Двое из четырех миллионов

На стене кухни в ее кафе висят фотографии Алеппо. Амина (имя изменено) жестом школьной учительницы показывает районы древнего города: «Этих домов давно уже нет. Этот район наполовину разрушен. Хорошо хоть цитадель все еще стоит». За окном шумит крупный кавказский город, мириады ларьков торгуют пирогами и шаурмой. Крошечное царство Амины среди этой суеты похоже на клочок той самой Сирии со старой фотографии, который взрывная волна чудом закинула в Россию. Здесь смуглые люди готовят кисловатый салат фаттуш и табуле, а самые вкусные блюда не стоит искать в меню. Спросите совета Амины, и она сама принесет вам кроваво-красный рис и ароматную подливку. Или желтую курицу с карри и неведомыми восточными специями. Заранее угадать невозможно. «Многие пробуют — и больше никогда не возвращаются, — вздыхает она. — Люди тут привыкли совсем к другому. Зато если кто оценит, будет ходить каждый день».

А это уже другой, по местным меркам, мегаполис — Грозный, перекресток улиц Мира и Озрамиева, ресторан сирийской кухни «Аль-Маида». Здесь работает Ахмед — тоже беженец из Алеппо. В свободное время улыбчивый араб любит поболтать с клиентами, многие из них давно стали его друзьями. Им он с радостью готовит особые блюда, не обозначенные в меню — сочный бабагануш с гранатовым соусом и крошечную долму, которая на ура идет в Москве, но в Чечне нравится единицам. Только к новым людям Ахмед относится настороженно: к нему порой пристают с вопросами чеченцы, желающие уехать на Ближний Восток и присоединиться к ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в России). Сам сириец против войны, разрушившей его дом и выгнавшей с родины. Он считает, что повстанцев щедро финансировали из-за рубежа, и с ностальгией вспоминает мирные времена.

Ахмед и Амина неплохо устроились по сравнению с большинством из 4 миллионов (по данным ООН) сирийских беженцев. Ахмед нашел хорошую работу, а Амина не отказалась в свое время от российского гражданства, что помогло сейчас ей открыть свой ресторанчик. Хотя везение, конечно, вещь относительная. Когда Амина 15 лет назад выходила замуж за образованного, обеспеченного специалиста в светской ближневосточной стране, она не могла и предположить, каким будет ее возвращение на родину.

Чтобы не убили как кяфира

От интервью Амина отказывается категорически. Боится. И все же, когда выдается свободная минута, присаживается на стул и рассказывает, как их семья сбежала из раздираемого гражданской войной Алеппо к родичам мужа, в небольшой городок на севере страны. Там они открыли ресторан и спокойно пережили даже вторжение одной из повстанческих армий. До тех пор, пока здесь не начали падать бомбы.

— Они совсем не целились. Лупили, куда придется, — вспоминает Амина. — Много наших соседей погибло. А тут еще пошли слухи, что поблизости применили химическое оружие…

— У меня ведь трое детей. Мало ли, нагрубит мальчишка кому не следует, и его тоже убьют как кяфира.

Пересечь границу в тот момент было несложно. Оставив мужа присматривать за детьми в безопасной Турции, Амина вернулась обратно за вещами. Одна. И повторила эту поездку три раза.

Бежал от одних знатоков шариата, попал к другим

Иногда в кафе к Амине заходят строгие, образованные мусульмане из соседней мечети. Свободно владея арабским, они подолгу ведут разговоры с ее мужем, отхлебывают чай из крошечных армуд и вечно упрекают его за то, что он позволяет жене ходить простоволосой, без хиджаба и даже платка.

— Я ее взял без платка, она жила со мной пятнадцать лет без платка, как же ее теперь заставить? — улыбается тихий сириец.

— А ты пригрози разводом, — советуют они ему.

Но, несмотря на все их усилия, он никак не может понять: как можно разойтись с женщиной, родившей ему троих детей, из-за какого-то платка?

— Не нравится мужу здесь, — шепчет Амина. — Говорит, что, если б не сыновья, вернулся бы в Сирию и пошел воевать. Так проще.

— За кого? — спрашиваю я, но она в ответ лишь пожимает плечами. Не все ли равно?

Возвращение на родину стоило $ 100 и двух недель голода

Когда Амина вернулась из Турции в третий раз, в городок пришло так называемое «Исламское государство». Трупы убитых повстанцев, еще вчера бывших тут полновластными хозяевами, бросили в пластиковых мешках на свалку, и Амина хорошо помнит, как мать одного из них долго бродила среди мусорных куч, пытаясь найти сына.

Испуганные турецкие власти закрыли границу, отрезав Амине путь к спасению. Пришлось заново вселяться в опустевшую квартиру, из которой родственники мужа к тому времени растащили всю еду. Делиться с ней, невзирая на просьбы, никто не стал — самим нужнее. Кто знает, вдруг лишние консервы помогут выжить, когда придется совсем туго? Две недели она голодала. А потом знакомые шепнули имя пограничника, который пропускает беженцев в Турцию за взятку в сто долларов.

