В горном Дагестане в маленьком, но очень древнем селе Хурукра (ему предположительно 1500 лет) сохранился дом, переживший революцию, коллективизацию и советскую послевоенную урбанизацию. Он дважды попадал в книги: сначала был описан в лирической повести лакского классика Муэтдина Чаринова «Любовь, возникшая в детстве», а потом подробно, со схемами и замерами, рассмотрен в труде известного исследователя русского авангарда и дагестанского жилища Селима Хан-Магомедова «Лакская архитектура».
Впрочем, типичным лакским жилищем этот дом не назовешь: эксперты считают его примером слияния традиционной горской и эклектичной городской архитектуры.
Сейчас дом пустует. Нынешние его владельцы живут кто в Махачкале, кто в Москве, кто в Баку, кто в Ашхабаде. Иногда они приезжают в Хурукру и останавливаются в «родовом гнезде», но все реже. Дом потихоньку ветшает, но память о его первом хозяине еще жива.
— Дом, который в Хурукре называют «кашкаевским», был построен в 1897 году Гасан-Гусейном Кашкаевым, — рассказывает один из его наследников Саид Амиров. — Он был довольно крупным купцом, имел магазины в Варшаве, Кумухе, Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск) и Порт-Петровске (ныне Махачкала). Торговал лесом, солью. У него были склады в Астрахани, два десятка домов в старой Махачкале, на них сохранились его вензеля.
У Кашкаевых в Хурукре было несколько домов, они все построены очень достойно. Но этот дом — уникальный. Чуть позже, в 1910 году, построили второй, повторяющий форму этого, но гораздо больше по размеру. У второго дома интересная история: наследниками оказались два брата. И один продал свою половину — ее разобрали по камням и увезли в Кумух. Оставшаяся половина так и стоит — с двумя входами и проходными комнатами.
Мы не очень много знаем о самом хозяине дома. С точки зрения «легенд» он был скучным, обыкновенным человеком. Наверное, самым богатым в Хурукре, хотя здесь было много состоятельных людей: сначала медники, потом ювелиры, причем мастерство они перенимали от персидских мастеров, работавших в Дербенте, и преуспели в этом. Не то его братья. Старший был убит, когда возвращался со свадьбы в соседнем Кумухе. Младший, по слухам, отомстил обидчику. Он был русским офицером — ушел служить, чтобы научиться метко стрелять. Погиб, играя в «русскую рулетку».
— Дом строили согратлинские мастера, которые, в свою очередь, обучались у армянских каменщиков, — продолжает Саид Амиров. — Кто придумал строить мавританское «патио» с деревянными столбами и фигурными арками в горах — заказчик или архитектор, к сожалению, неизвестно, бумаг я никаких не видел, не думаю, что они сохранились.
Сколько стоил этот дом — мне трудно судить. По семейным преданиям, согратлинцы брали по 50 копеек за каждый камень в арках и колоннах и по 20 копеек за каждый фасадный камень. В одной из колонн виден бракованный камень, проложенный свинцовой пластиной для устойчивости.
По тем временам дом выглядел роскошным. Не утилитарным, как типичное горское жилище с его маленькими комнатами, чтобы сохранить тепло, с помещениями для скота и хранения запасов. Пять просторных комнат и кухня. Скот не держали; говорят, что у хозяев имелись две лошади, но они жили на первом этаже — в комнате справа у входа. Большая часть дома — это внутренний двор. Дом строился как дача, как место летнего отдыха, постоянно хозяева жили в Темир-Хан-Шуре. Дом совершенно не приспособлен для того, чтобы зимовать в нем, хотя там есть печи. Но он слишком просторный, открыт всем ветрам. Топить такое помещение зимой — роскошь.
Дом хорошо вписан в пейзаж — он стоит на пригорке, его видно при въезде в село. Построен из местного камня, в отличие от школы, которую для своего селения выстроил Гасан-Гусейн: здание возведено из одного валуна, причем валун явно привезен откуда-то, известняк, у нас таких нет. Школа и сейчас стоит напротив нашего дома. Рядом — памятник поэту Муэтдину Чаринову. Он, кстати, состоял в родстве с купцом.
До революции Гасан-Гусейн Кашкаев не дожил. И не узнал, что его сын подарил дом новой власти. После революции там находилось правление колхоза, библиотека, медпункт, зернохранилище и даже кинотеатр. И в самом конце советской власти, когда дом уже был не нужен и разваливался, потомки Кашкаева отсудили его у колхоза и восстановили.
