С советских времен повелось, что у каждой национальной республики должна быть своя визитная карточка в виде хореографического ансамбля. В Дагестане это «Лезгинка», в Чечне — «Вайнах», а в Карачаево-Черкесии — «Эльбрус». И у каждого такого коллектива, как правило, есть «младший брат» — детский ансамбль, где готовят юных танцовщиков. В Карачаево-Черкесии это «Карча». И в «Эльбрусе», и в «Карче» главным балетмейстером работает народный артист КЧР Чора Узденов, недавно отметивший свое 60-летие. Расспросили его о становлении двух культурных достояний республики и о его собственной танцевальной карьере.
— Я с юности лучше всех танцевал на свадьбах, и мне нравилось. Но родители это всерьез не воспринимали. Особенно был против отец: он работал заготовителем и хотел для меня какую-то прочную профессию, которая могла бы прокормить и меня, и мою семью. Подумаешь, танцует сын, мало ли кто танцует! Мужчине нужна серьезная профессия. А это так, баловство!
Я был физически очень развит, хорошо прыгал, бегал, поэтому отец не возражал, когда я собрался поступать на спортфак Карачаево-Черкесского педагогического института. А вот то, что по вечерам я танцевал в ансамбле «Домбай», он не знал. Это было для души. И вот должен был состояться наш концерт, я был солистом. Накануне приехал к отцу и говорю: «Вот тебе четыре билета, приходи с сестрами посмотреть на мое выступление. Если тебе не понравится, больше танцевать не буду!»
Концерт начался, смотрю, отец в первом ряду сидит. Не успел концерт закончиться, ребята мне говорят: «Чора, тебя папа ищет!» Ну, все, думаю, хана мне! Подхожу, а он меня обнял и говорит: «Если ты бросишь танцевать, ты мне больше не сын!» Дает мне 25 рублей, а у самого слезы на глазах… Никогда не думал, что он мне скажет такие слова. Вот так началась моя танцевальная карьера.
— В 1987 году я пришел из армии, работал балетмейстером в ансамбле танца «Дружба» при пединституте в Карачаевске. Там же и танцевал, и преподавал, и подрабатывал в Доме культуры. А жил в Теберде. Отец мой умер, бедный. Пока младший брат не вернулся из армии, я должен был держать дом. И вот как-то зимой рано утром, где-то в 6 часов, выгонял скотину на водопой. Обратно иду, смотрю, уазик к нам во двор заезжает. «Узденовы здесь живут?» — «Да!» — «Ты Узденов Чора? Быстро одевайся, давай в машину!» Я вижу, номера КГБ-шные, сразу за младшего подумал: неужели что-то натворил? «Скажите хоть, что случилось?» — «Хорошие новости для вас: создают госансамбль». Ну, я успокоился тогда.
Приехали в обком. Я говорю: «У меня жена, сын. В общежитии жить не буду!» — «Все, мы ваши условия услышали, ждите!» И летом Рауф Охтов, директор филармонии, приезжает: «Вот тебе ключи от квартиры! Собирай вещи, езжай в Черкесск, начинаем работать!» Как сейчас помню, я уехал 25 августа 1989 года. Тогда руководителем «Эльбруса» был Валерий Тания. Ох и гонял же он нас! Репетиции по два раза в день, но зато всего за год мы подготовили хорошую программу.
— Подготовив программу, мы поехали во Францию. Европу трудно удивить, она все уже видела, избалованная. Чтобы сорвать аплодисменты, представляете, какой уровень у артистов должен быть? Но мы публику все равно «разбудили» — где-то на втором, на третьем танце, когда в ход пошли ножи, кинжалы, сабли, они стали хлопать, а потом уже со сцены не отпускали. Пришлось танцевать на «бис»!
В конце 90-х мы с «Эльбрусом» поехали на гастроли в Турцию, там нас очень хорошо принимали. И так случилось, что наше выступление увидели карачаевцы, которые живут в Америке. Они предложили мне поехать туда, создать детский коллектив, хотели сохранить свою национальную культуру в чужой стране. Сделали визу, я и поехал. Кто же откажется в Америке поработать?
Ансамбль назвали «Эльбрус USA» — это они сами предложили. Отобрал детей, подготовил программу на 40 минут, несколько танцев: «Абизек», «Горский танец», показывали сценку, как раньше в старину выкупали невесту. Первый концерт, зал на полторы тысячи полностью был забит — бабки старые смотрели, плакали. Потом начали мы гастролировать по всей стране, на самолетах летали. Встречали очень хорошо!
Все свои репетиции, постановки мы записывали на видео и выкладывали в интернет. Их увидел фонд «Артфондейшн», пригласили на фестиваль «Русское наследие», в котором принимали участие творческие коллективы иммигрантов, чтобы американцы могли прикоснуться к русской культуре. Вот так мы оказались на площадке в Бэттери-парке, выступили рядом со статуей Свободы.
— Я в ансамбле работал бесплатно, на общественных началах. А на жизнь зарабатывал на мясокомбинате, его держал карачаевец. Очень тяжелая физически работа, вкалывал с 7 утра до 5 вечера. Потом за мной приезжала машина с водителем, и я к 18 часам ехал на репетицию в ансамбль. По пути засыпал, просто вырубался, а иногда и на репетиции ловил себя на мысли, что, если сяду на стул, засну. Просто так в Америке денег не заработаешь, пахать надо.
