Ежегодно в России пропадают в среднем 120 тысяч человек, 15 тысяч из них — дети. На Ставрополье, по данным краевой прокуратуры, в 2017 году пропало без вести 542 человека. В их поисках правоохранителям помогают волонтеры из отряда «Поиск-26».
Отряд был создан пять лет назад, его структурные подразделения есть в Пятигорске, Кисловодске, Ессентуках, Железноводске, Лермонтове, Минеральных Водах, Георгиевске, Изобильном. Волонтеры принимали участие более чем в 500 поисково-спасательных операций, и большинство пропавших были найдены живыми.
— Мы не подменяем собой правоохранительные органы, а помогаем им. Число поисковиков разное, все зависит от конкретного случая. Например, на поиски ребенка мы можем собрать до тысячи добровольцев, — рассказывает руководитель отряда Виктория Кафнер. — У нас есть свои методы, в том числе работа в соцсетях, есть связи с МВД, со священнослужителями, с бездомными. Мы ищем пропавших детей, стариков и инвалидов.
— Есть такая категория людей — в детстве сбегут из дома и так и продолжают всю жизнь, даже когда сами становятся родителями. Мы называем их «бегунками», и у нас правило: ищем их только один раз и больше время на них не тратим. Исключением могут стать только инвалиды. Вот яркий пример: пожилой мужчина, у него заботливые родственники, хорошие условия. Но он постоянно убегает, его находили то на кошарах, то в каких-нибудь заброшенных местах.
Или вот женщина в Ставрополе: уходит из дома, просит милостыню у церкви, напивается. Потом мы ее находим за гаражами, вместе с бездомными. Синдром бродяжничества — вообще распространенный случай на Ставрополье.
Как-то к нам обратился бывший полицейский из села. У него пропала жена, оставив двух детей. Выяснилось, что это не первый случай. Росла она в детдоме, оттуда частенько сбегала, потом ушла из дома после первых родов, после вторых. Когда мы написали в соцсетях, что ее ищут, пришло много сообщений. Оказалось, эту непутевую маму видели в саунах региона. В итоге муж с ней развелся. Сейчас сам воспитывает двух детей.
Часто бывает, что «бегунками» становятся мужчины. Накопят огромные долги, о которых не знают в семьях, и сбегают. А жены с детьми на руках в панике обращаются к нам, переживают, что с их мужьями произошло несчастье.
— Однажды к нам обратилась женщина с просьбой найти ее несовершеннолетнюю дочь. Выяснилось, что та познакомилась по интернету с мужчиной из Донбасса. Он приезжал к ней на Ставрополье, они вместе проводили время. А потом увез с собой. Мы узнали, что мать этого мужчины живет в Италии, нашли ее. Она связалась с сыном, уговорила его вернуть школьницу родителям. Он оставил свою жертву в Воронеже, возле продуктового магазина. Отправил маме девочки СМС с адресом. Туда вызвали полицейских, они ее забрали. Такие случаи не единичные. Девочки получают сообщения интимного характера в соцсетях от мужчин. Не понимают, к чему это может привести, а с родителями не делятся: боятся наказания, не хотят, чтобы им интернет отключили.
Как-то я искала воспитанницу одного из детских домов Ставрополья. Нашла в Москве. Едем обратно, я спрашиваю: зачем так далеко убежала, к кому? А девушка отвечает, что сбежала к маме, которая сдала ее в детский дом, а сама живет в столице, вполне обеспеченно. Конечно, такое трудно понять.
— Страшно, когда в век айфонов люди умирают от обморожений. Меня иногда спрашивают, что нами движет, когда мы в морозную погоду отправляемся в заброшенные места искать человека, понимая, что можем увидеть картину, от которой потом будет долго трясти. А как можно сидеть на месте, зная, что дедушка с болезнью Альцгеймера умирает где-то под забором? Часто бывает так, что эти старики уходят, потому что не нужны родным. Сердце кровью обливается, когда находишь тела этих бабушек и дедушек, и видишь, что они пытались выжить, согревались как могли, но не получилось.
Бывают и суициды. Помню трагический случай: мужчина много лет проработал на производстве, потом сломал руку, пришлось уволиться. Исчез, потом мы находим его в петле.
— Нам часто помогают бездомные. В городе и за городом есть места, где они ночуют. Мы там нередко бываем, когда ищем людей, поэтому давно знакомы с местными бомжами. Если на их территории появляются новые люди, они звонят, сообщают. Или мы им звоним, просим, чтобы походили, посмотрели, нет ли среди них «новеньких». Бездомные всегда отзываются на просьбы о помощи.
Недавно митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл подписал нашему отряду благословение на сотрудничество. Если есть подозрение, что пропавшая девушка могла уйти в монастырь, я звоню знакомым священнослужителям, спрашиваю. И они иногда звонят, когда к ним приходят одинокие девушки: мол, не разыскивают ли такую-то барышню.
