Шумный махачкалинский двор, окруженный многоэтажками. Крики детей, гоняющих в футбол, рев автомобильных моторов и сигналов, женские голоса: «Идем кушать!», «Почему не смотришь за братом?» Только все это никак не отражается на лице Елены Зюряевой — то ли из-за плохого слуха, то ли из-за воспоминаний о непростой жизни. Этой весной Елена Егоровна отметила столетний юбилей, но активную женщину каждый день можно встретить на лавочке у подъезда дома по улице Ирчи Казака. Здесь она сидит с любимой соседкой Гуризат, которая не дает скучать подруге и помогает ей встречать нередких гостей.
Елена Егоровна родилась в 1920 году в небольшой деревушке Салтыково в Саратовской области. Семья жила бедно, воспитывала шестерых детей. Елена была старшей. Чтобы хоть как-то помочь родителям, девушка на лето уезжала работать в колхоз. Там она и познакомилась со своим первым мужем — Даниилом.
— Мы в колхозе работали много. За это нам деньги платили и кормили сытно. Но всем из дома постоянно посылки передавали с лакомствами, продуктами. А мне никогда ничего не было. Родителям моих сестер и братьев кормить надо было, еле концы с концами сводили. И вот однажды мне тоже принесли передачу. Я удивилась. Оказывается, это Данилка, бригадир наш, попросил свою маму собрать мне чего-нибудь. Жалко ему меня стало, когда видел, что стою в сторонке, а все подарки из дома получают. А потом и предложение мне сделал.
Стала я жить вместе с ним и с его родителями. Ох, хорошие люди были, добрые, ласковые. Они меня как родную сразу приняли и стали обо мне заботиться. Мать у него немка была, а отец из наших, русский. Данилку я очень любила. Это не просто муж был, но и отец, и брат, и сестра, и мать. Я и не думала, что я его жена. Он оберегал меня, заботился. От немчонка у меня родился сыночек.
А когда началась Финская война, мужа призвали в армию. Оттуда он больше и не вернулся. Погиб в бою, сказали. Осталась я с ребенком на руках. А когда он умер от болезни, родня начала звать домой, мол, чего тебе там оставаться одной, на семью немки работать, ухаживать за ней. А я глупая была, взяла и ушла. Только зря. Там меня любили и жалели, а дома опять начался ужас — голод, нищета, работа от рассвета до заката, сестра сводная обижала меня, издевалась. А я терпела: идти-то некуда было.
Это время было очень тяжелым для всего Поволжья. Люди массово умирали от голода и болезней. Многие оставляли свои дома и уходили скитаться по соседним селам и городам в поисках работы и продовольствия. Вместе с односельчанами в одном вагоне как-то оказалась и Лена. После долгого и утомительного путешествия она приехала в Дагестан.
В Махачкале Елена устроилась швеей на трикотажную фабрику. Долго поработать не пришлось. Началась Великая Отечественная, и ее вместе с семью другими девушками из рабочей бригады отправили на фронт. Начальник пришел и объявил: «Собирайте вещи, ваша помощь сейчас нужна не в цеху, а на войне».
— Я войну увидела в Ростове. Меня там высадили, а эшелон двинулся дальше. По дороге он останавливался на разных станциях, и там, где требовались санитарки, девушки выходили и отправлялись сразу в госпитали. Ой, какая она страшная, эта война. Столько крови, раненых, мертвых. Я долго не могла привыкнуть к грохоту снарядов и пулеметным очередям. Я помогала врачам во время операций, таскала на себе раненых, перевязки делала. Наша операционная располагалась прямо на поле боя.
Однажды, как началась бомбежка, так все загудело, загрохотало. А потом вижу: раненые лежат повсюду, убитые. Врач принялся спасать одних, кровь останавливать, а мне кричит: «Тащи раненых!» Я подбежала к одному солдатику, попыталась поднять его, а у него все ноги в крови, идти не может. Он ухватил меня за плечи, я его на спину к себе навалила и потихоньку стала двигаться к палатке. А тут опять стрельба началась, и я упала. Очнулась уже на носилках. Мне левую ногу раздробило. Врачи по госпиталям отправляли, лечили. Ростов, Астрахань, потом меня направили в Махачкалу. Здесь ампутировать хотели ногу, но, к счастью, хирург от бога Роман Александрович Цупак оказался рядом, не дал. Благодаря ему я сейчас на своих двух хожу, а не на костылях. Пока в больнице лежала, потихоньку помогать стала врачам, опыт-то уже был — кому рану перевязать, кому уколы сделать. Так и осталась работать там в центральной больнице.