— Мы не наследники по прямой линии, — рассказывает Саид Амиров. — Но три хурукринские фамилии — Кашкаевы, Амировы и Чариновы — тесно переплетены и по сути представляют один род. Сын Гасан-Гусейна Кашкаева Магомед переселился в Ашхабад сразу после землетрясения 1948 года, его потомки и сейчас живут там. Но после возвращения дома брат моего отца и внук Гасан-Гусейна, Парук Кашкаев, попросил его участия в спасении дома: состояние здания было ужасное.
И с тех пор каждое лето все представители тухума так или иначе участвовали в восстановлении родового гнезда. Мой отец пытался восстановить балясины — точеные деревянные столбики, которые поддерживают перила во дворе. Стоимость их оказалась столь высокой, что от идеи отказались. Отцу удалось выкупить балясины, оставшиеся после строительства Русского театра в Махачкале. Их и поставили. Для укрепления фасада пришлось делать контрфорсы, покрывать шифером старую глинобитную крышу, заново штукатурить все комнаты. Не тронули половые доски: они, судя по ширине, были сделаны из исполинских деревьев.
Дом Кашкаевых стоит на склоне холма, так что фасад его, смотрящий на запад, — одноэтажный, правая сторона с балконом, укрепленная контрфорсами, — двухэтажная, а левая и вовсе сошла на нет: крыша идет почти вровень с землей. Раньше крыша была плоской, покрытой глиной, как принято в горских жилищах. Такую крышу после каждого дождя нужно укатывать специальными катками, чтобы не потрескалась и не протекала. Когда дом Кашкаева опустел, глиняная крыша быстро прохудилась, поэтому ее покрыли шифером.
Дом размером 20 на 20 метров, с квадратным же внутренним двориком, окруженным галереей. Такая пространственно-планировочная структура, как отмечает Селим Хан-Магомедов, характерна для «восточных» жилищ — она распространена в старых кварталах городов Средней Азии.
Входной арочный портал типичен для лакской архитектуры — такие же встречаются в старых домах Кумуха. Цифры над воротами указывают на год постройки — 1897.
Открыв резные деревянные ворота, сначала попадаешь в своеобразные «сени» со сводчатым потолком: слева и справа — двери в кладовую и конюшню, эти помещения занимают первый этаж. Прямо — каменные ступени, ведущие наверх, на галерею и во двор. В центре двора, ныне заросшего бурьяном, сохранились остатки то ли клумбы, то ли фонтана. Галерея окаймляет весь внутренний периметр дома. Говорят, хозяин дома очень любил отдыхать на солнце, так что его кресло за день описывало на веранде полукруг вслед за солнечными лучами.
Галерею украшают деревянные перила и арки — с двух сторон фигурные деревянные, с двух других — полукруглые каменные, с капителями и архивольтами. Благодаря полной изоляции от внешнего мира во дворе и на веранде всегда тихо, безветренно и тепло.
Западную стену дома занимают служебные помещения. Среди них кухня, которая, по словам нынешних владельцев дома, когда-то служила сушильней для мяса. Небольшая комнатка неправильной формы, с закопченным потолком, очевидно, была котельной. Говорят, в доме изначально было и водоснабжение, и канализация, но сейчас остались лишь более поздние трубы и пластиковая бочка для хранения воды.
По словам одного из потомков Кашкаева, раньше на крыше находилась емкость, в которой собиралась дождевая вода. Затем она прогревалась на солнце и служила жильцам для купания. Но возраст этой емкости неизвестен.
Самое большое помещение находится на восточной стороне дома. Скорее всего, именно здесь когда-то располагался кинотеатр.
Лучше всего сохранились жилые комнаты. Особенно уютной выглядит небольшая светлая гостиная с двумя окнами и дверью на балкон. Еще две двери ведут отсюда в помещения, которые сейчас называются спальнями. Потолки сделаны из деревянных брусьев и досок, пропитанных маслом. Балки уложены довольно часто, так что пространство между ними напоминает кессоны.
В большой «спальне» сохранились швейная ножная машинка ПГМЗ и старый тяжелый буфет, слишком большой, чтобы вынести его через дверной проем. Очевидно, его собирали на месте. Во внутренней стене устроены печь и ниша для книг — возможно, они появились позднее на месте полостей системы отопления.