Дорога от Владикавказа до Даргавса, небольшого поселка недалеко от российско-грузинской границы, на машине занимает не больше часа. Здесь, на окраине села, бывшего когда-то частью большого города, расположены старые захоронения — главный источник легенд о «культе мертвых» в Северной Осетии — страшных, манящих и далеко не всегда правдивых.
Транскам — федеральная трасса, по которой мы едем, — ничем не отличается от сотен таких же дорог. Но стоит повернуть налево — и начинаются волшебные метаморфозы.
Съезжаем с трассы в сторону ущелья Кармадон. В 2002 году здесь сошел ледник Колка, среди многих жертв стихии была и съемочная группа Сергея Бодрова-младшего. Тела похоронены под грудой камней и льда, возможно, навсегда. Местные жители говорят, что ледник сходит раз в сто лет. Каждый раз селевой поток останавливается около одного и того же дзуара — святилища. Утверждают, что дальше он никогда не заходил. Ледник несется с такой быстротой и силой, что спастись от стихии практически невозможно.
Сейчас о трагедии напоминает только памятник, изображающий застывшего во льдах человека. Природа кругом безмятежна. На склонах ютятся ласточки, устроившие гнезда в мягком песчанике. Облака рассеиваются, открывая покрытые вечным снегом зубья Большого Кавказского хребта. Дальше, за ним, уже другая страна.
Мы говорим с Батразом Цогоевым, этнографом, специалистом в области реконструкции национального костюма, о поселениях XVI века — времен, когда эти горы были практически неприступными.
Хорошо укрепленные, оснащенные всем необходимым поселения строили на возвышенностях. Сегодня эти места кажутся непригодными для жизни.
— Благодаря такому расположению можно было просматривать окружающую территорию — шансов пройти у врага почти не было. Оборонительные башни достигали двадцати трех метров в высоту, — объясняет Батраз.
В поселениях могло жить порядка 500 так называемых неразделенных семей, по 30 человек в доме. Держали много скотины: овец, коз, коров. Постройка велась с учетом рельефа, и крыша одного дома могла располагаться так, что по ней проходили в другой дом. Снег тут не лежал, и крыши можно было делать плоскими. Основным строительным материалом была здешняя горная порода, но и дерево использовали активно — для лестниц, дверей, балконов, этажных балок и перегородок.
Многое было разрушено во время долгой и болезненной для народа Кавказской войны. Лучше всего сохранились охранные башни и склепы. Даже когда народ перебрался на равнину, за ними продолжали следить как за важной частью истории своей фамилии — рода. Отсюда и известное нам название — фамильные башни. Когда-то в поселении жили несколько родственных семейств, и оно было разделено на сектора ответственности между ними. Семья возводила свою охранную башню и строила склеп, куда отправлялись только умершие из этого рода.
Так уж вышло, что в Даргавсе туристам остались лишь камни, остовы башен и черепа. Останки покойников стали местной достопримечательностью: захоронение превратили в часть национального музея под названием «Город мертвых». Сюда даже можно купить билет — взрослый обойдется в 50 рублей. Покупаю на память — когда еще доведется заплатить за вход на кладбище?
Склепы здесь выглядят по-разному: те, что побольше и с красивой крышей, принадлежали богатым родам, а небольшие и простенькие квадратные постройки — людям попроще.
Более ранние захоронения делались под землей: склеп круглой формы вырывали на глубине нескольких метров, стены укрепляли глиной, а пол выстилали войлоком. На него клали покойника — в лучшей одежде и со всей боевой амуницией. Вход закрывали и зарывали землей, предварительно поставив перед дверью в усыпальницу ритуальный кувшин. Когда умирал еще один представитель фамилии, усыпальницу раскапывали, а кувшин заполняли пивом, после чего обращались к богам с просьбой разрешить открыть склеп для повторного захоронения.
— В одной такой могиле находили до девяти человек, — объясняют мне.
Позже склепы начали строить над землей. В Даргавсе мы видим именно такие усыпальницы.
Захоронения в Даргавсе часто описывают как специально возведенный городок, куда заболевшие чумой люди уходили целыми семьями, взяв на руки детей, чтобы там умереть. Легенды окутывают это место: говорят, что останки людей находили в лодках, которые, возможно, помогали им переправляться в иной мир, башня была построена, чтобы охранять покой умерших, а местные жители якобы не ходили сюда, потому что верили, что никто не возвращается из города мертвых живым…
— Да мы чего только об этом ни слышали. Могут рассказать и что мы тут колдуем, а мертвые ночами встают из могил и ходят гулять, — смеется Батраз. — Туристам, конечно, нравится, но все это очень сильно искажает представление людей об истории.
Эпидемия чумы действительно была очень страшной: несколько веков назад она практически истребила народ, оставив от двухсоттысячного населения всего 16 тысяч человек. Желая спасти своих близких, больные уходили в свои родовые склепы, чтобы встретить там смерть. Родственники приносили им еду, оставляя ее недалеко от склепов. Когда ее переставали забирать, это значило, что человек умер, и по нему проводили похоронный обряд. Но никаких специальных поселений вроде лепрозориев для этих людей не строили — они удалялись в возведенные раньше фамильные усыпальницы.