Очень помогают местные журналисты. Каждая оперативная новость на порталах, каждый сюжет и перепост очень облегчают поиски.
— Отряд «Поиск-26» — на полном самообеспечении. Тратим личные средства. Единственное исключение — сбор средств на квадрокоптер, который вне городской застройки способен заменить собой до 40 поисковиков. Часть суммы выделила одна компания, остальное собрали по соцсетям за два месяца.
Наша памятка с номером телефона есть во всех отделениях полиции. Иногда мы к ним обращаемся за помощью, иногда — они к нам.
Когда есть время, занимаемся профилактикой побегов и похищений, выпускаем памятки для детей: не открывать незнакомцам двери и не входить с ними в лифт, отказываться от любых предложений незнакомых людей, не садиться в чужую машину, избегать безлюдных мест. Для родителей подготовили статью «Как защитить ребенка от педофилов в интернете» — в первую очередь, не публиковать его фотографии и личные данные в соцсетях.
— Сначала к нам приходили студенты из волонтерских отрядов. Приносили флаги, футболки с логотипами своих организаций, фотографировались и выставляли эти снимки в соцсети для отчетности. Многие, насмотревшись сериалов, думали: вау, поиски, расследования, романтика. Но однажды мы отправились в Кочубеевский район, в густой лес, и заблудились. Проблуждали там до вечера, с нами был полицейский из районного центра. Это был сложный случай, мы знали, что ищем не живого человека, были морально готовы в любой момент наткнуться на труп. Помню, поднимаю железку тяжелую, а под ней стая полевых мышей. И все они за несколько секунд оказались на мне. Очень мерзкое состояние, особенно для впечатлительных студентов. Тела мы так и не нашли. Когда выходили из леса, все рыдали. После этого похода многие сказали: «Да ну все это».
Те, кто хочет пропиариться, быстро уходят. А вообще, волонтеры «Поиска 26» — сильные духом люди. Среди них студенты, домохозяйки, владельцы бизнеса и даже пенсионеры. Но в последнее время нас стали называть «бабским батальоном», потому что к нам в основном приходят женщины. С мужчинами сложно: как только слышат, что предстоит искать в каком-то заброшенном месте труп, уходят.
Мне мама тоже говорила: бросай, побереги психику. Но потом наслушалась от меня разных историй, поняла, насколько это важное дело. Сестра активно мне помогает, брат тоже на поиски ходит и друзей своих подключает. Только папа до сих пор не смирился.
Конечно, морально бывает очень тяжело. После сложного поиска напьешься корвалола и долго еще отходишь. Особенно тяжело успокаивать убитых горем родственников.
— 17 октября 2014 года в Минераловодском городском округе пропала 11-летняя девочка. На следующий день нам позвонили из краевого управления МВД, попросили подключиться к поискам. Я сразу оповестила волонтеров, но ждать, пока они соберутся, не могла. Мы втроем с моей сестрой и еще одной девушкой-волонтером на попутке добрались до штаба. Там уже кипела работа: полицейские, спасатели, казаки, водолазы, кинологи… Люди приезжали из Ессентуков, Кисловодска, Пятигорска, из отдаленных сел Ставрополья. Привозили продукты питания, рации, фонари. Мы сразу же стали распространять информацию в СМИ, в социальных сетях — это называется «раскачивать форум». Вместе с полицейскими обходили дома, расспрашивали. «Прочес» был доскональным. Из аэропорта «Минеральные Воды» пригнали вертолет, вели авиапатрулирование местности.
Тело обнаружили только спустя полтора месяца в русле реки Кумы. Следствие выяснило, что причастен сосед девочки, который в тот день распивал алкоголь с ее отцом, а потом заманил ребенка в безлюдное место, изнасиловал, задушил и бросил в реку. Этот мужчина тоже ходил со всеми на поиски. Мы знали, что это ее сосед. Знали также, что он проходил полиграф. Никто не мог предположить, что преступник находится среди нас.
— Мы не регистрируемся [как некоммерческая организация], потому что сама идея этой процедуры пахнет бюрократией. Я должна буду вместо того, чтобы срываться на поиски, бегать что-то подписывать, согласовывать. У нас и так есть определенные обязанности — мы подпадаем под действие местного закона о казачьих дружинах.
Но иногда официального статуса очень не хватает, чтобы реализовать свои идеи. Нужно усовершенствовать систему реагирования на сообщения о пропавших, особенно детей. Разработать четкий алгоритм действий в таких ситуациях. Создать группу, куда бы входили правоохранители, спасатели, волонтеры, и чтобы каждый из них знал свои обязанности и приступал к ним самостоятельно после получения сообщения об очередной пропаже человека. Чтобы не искать полночи квадроциклистов, вертолетчиков. Еще у нас в городе есть система оповещения — машины с громкоговорителями разъезжают по улицам и предупреждают о погодных рисках. Почему бы им не продиктовать ориентировку на пропавшего ребенка, например?