В мае Дагестан ворвался в федеральные новости: республика оказалась одним из наиболее пострадавших от пандемии регионов. Особенно тяжело пришлось горным областям. В Лакском районе многие верят, что больших потерь здесь удалось избежать благодаря руководству районной больницы. Горцы рассказывают о главвраче: «Дибирович смотрит рентгены и лично обзванивает каждого пациента», «Отказался от своего „УАЗа“, чтобы он возил анализы крови в город».
Но удивительна история доктора в первую очередь не этим.
Абдурагим Дибиров просит присесть и немного подождать: готовит выписку для пациента. Есть время рассмотреть интерьер. Кабинет хирурга представлялся иначе: анатомические пинцеты, наборы игл… На деле — кофемашина и книжные полки. Кроме аптечных весов на столе и куклы — «Усатого доктора», о том, что этот кабинет принадлежит медику, ничего не говорит. На полках тоже только пара специализированных изданий, остальное — сборники стихов на родном языке, книги об истории лакцев, русско-лакские разговорники. Окна не зашторены. Слева виднеется удивительный горный пейзаж. Справа, там, внизу, шумит Кази-Кумухское Койсу.
Однако этот прекрасный вид вовсе не такой привычный для хозяина этого кабинета, как можно предположить. Главврач больницы в горном Кумухе Абдурагим Дибиров 23 года проработал хирургом в Первой градской больнице имени Пирогова в Москве, параллельно преподавал и занимался научной работой — разрабатывал новые способы борьбы с атеросклерозом. Его наставником был выдающийся врач — академик Виктор Сергеевич Савельев, ученик Бакулева и председатель общества хирургов России. «Он воспитал огромную плеяду учеников, академиков и профессоров», — говорит доктор. Некоторые из них позже проводили показательные операции для дагестанских коллег — по приглашению Дибирова, когда тот решил уехать в Дагестан и принял предложение возглавить больницу в Лакском районе.
— Дежурил как-то ночью. В пять утра приходит студент и говорит, что поступила больная и ее надо осмотреть. А я только заснул после операции. Говорю: «Иди, смотри сам». Потом какая-то неведомая сила меня подняла. Я зашел в палату и наблюдаю, как мой коллега осматривает пациентку. Старая бабушка была. Рядом стоит ее родственница, которая вдруг говорит: «Кура баю». По-лакски — «перевернись». В ту же секунду на меня нахлынули чувства. Чуть не заплакал я в этот момент. И потом я эту бабушку оперировал.
А в 2011 году папа сломал ногу, шейку бедра. Он нуждался в помощи. Это обстоятельство было ключевым в моем решении переехать в Дагестан. Конечно, я сомневался. Супруга и дети остались в Москве: у них своя работа и учеба. Приезжают ко мне. В семье меня не все поняли, но я ни с кем не советовался — это было мое решение, мой порыв. Конечно, мне хотелось работать в городе в крупной больнице, решать большие задачи. Но здесь я тоже нашел для себя призвание — создать в условиях Кумуха уровневую медицину.
До этого я не раз приезжал в село с отцом, тоже медиком. В начале 90-х он организовывал группу докторов из города, которая осматривала сельских больных. Помню, однажды меня отправили к мужчине, у которого была аденома предстательной железы. Мне понадобился мужской катетер. Захожу, значит, в больницу, а они мне говорят, что у них его нет. Пошел в аптеку, купил детский катетер и выпустил мочу. И вот тогда я понял, насколько здесь необходимы перемены в медицине.
В 2013 году мне предложили возглавить районную больницу. Я согласился и, конечно, много раз пожалел, что сюда приехал (смеется).
— Когда я пришел в больницу, штукатурка свисала со стен и потолка. Антисанитария полная. Помню, как впервые зашел в кабинет главврача и увидел прибор под названием «мойдодыр». Открываешь дверцу, а там стоит ведро. И оттуда идет неприятный запах. Так что здесь еще пришлось стать автором проектов по санузлам. Сначала сделали на первом этаже: горячая и холодная вода, унитазы, чаши, душ, ванная. Люди стали спускаться со второго этажа на первый, в том числе пожилые… По палатам тоже поставили раковины. Сейчас у нас санузел на каждом этаже.