Так что «города мертвых» здесь вообще не существовало: мир живых не принято было отделять от мира загробного. Склепы были частью любого поселения — тут же находились и дома, и родовые башни, и поля для земледелия, и места для выпаса скота. Хоронили мертвых таким необычным для других народов образом по разным причинам, основная из которых — банальная нехватка места. Даргавс был очень крупным поселением. Даже в советское время, когда местная культура уже приходила в упадок, тут еще было около 250 дворов.
Но туристов больше впечатляет не история, а возможность заглянуть внутрь склепа, где через погребальное окно видны человеческие останки. Некоторые сохранились настолько хорошо, что видны детали одежды. Местами уцелели и деревянные долбленки — подобия гробов без крышки, в них покойника клали на специальные полки внутри склепа. Именно их и принимают за «погребальные лодки» из-за природной полукруглой формы дерева и отсутствия крышки, которая затрудняла бы процесс мумификации.
Продажа билетов на кладбище хоть и выглядит странно, но приносит свою пользу: за захоронением в Даргавсе следят. Другим старым поселениям повезло меньше.
Недалеко отсюда находятся развалины Цымыти (Цмити), археологи относят их к XIV веку. Тут находится родовая башня Басаевых. К этой фамилии принадлежал Шамиль Басаев, лидер чеченских боевиков, вице-президент самопровозглашенной Республики Ичкерия, убитый спецслужбами в 2006 году. Хотя о его происхождении ведутся ожесточенные споры, осетины говорят с уверенностью: родовая башня Басаева — тут.
Постройка выглядит ухоженной: она полностью цела, в отличие от остального города. Сделан небольшой помост, пластиковое окно наглухо закрыто. Сбоку висит табличка: объект охраняется государством.
Остальные башни некогда величественного Цымыти уцелели частично. Склепы местами обрушились, лишь несколько сохранили красивые стены и крыши. Через окошки, как и в Даргавсе, видны останки усопших — и мусор, который посетители решили оставить покойникам. Билеты сюда не продают, убирают и охраняют эти места немногочисленные жители ближайшей деревни.
— Знаете, сколько мы здесь живем? Вот как первая обезьяна появилась, так и мы тут живем! — рассказывает со смехом Сослан Цагараев. Как и принято в селе, он, как самый старший, сидит на лавочке под навесом у входа на свой участок. Все свои 84 года он живет здесь. Младшие родственники перебрались в город, но дедушка Сослан никогда отсюда не уедет.
Его предки жили там, где сейчас находятся развалины Цымыти. От дома до руин старого города, когда-то самого мощного и влиятельного в округе, всего пять минут езды на незаменимой в этих местах «Ниве».
Приветливый хозяин ведет нас на свой участок, чтобы показать фамильный склеп. Он находится прямо тут, в тени фруктовых деревьев, рядом натянута бельевая веревка, стоят большие качели и пыльный трактор «Владимирец».
— Как-то в семье Цаболовых девочка девяти лет заболела тифом и умерла. Ее похоронили в их семейном склепе, — рассказывает Сослан Цагараев, поправляя войлочную шляпу. Говорит он с большими паузами — пожилые сельские жители плохо владеют русским языком. — Через несколько дней мальчишки играли около склепа и услышали стоны. Никто не решался подойти — боялись, — продолжает он. — Один только мальчик не побоялся, залез и достал девочку оттуда. Она жива была, оказывается, и пришла в себя.
Мальчики побежали в дом к Цаболовым, чтобы рассказать, что их девочка выжила. Старик из семьи, который сидел перед домом так же, как и встретивший нас дедушка Сослан, от возмущения кинул в ребят палкой, но когда увидел, как девочку живой несут на руках, упал на колени и вознес к небу руки. С тех пор девочку стали называть между собой Мардтайдзог — вернувшаяся с того света.
Сослан Цагараев хорошо знает эту историю, как и все в его семье — тот храбрый мальчик был из его рода. А когда девочка выросла и пришло время отдавать ее замуж, старший семьи Цаболовых сказал: жениха ей назначил сам Бог, пусть тот, кто ее спас, и берет ее себе. Так Цагараевы соединились с Цаболовыми.
— До сих пор говорят: будьте такими же родными, как Цагараевы и Цаболовы, — с улыбкой говорит дедушка Сослан.
У него в запасе еще много историй: как закладывали здесь мельницу, за которую потом раскулачили его родственника; как снимали о ней фильм и дивились, что она еще работает; как раскололся могильный камень — да так ровно, что собрали и не заметить. Но нам пора назад — через Верхний Фиагдон, оставляя за спиной Цымыти и горные склоны, уже густо покрытые желтыми, белыми и лиловыми цветами.
Извилистая дорога пролегает между гор, и кое-где отвесные стены нависают над ней, закрывая солнце. Рядом расположился Цейский заповедник, где живут медведи и леопард. Говорят, что последнего завезли специально для туристов — дикие кошки давно покинули здешние места, спасаясь от охотников. То справа, то слева бежит холодная прозрачная река, вдоль которой расположились маленькие ресторанчики, зоны для пикников и просто живописные площадки, с началом лета плотно оккупированные бегущими от городской суеты отдыхающими.
Местами дорога пролегает настолько плотно к горам, что кажется, будто они пытаются сжать ее в своих каменных тисках. Но вид их не вызывает никакого страха — напротив, они кажутся спокойными и надежными, будто они тут специально, чтобы защитить мирно отдыхающих путников.