «Все в руках Аллаха, даже листок не упадет с ветки без Его ведома».
И никакой психолог после этого не нужен. Только понимать это. Когда мне приходится утешать человека в горе, я говорю: «Знаешь, я похоронила родителей и понимаю твою боль, но разве мы можем быть недовольны тем, что решил Всевышний?» И люди успокаиваются. Расстраиваться и скучать по человеку, которого нет, — это одно, но нельзя убиваться и впадать в отчаяние.