Докторов начали обучать, повышать их компетенцию. Практически все ездили в передовые учреждения Москвы на учебу. Сейчас к нам даже из городов едут пациенты, у кого проблемы с венами. Потому что им поставят правильный диагноз, такой же, как в той же Первой градской в Москве. У нас два терапевта, кардиолог, ЛОР-врач, стоматолог и уже четыре врача-онколога. Руководство страны большое внимание сейчас уделяет этому направлению в медицине, есть финансирование. Мы тоже в тренде. Когда пройдем лицензирование, приступим к химиотерапии и сопроводительному лечению. Многие онкологические пациенты уезжают за пределы республики. Мы тоже хотим стать местом, куда бы они могли обратиться.
— В Кумух я привлек около двадцати врачей. Все молодые доктора приехали по программе «Земский доктор». В этом году пришло два специалиста, они сейчас на стажировке. Ее мы ввели, чтобы определить профпригодность, проверить способность и желание учиться. Если человек необучаемый в условиях нашей больницы — это катастрофа. Он ленивый, не заполняет медицинскую карту, допускает много ошибок, ту же самую ошибку тиражирует постоянно, значит, мы ему говорим: «Гуд бай! Идите, учитесь!»
Говорят, с кадрами в Дагестане беда. Никакой беды нет, это не то слово. Откуда берутся врачи? Это те же наши дети, которых мы устраиваем в институт, потом за них платим. И получаем псевдорезультат. Когда я пришел сюда главврачом, в районе было много инвалидов. Сюда из соседнего района раз в месяц приезжала бригада медико-социальной экспертизы, и вокруг создавалась какая-то нездоровая атмосфера. Вот я их однажды отсюда и выгнал. Сейчас эта работа налажена правильно. Люди обиделись: «Что тебе, жалко что ли, что люди себе инвалидность сделают?» Но тут должны работать другие принципы: должно быть выгодно быть здоровым и получать зарплату, а не пенсию по инвалидности.
А в медицинские вузы надо просто принимать профессионально пригодных людей — сердобольных, трудолюбивых, умных. У них есть предпосылки стать доктором. Как-то к нам поступила пациентка 80 лет с раком ободочной кишки — в городе ее оперировать отказались. Я несколько дней ходил и думал, что с ней делать. Она медленно умирала. Я говорю анестезиологу: «Зарема, надо ее подготовить. Если есть какой-то шанс ее спасти, надо его использовать и оперировать». Сутки анестезиолог ее готовила. Три часа оперировали, дольше бы она не выдержала. Я потом захожу в палату на бабушку посмотреть, она в сознании, а наша доктор сидит рядом, уйти не может и гладит по руке, сама худенькая такая. Не знает, что еще сделать. Это меня поразило. А бабушка еще несколько лет прожила.
— Если вы видите богатого доктора, значит, это неправильный доктор. А всем, кто идет в мединститут, надо объяснить, что денег у вас никогда не будет. Вы обречены жить на зарплату и какие-то заработки.
Как-то еще в Москве со студентами обсуждали тему денег в медицине. Говорю, вам надо спрашивать, как правильно лечить пациента, а не про заработки. В этот момент раздается стук в дверь. Мужчина открывает: «Можно вас на секунду». Я выхожу, он продолжает: «Вы меня оперировали в 1997 году. Была авария. Я лежал две недели в реанимации. Вылечился и уехал работать в Аргентину на четыре года. Но я не успел вас отблагодарить. Где мы можем уединиться?» Тут я ему отвечаю: «Зачем уединяться? Как раз вы в тему. Зайдите в палату перед пациентами и студентами, расскажите, зачем хотите меня отблагодарить. Он зашел. Поделился историей и протянул конверт. Я его открываю, а там две тысячи долларов. И тут я говорю студентам: «Видите, как надо зарабатывать деньги в медицине? Но вы должны понимать одну вещь. Такие случаи бывают один раз в четыре года». Деньги потом я раздал всем, кто спасал тогда горе-водителя.
Я когда здесь, в горах, первую операцию провел, зашел ко мне родственник пациента, ловким движением руки положил мне и моему ассистенту деньги и ушел. Я тогда ругаться не стал. Попросил вот то, что мне принесли, разделить между докторами, а пациентов предупредить, чтобы больше так не делали. Я врачам после объяснял, что готов платить премии за хорошую работу. Но не стоит брать денег с пациентов. Почему? Потому что, во-первых, операция стоит дороже. Нельзя обесценивать свой труд. А во-вторых, люди здесь и так живут в крайне тяжелых условиях. Высокогорье, нет воды, тепла не хватает, нет газа. Чтобы еще медицина стала для них платной? Когда приносят кьячи (лакские пироги. — Ред.) на перекус, тоже их ругаю.
