Жизнь почти каждого карачаевца начинается с люльки, или, как ее здесь называют, бешик. Это особая деревянная колыбель, которая издревле была в каждой семье. Народы Карачаево-Черкесии используют такие кроватки и сегодня.
Создание самой люльки всегда было мужским делом, на женщинах же было рукоделие. Для нарядных пеленок, матрасов и подушек, выходивших из-под рук искусниц, даже придумали название — «приданое для младенца». По традиции, его новорожденному дарит бабушка по матери. О тонкостях ремесла рассказала одна из самых востребованных мастериц республики Бэла Гочияева.
Бэла Гочияева живет, пожалуй, в самом деловом поселке Карачаево-Черкесии — Учкекене. Каждый второй здесь имеет свой вязальный цех или столярную мастерскую. Вот и сама Бэла — мастер по изготовлению бешик керек,
Мастерская Бэлы находится у нее дома. Внушительную часть мастерской занимает огромный стол размером 3,5 на 2 метра. На нем органайзеры с фурнитурой, катушки нитей, кружева, бронзовый наперсток, подаренный супругом, и рулоны тканей: сатина и бархата. Еще из необходимых материалов — вата и лебяжий пух.
— Хлопковую вату я закупаю медицинскую, заказываю ее на профильных базах. Начиняю ею матрас. Синтепон не использую — это синтетика. Шерсть тоже не подходит, потому что в наше время у многих детей на нее аллергия, — рассказывает Бэла, показывая свою мастерскую.
Всего в комплект «детского приданого» входит около десятка предметов. Это большой плотный матрас, перинка, подушки, одеяла, пеленки, ленты, которыми младенца привязывают к люльке. На изготовление стандартного набора уходит около двух дней, три килограмма ваты, килограмм пуха, по нескольку метров бархата и сатина.
Традиционному яркому зеленому (для мальчиков) и красному (для девочек) бархату, велюру, парче и золотой тесьме Бэла предпочитает качественный бархат спокойных оттенков. А также часто использует портьерную ткань с узорами в стиле барокко, лишь немного дополняя их, чтобы не было вычурности.
А вот материю без узоров мастерица вышивает щедро. Декор делает с помощью особых деревянных пялец. За ними Бэла проводит по четыре часа почти каждый день, позволяет себе короткий отдых и вновь принимается за дело. Узоры украшены бусами, бисером, стеклярусом, кантом. Этот кропотливый труд порой занимает у мастерицы от трех дней до недели. Как правило, самая нарядная часть «приданого» - это наколенная подушечка, придуманная для мягкой фиксации ног.
— В старину наколенная подушка часто бывала украшена серебром, — рассказывает Бэла. — И сегодня иногда просят украсить, как в те времена, фамильными драгоценностями, а если те не сохранились, заказывают новые у местных ювелиров. В моей семье тоже есть такое старинное тюйме (украшение, пришитое к ткани, — Ред.). В детстве, играя, многое растеряли, но эту, последнюю, берегу как зеницу ока.
Зачастую клиенты просят вышить на подушке или на одеяле что-то особенное. Тренд последних лет — фамильный знак.
За вышивкой рукодельница вспоминает, как много лет назад, несмотря на способности, принимала решение не становиться швеей.
— Шить я начала с детства. У моей мамы, да и у всех женщин из ее рода, был талант рукоделия. В доме до сих пор хранятся чудесные свадебные платки, вышитые ее руками. Глядя на нее, и я потянулась за иглой, наряжала кукол. Но становиться швеей не хотела. Мне не нравилось, как у нас относились к труду швей. Не могу сказать, что труд этот был непочетным, но должной оценки культуре индивидуального пошива в 80−90-е годы не было. Например, во времена дефицита моя мама умела сшить для нас точную копию любого дорогого наряда. Бывало, что нас останавливали и спрашивали у мамы: «А где вы купили?» Когда слышали, что сшила сама, не скрывали разочарования, теряли интерес. Почему-то в эти тяжелые времена народ гнался за брендами.
Тогда девушка думала пойти учиться на экономиста или программиста, но потом все же попала на обучение к популярному местному дизайнеру и окончательно поняла, что шитье — ее призвание.
Сейчас на заказы к Бэле выстраиваются очереди за месяц. Цена за ее комплект зависит от стоимости материалов и сложности работы и варьируется от 7 до 15 тысяч рублей.