Подал документы на американское гражданство, но после теракта 11 сентября они пропали. Мне адвокат позвонил и сказал: «Документы восстановят, но когда точно сказать не могу — может, через год, а может, и через 10. Надо ждать!» Я и уехал, у меня же в России остались жена, дети, я не смог их вытащить в Америку. Если бы еще ждал, потерял бы семью. А еще очень соскучился по своим родным, друзьям, мечтал попить чистой родниковой воды, настоящего айрана…
— Вернулся в «Эльбрус», а потом Тамара Уртенова, которая создавала детский ансамбль «Карча», пригласила меня хореографом. Почему в коллективе только мальчики? Это трудный вопрос. В то время, в начале 2000-х, если помните, все границы стали открывать, и в Турцию особенно. Мы в Турции раз десять были, но родители очень осторожно относились к таким поездкам! Даже мальчиков не отпускали, боялись. А если с девочками, можете представить? Двух девочек не пустили — у меня программа ломается. Мы с Тамарой Магомедовной сели и подумали: стоит ли брать девочек? Другая причина — негде заниматься, переодеваться негде: у нас одна маленькая раздевалка, там только мальчики. Вот будет у нас в филармонии балетный зал, мы тогда сделаем полный набор, и девочки у меня будут!
Обычно я отбираю 40−46 ребят ежегодно. Но последние три года набора не было: то гастроли, то пандемия. Какие критерии для отбора? Это обязательно тонкая кость, ровная спина, шея. Маленьких плотненьких тоже беру — из таких хорошие трюкачи получаются. Ну и, конечно, физическая сила нужна — есть очень слабенькие! Я им даю прыжочки, обязательно на растяжку проверяю, на шпагат — мягкий ребенок или нет. Ручки где находятся в третьей позиции, а то бывает, поднять не могут, ручки тверденькие. Каждый по-своему выбирает, я так!
— Честно скажу: мне всегда больше нравилось самому танцевать, чем других учить. Когда ты молодой, у тебя силы, кураж. Но с возрастом… Для меня, например, сегодня лучше учить детей, но чтобы они танцевали так, как мне нравится! Мечтаю, чтобы они научились танцевать лучше, чем я.
Любимый танец? Горский перепляс. Я сам его неплохо танцевал. Этот танец любому горцу по душе, потому что он отражает нашу жизнь, наши традиции. Ну, Кавказ понятно, мы все корнями отсюда. А из других танцев испанские нравятся, они, по-моему, ближе к нам — эти руки, манера, дробушки ногами как они выбивают. У них сколько районов в Испании, столько танцев, и манера исполнения везде разная. Греки тоже красиво танцуют, cиртаки мне нравится, но ближе к нам все-таки испанцы.
Лично для меня, как педагога, важно, чтобы дети были заняты. Любой танец, хоть народный, хоть брейк-данс, — какая разница! Это хореография, это хорошо. Надо, чтобы ребенок занимался, стал человеком воспитанным, умным, думающим. Лет двадцать назад брейк для нас новинкой был, а теперь смотрите, какой уровень исполнения, какие группы у нас в Питере, Москве, Воронеже! На чемпионаты выходят, международный уровень.
— Кроме меня, в семье никто не танцует. Дочка поет, сын — футболист, жена — педагог, хотя в юности тоже танцевала неплохо. Мы благодаря танцам и познакомились. Я учился в пединституте, танцевал, и мы делали набор девушек. Зал битком набит был, одна красивее другой, высокие, стройные, — на хореографию же пришли! Рита тоже там была — худенькая, тоненькая, она на физико-математический факультет поступила. Мы отобрали ее тоже. Она пару раз пришла и перестала ходить. Меня это задело: почему перестала? Стал интересоваться, искал ее. Так и пошло, начали встречаться, потом я ее украл по нашим обычаям. Жили дружно, теперь вот внуков растим. Может, кто-то из них продолжит мое дело.
— Хобби? Очень люблю ловить рыбу. У меня в подвале 12 удочек стоят аккуратненько, в чехольчиках. Донные снасти, воблеры, блесночки, коробочки, наборчики — если я зарплату получил и проезжаю мимо магазина «Рыбалка» или «Охота», я зарплату там оставляю! Новинки же идут, новые товары завозят. Продавщицы: «О, Чора приехал, сюда идите!» Знают, что выручка будет. Есть у меня такая слабость. Я считаю, кто занимается рыбалкой, тот счастливый человек!
Откуда силы берутся? У меня источник энергии дома находится. Называется внучка. Аминка ее зовут, 5 лет. Какой бы я злой, уставший ни был, прихожу, ее вижу — все! Я хороший дед, она меня ждет, гоняет туда-сюда. «Атя (дедушка), одевайся, пошли! Почему опоздал? А где мое самое любимое мороженое? Завтра пойдем гулять, сначала пойдем на площадку, потом купим мне игрушку». Я отвечаю: «Есть, мой генерал!» Все, что было за день, я забываю. Я ее люблю безумно, она — моя энергия.
— В 2022 году — столетие Карачаево-Черкесии. Нас уже предупредили: надо подготовиться и ждать — будут большие поездки, большие встречи, и везде ансамбль «Карча» будет участвовать с государственным ансамблем «Эльбрус». Готовимся. Такие вот планы на ближайшее будущее. А мечтаю я о хорошем хореографическом зале. Чтобы зеркала во всю стену, хорошие полы. Думаю: неужели у нас в республике не найдется человека, который бы построил нам такой зал, как моему другу-хореографу в Осетии — там тебе и зал, и душевые, и массажный кабинет, и сауна, чтобы танцоры после тренировок могли отдохнуть, мышцы расслабить. Если у нас такой зал будет, я там жить буду, не то что заниматься!