Чтобы сделать гармошку, надо быть мастером на все руки. Собрать корпус из дерева и фанеры, разработать мехи, обшить их ситцем, смастерить клавиши и наладить «голос» инструмента, который будет веселить гостей на абазинской свадьбе. Таких мастеров на Северном Кавказе по пальцам пересчитать. В Карачаево-Черкесии он и вовсе один. Это Мурат Табулов, родом из аула Псыж. Уже десять лет он делает гармошки — не для денег, а для души.
— Лет с трех-четырех я засиживался у отца в мастерской. Больше мешал, конечно. Мог заиграться, перепутать все детали и убежать к друзьям, пока он отошел попить воды. Не понимал, насколько это сложное дело, — рассказывает Мурат.
У его отца Мухарби не было профессионального образования. Он работал в типографии Черкесска, а по вечерам ходил в местные мастерские, чтобы постичь тонкости сборки музыкального инструмента. Затем стал заказывать детали на Армавирской гармонной фабрике — мечтал собрать гармошку своими руками. И однажды такой день настал, он все сделал сам — от деревянного корпуса до ремешка.
— Отец говорил: «Первую гармошку, которую я сделал на заказ, не вернули, значит, хороший получился инструмент». Их покупали в основном местные гармонисты. Мне и сейчас приносят те, что сделаны его руками много лет назад, я узнаю их по фирменному штампу и с удовольствием берусь чинить, — говорит Мурат.
Когда Мурат подрос, он начал помогать отцу. Вскоре научился изготавливать все необходимые детали.
— Когда мы с братьями были совсем еще детьми, отец часто работал в мастерской, где стояла циркулярка. Он запирал двери, чтобы никто не вошел и не поранился. Станок гудел часами, мы слышали этот звук и очень боялись: думали, там воет волк. Ну, а когда я подрос, подружился с этим «волком». Что я только не изготавливал благодаря ему. Мне хотелось творить, я мастерил все подряд, от велотренажера до барабана. Лет в 17 уже мог собрать корпус гармони самостоятельно, наладить всю механику, справиться с облицовкой, полировкой, оциклевкой и всем прочим, что понятно только мастерам, — говорит Мурат.
Гармошки у Табулова-старшего заказывал весь Кавказ. На них и до сих пор играют в Голландии, Турции, Германии, Иордании, Сирии. К Мухарби Табулову часто приезжали люди из разных районов республики, просили научить азам дела. Он всегда соглашался, часами показывал что да как, отдавал старые образцы, но мало кто сумел овладеть этим искусством.
Десять лет назад, после смерти отца, Мурат решил продолжить его дело. Заходил в мастерскую и видел инструменты, разложенные на столе. Через какое-то время принялся за работу. С механикой проблем не было, но, когда дело доходило до звуков, руки опускались. Он не умел налаживать «голос», у него никак не получалось заставить клавиши соответствовать нотам.
— Близкие поддерживали меня, — говорит Мурат. — Дядя привез из Питера японский камертон, чтобы налаживать голоса. Штука не из дешевых, он был рад помочь, лишь бы я не бросал работу. Но вот не получалось — и все тут! Многие не верят мне, когда я рассказываю, что с этой бедой мне помог справиться отец.
Мурат говорит, что отец пришел к нему во сне и подробно объяснил, что и как нужно сделать.
— Я проснулся и побежал в мастерскую в час ночи в одном белье. Все записал и со спокойным сердцем лег спать. Наутро я стал работать, следуя услышанному во сне, — и все получилось! Работал до седьмого пота, не мог остановиться, — говорит он. — В первый год после смерти отец являлся мне во сне дважды, помогал советом, а в третий раз мне приснилось, как он обошел мастерскую, оглядел все с одобрением, посмотрел на меня и ушел. Больше он мне не снился.
В мастерской Мурата несколько шкафов забиты материалами для создания гармошек. На столах — картон, кожа, целлулоид, металлические пластины, заготовки из ели, ясеня, бука, клена. Куда ни глянь, лежат музыкальные инструменты. Среди них — новые гармошки (долго не залеживаются) и те, которые делал еще отец, а большинство — привезенные на ремонт.
Мурат достает с полки журнал заказов. Показывает — в нем более сорока записей, зачеркнута половина — уже выполнены. За словом «уже» — не один год. На создание одной гармошки у Мурата уходит около полугода, а то и больше. Можно и быстрее, но мастер работает только по вечерам, днем он — глава администрации аула Псыж.
— В мастерской я отдыхаю. Эта работа позволяет отключиться от всех проблем и забот, — говорит Мурат.
Сейчас он работает в основном с местными заказами. Почти все необходимые материалы покупает в республике, кожу и кожезаменитель в Ставрополе, целлулоид заказывает в Москве или в Санкт-Петербурге.
В гармошке несколько сотен деталей, от мельчайших до основных, но мастер делает чертежи и эскизы. В этом нет необходимости, потому что вся информация у него в голове. За многие годы действия доведены до автоматизма.
Мурат признается, когда гармошка готова и заказчик, принимая работу, начинает играть на ней, — радостнее и волнительнее ничего не может быть.
— Каждый раз я думаю, неужели этот инструмент создал я. Мой отец дошел до вершины своего мастерства к 58 годам. Опыт решает все. Так что я еще зеленый совсем, молодой, — улыбается Мурат.
Между тем сам он так и не научился играть на гармошке. Хотя абазинскую мелодию от карачаевской и черкесскую от ногайской отличить может с легкостью. Мурат 20 лет отыграл на доуле на свадьбах в паре с лучшими народными гармонистами. Играл на совесть, потому что помнил, как отец отчитывал музыкантов, которые фальшивили: «Ты зачем концовку съел?»
Мурат надеется, что его дети продолжат семейную профессиональную династию, и, как мечтал отец, кавказские народные песни и мотивы не перестанут жить и дарить горцам праздник.