— Сейчас я продаю товары через Instagram. А вот на рынке мои комплекты шли не очень хорошо, хотя все подходили и рассматривали их. Все потому, что рядом всегда были изделия за 4−5 тысяч рублей. Но стоимость моих материалов, качество работы, каждой строчки, сложность вышивки заслуживают этой цены, — разъясняет Бэла.
Комплекты учкекенской мастерицы расходятся не только по городам и аулам Карачаево-Черкесии, но также в балкарские и кабардинские селения, в Ставропольский край. Есть и постоянные покупатели. Нередко бывает, что в одно семейство отправляется несколько наборов.
— Случалось ли мне работать по ночам? Очень часто, — смеется Бэла.
Свой самый срочный заказ Бэла выполнила всего за несколько часов. Звонок поступил вечером, мастерица закончила работу к полуночи, и на рассвете комплект уже везли в Нальчик.
Бэла объясняет такие срочные заказы суевериями. Родня боится приобретать что-либо для новорожденного до тех пор, пока ребенок не появится на свет. Ну, а когда уже счастливое событие произошло, спешат купить все необходимое.
Без работы Бэла не боится остаться даже в период карантина. Ведь дети все равно рождаются, а значит, и люльки будут продаваться.
Удивительно, что конструкция люльки с древних времен нисколько не изменилась, разве что ножки стали чуть выше — об этом свидетельствуют снимки знаменитого фотографа и путешественника Дмитрия Ермакова, автора коллекции уникальных фотографий Кавказа и Востока XIX века. Серия фотографий сделана в селениях Большого Карачая, и на некоторых снимках запечатлены те самые люльки, в каких и поныне горянки убаюкивают младенцев. Причем сделаны они искусно и выглядят не менее нарядно, чем современные, изготовленные на станках.
Люльки чаще всего делали из сосны, как правило, без единого гвоздя и иных металлических креплений. Колыбели посвящено немало пословиц, загадок и даже анекдотов. До сих пор в народе упоминается мастер Ачакку, который, уступив сварливой и привередливой односельчанке-заказчице, таки вбил по ее просьбе в изголовье люльки совершенно ненужный гвоздь. Так про все, что бессмысленно и неуместно, стали говорить с присказкой «как лишний гвоздь Ачакку».
Главным плюсом конструкции такой люльки было то, что руки хозяйки всегда были свободны. Пока ребенок засыпал, мать могла раскачивать колыбель ногой, в это время занимаясь шитьем или вязанием.
— За безопасность ребенка во время сна мать могла не переживать: тугое пеленание обеспечивало неподвижность ребёнка, он не мог поцарапать или напугать себя, шевеля руками и ногами, как это часто бывает, — говорит Мариям Хубиева, основательница Учкекенского этнографического музея. — А ленты, которыми перевязывали ребенка в люльке, не давали ему выпасть из нее. Обходились в старину и без подгузников. Сухость обеспечивала сыппа — трубка, сделанная из берцовой кости барашка. Специально для нее в перине и матрасе делали отверстие, а в дырку на дне люльки подвешивали сосуд, служивший горшком. Таким образом постель ребенка всегда была сухая, его сну ничто не мешало.
Сохранился и обычай, связанный с первым укладыванием малыша в колыбель. Как правило, это было целое событие, которое проводилось на 6−7 день после рождения ребенка, тогда же обычно проводилась церемония имянаречения. Собиралось множество гостей, резали жертвенного барана и готовили всевозможные угощения. Ребенка заносили и передавали в руки свекрови. Она, в знак уважения, предлагала матери невестки совершить первое пеленание. Та с благодарностью отказывалась, оставляя это почетное право за представительницей рода, к которому принадлежит младенец. Искупав ребенка, свекровь пеленала его, приговаривая алгыш — пожелания.
И до сих пор эта традиция во многом сохранилась, исчезли лишь многие суеверия. Мать больше не кладет под матрас ребенка железо — на удачу, кусочки хлеба, чтобы задобрить злых духов или клыки животных, чтобы напугать. Осталось одно суеверие, пережившее века: ни коем случае нельзя качать пустую люльку — это к беде.
По словам Бэлы, сейчас часто бывает так, что молодые родители вначале отказываются от традиционных люлек, но потом все же меняют свое мнение.
— Сейчас наша молодежь, пытаясь быть современными, отказывается от люльки, в которой выросли все поколения их предков, — говорит Бэла. — Но, скажу вам, большинство молодых мам возвращается к ней, потому что ничего удобнее и лучше для матери и ребенка еще не придумали. Это же практически колыбель всего народа.