— Проблемы в медицине везде одинаковые и от региона не зависят. Главная у нас — это получение и сохранение информации о пациентах. Амбулаторная карта пациента не может находиться на высоте полторы тысячи метров, она должна быть везде с пациентом. Поэтому карты надо переводить в цифровой формат, бумажные у нас теряются регулярно. Единая медицинская информационная система вводится со скрипом. Но давайте у каждого будет рабочее место с компьютером, принтером и интернетом, чтобы доктор мог заходить на любые медицинские интернет-ресурсы. Коллег я прошу сохранять информацию о пациенте хотя бы в банальном «ворде». Я предлагал создать у нас в районе банк данных всех пациентов, но процесс идет очень медленно.
Медицина не может быть передовой, пока в нее не будут вкладывать деньги. Могу сказать, что за последние годы дагестанская медицина шагнула вперед благодаря отдельным докторам, отдельным главврачам, адекватному руководству минздрава. Все ресурсы используются, покупаются томографы, другое диагностическое оборудование. Но медицина не может существовать сама по себе. Вот я хочу пригласить в район суперхирурга, суперанастезеолога, суперкардиолога. Нужны условия, чтобы эти врачи здесь прижились. Помимо зарплаты, которую будет платить больница, нужна квартира или участок, нужна инфраструктура. Никто из наших молодых врачей ничего не получил.
Всем этим не может заниматься только главврач или Минздрав. Это дело администрации, общества, всех. Взгляните: самый простой доктор, участковый терапевт, ходит по домам, навещает стариков, выявляет ковид-больных. Он получает зарплату, которую ему определило государство, и мы не можем ее увеличить. Он свою жизнь посвятил служению народу. А таких докторов здесь целая армия.
Посмотрите на врачей другим взглядом, и вы все сразу поймете.
— Пандемия открыла медицину для общества. Нам помогало огромное количество людей. Видите эти коробки в углу? Люди нам прислали не что попало. Они прислали нам импортные костюмы, кучу лекарств. Подарили кислородные концентраторы, кто-то звонил, хотел купить наркозный аппарат. Важна даже не сама помощь, а то, что общество увидело докторов. А врачи проявили мужество.
Когда у нас появились первые пациенты в селении Кара, у которых обнаружили «корону», в районе началась паника. Никто туда ехать не хотел. Тогда я сел в машину и посадил туда врачей. Мы надели противочумные костюмы. Заехали в хозмагазин, купили резиновые сапоги, перчатки, сварочные очки. По аулу ходили как пришельцы. Зато посетили всех, обошли все очаги.
В начале пандемии действительно не было четкой организации. Многие доктора не понимали, что делать. Приходилось по многу раз повторять многие нюансы: как надевать-снимать защитную одежду, как ехать на вызов, какими препаратами пользоваться. Постепенно усвоили материал, вошли в рабочий ритм. Поэтому результаты я не могу сказать, что хорошие — у нас два пациента умерло от тромбоэмболии, но смертность в районе не зашкаливает. Нам помогло и то, что в Кара тогда ввели карантин. Это дало нам время закупить лекарства и подготовиться к наплыву пациентов.
— Почему именно Дагестан стал одним из самых пострадавших от ковида регионов? Мое мнение — виной всему высокая мобильность нашего населения и самоуверенность некоторых людей, которые не поверили в существование коронавирусной инфекции. Сейчас идет вторая волна, почему? Потому что наши соотечественники стали снова здороваться, обниматься, ходить на свадьбы, соболезнования. Конечно, здесь есть экономический аспект: люди не могут не работать. Но если бы была культура поведения в обществе, если бы мы могли носить средства индивидуальной защиты, пользоваться санитайзерами, соблюдать социальную дистанцию, такой заболеваемости и смертности не было бы.
Прогнозы, какой будет ситуация, могут делать эпидемиологи, а я могу как доктор сказать: уровень медицины будет становиться выше — это неизбежно. Результаты лечения ковидной пневмонии тоже будут лучше. Заболеваемость пойдет на спад, когда пройдет всеобщая вакцинация. Вакцину разработали, она показала свою эффективность. Другое дело, что сейчас у нас в обществе всеобщее недоверие к вакцинам. Если меня спросят, буду ли я вакцинироваться, я отвечу: «Да», потому что я должен подать правильный пример.