Не успела семья как следует обжиться под Измиром, как появилась новая надежда. Отец Амины пригласил их в Россию. Они продали всю мебель, купили билеты, и тут папа передумал — дети от новой жены испугались, что сирийцы выживут их из дома. Но отступать было уже некуда. Амина вместе с мужем и детьми все-таки вернулась в Россию, на Кавказ, в город, откуда она уехала много лет назад. И опять, в который уже раз, начала строить жизнь заново. И, как всегда, желающих помочь оказалось куда меньше, чем навязывающих свои правила. Не наденешь платок — ругают знатоки шариата, наденешь — полицейские вопросы задают.

Теперь она мечтает скопить за год немного денег, чтобы уехать в Европу. Глядя на эту хрупкую, еще красивую женщину, с большими, удивленными глазами, я понимаю: все у нее получится. Ведь она — из той самой породы непобедимых российских женщин, кто преодолеет все преграды, пронесет через них на тонких изящных руках и голодных детей, и отчаявшегося мужа, а когда все лишения останутся позади, скромно уйдет в тень, чтобы сидеть на кухне и стряпать еду для своих дорогих мальчиков. Благо, готовить Амина умеет замечательно.

Арабский мухаджир в Чечне

Когда-то, полтора века назад, с Кавказа в Османскую империю хлынул поток мухаджиров — переселенцев, бежавших от Кавказской войны. Сегодня их потомки живут в многочисленных кавказских общинах Турции, арабских стран Ближнего Востока. Разве мог еще совсем недавно кто-нибудь предположить, что в наши дни мухаджирами станут сирийские арабы, спасающие свои жизни и уезжающие на постоянное место жительства в Чечню?

— Народ у нас был щедрый, гостеприимный, — говорит Ахмед, он как раз из таких новых мухаджиров. — В Сирии не разбирали: черный ты или белый, мусульманин или христианин. Нам постоянно твердили, что люди хотят свободы, но до сих пор не понимаю, какой именно. Мы жили свободно, работали, как хотели. У бедных кусок хлеба был. 200 рублей в день хватало на курицу и фрукты. Зарабатываешь 500 рублей — ты уже богач.

Когда пришли повстанцы (они себя называли Свободной армией), они заходили всюду, проверяли, воровали. Могли убить без причины. Везде трупы, снайперы ловят людей, как животных. Выйдешь из дома на полчаса, вернешься — а там уже ничего нет. Получается, они не солдаты, а воры. Когда кошки, собаки и крысы едят на улицах мертвецов, ты не успеваешь успокаивать детей.

Сперва мы терпели — думали, у нас сильная армия, и завтра все наладится. Но ничего так и не решилось. Надежда умирает последней, однако мы ее потеряли. Тогда жена предложила: давай поедем к своим, в Чечню.

В прошлом модельер, ныне повар

Со своей женой-чеченкой Ахмед познакомился в Москве. Она там училась, а он был наездами — какое-то время вел в российской столице свой небольшой бизнес. В Москве они и поженились в 2001 году, а потом уехали в Сирию. До того он о чеченцах много слышал от своего деда — саудовского араба, возившего паломников в хадж. Тот описывал далекий кавказский народ в таких ярких красках, что чеченцы стали у ребят персонажами детских игр, наряду с ковбоями и индейцами. В первый раз семья приехала на Кавказ в 2010 году, за год до начала вооруженного конфликта в Сирии, — жена захотела показать родителям их внуков, двух мальчиков и девочку. Никто и не думал, что следующий визит будет куда более продолжительным.

— Сам я модельер-дизайнер, — гордо говорит Ахмед, лихо сворачивая главный хит ресторана — знакомую всем шаурму, только приготовленную по-сирийски. — Моя специализация — женская одежда. В Чечне мужчине таким заниматься не получится — чеченки к нему в лавку даже зайти без сопровождения не смогут. У нас в стране все иначе: там только мужчины работают, поэтому наши женщины не стареют. Не вышло модельером — пришлось наниматься поваром. Я в жизни не готовил, пока моя мама после инфаркта не стала инвалидом. У меня сестер нет, так что я был обязан за ней ухаживать. Так и выучился кулинарии.

Поначалу на чужбине Ахмеду пришлось нелегко — мешал языковой барьер. Русский он учил вместе с сыном-первоклассником. Делал с ним уроки, разучивал наизусть детские стихи. Сейчас, менее чем через три года, он говорит по-русски с легким акцентом и почти без ошибок, немного может объясняться на чеченском. Найти работу помогли родственники жены. И пусть жить в новой стране ему все еще непросто, у повара снова есть надежда. А это — самое главное.

— От государства мне ничего не нужно — я работаю, я живой, здоровый. Мои дети — граждане России. Учатся отлично, машалла, пятерки получают. Если получится, я тоже стану россиянином. В довоенной Сирии, конечно, было намного легче. В неудачный день на жизнь хватало, в удачный — даже откладывал немного на будущее. А тут все дорого. Детей к учебе готовишь — беда. Сколько накопил за целый год — все отдаешь в школу. Одежда очень дорогая. Иногда у сына все вещи порваны, на улицу выйти не в чем. Но чеченцы мне нравятся, я сам считаю себя местным, потому что они сильно похожи на нас. А по уважению друг к другу — даже лучше, чем сирийцы. Здесь понимают, что ислам — это не только пост, хадж и садака. Тут грамотные, серьезные люди. Иначе Чечня не была бы такой красивой. Сейчас посмотри на нее — машалла, это самая прекрасная республика на Кавказе!