После Елена успела поработать и в военном госпитале, и в госпитале МВД. В Махачкале она дважды пыталась построить семейное счастье. Второй муж оставил ее, после того как Елена потеряла нерожденного ребенка и врачи сказали, что больше она иметь детей не сможет. Третий был вдовцом, женился, чтобы Елена ухаживала за ним и его тремя детьми. Он обращался с женой грубо, и после очередной ссоры, спустя 18 лет несчастливого брака, Елена собрала вещи и ушла. Большая любовь случилась в жизни женщины, когда ей было уже за 70. Николай был на 11 лет младше.
— Мы с ним давно знали друг друга, жили в одном дворе, а потом как-то пропал он из виду. Женился, у него родились две дочери. А потом так случилось, что разбежались они, и Николо остался один. Мы случайно встретились как-то в городе. Начали общаться, и он позвал меня замуж.
Николо мой хороший был, добрый. Тяжелая судьба выпала ему: родителей не помнит, рос в детском доме в Дербенте. Никогда не был окружен он любовью и лаской, даже когда обзавелся семьей. Он только со мной и увидел белый свет. Всегда сыто был накормлен и красиво одет. Я как-то постелила ему постель, перину положила, сверху пуховое одеяло. И слышу ночью, он хнычет. Я ему: «Николо, Николо, чего ты плачешь? Что-то болит?» А он мне: «Нет, не болит. Опять ты простыни меняешь. Зачем так часто? Я сегодня будто заново родился». Не привык к такому вниманию и заботе о себе. А ведь сам правильный мужик всегда был. Трудяга. Спокойный. Не пьяница и не дебошир.
Мы оба работали. Был даже свой бизнес: покупали говяжьи ножки, чистили и продавали на холодец. Хорошо зарабатывали. Я до сих пор не знаю, какую муж пенсию и зарплату получал. Свое все откладывал на книжку и никому ничего не говорил, а когда умер, выяснилось, что все деньги и квартиру оформил на меня. Жили душа в душу, заботились друг о друге. Хорошо мне с ним было, спокойно. Жалко, что так мало мы с ним прожили, всего 13 лет. Инфаркт. Сидел у телевизора — так и умер.
От воспоминаний в смерти мужа на глазах у Елены Егоровны появляются слезы. Неожиданно она предлагает продолжить разговор уже дома. Худенькая женщина почти резво поднимается с лавочки, отказываясь от помощи придержать ее за руку, самостоятельно преодолевает привычные три лестничных проема и оказывается у двери. Предупреждает: «Вы не смотрите на беспорядок и не подумайте, что я неряха, просто я сейчас плохо вижу — поэтому не все вещи на своих местах». Елена Егоровна никому не разрешает трогать свои вещи, тут же объясняет соседка Гуризат. Она всегда все привыкла делать сама, и сейчас ей сложно смириться, что силы уже не
Маленькая двухкомнатная квартира больше похожа на склад; здесь соседствуют коробки с обувью, книги, посуда и вещи из прошлого. Еще пять лет назад тут можно было встретить большую кошачью семью, но хозяйка все же решила с ней расстаться, когда попала в больницу, а ухаживать за животными оказалось некому. И, кажется, сегодня найти здесь ничего невозможно, но только не для хозяйки дома. Как только заходит речь о молодости и красоте, хватает всего нескольких движений, и в ее руках оказываются старые фотографии и новые платья, подаренные к 75-летию Великой Победы.
— Красивая я была в молодости, полненькая. Это сейчас уже не та, ни одного зуба. Очень любила я танцевать — и лезгинку, и барыню, и все, что хочешь. Частушки тоже пела здорово, а сейчас не хочется. Раньше и мужчинам нравилась, часто комплименты делали, обращали внимание. Но знали, что я строгая была, друг другу об этом говорили. Мне и самой не верится, что это я сейчас в зеркале? Эх, накрасила бы сейчас щеки и губы помадой! Да нет же.
— А давайте, я вам привезу в следующий раз?
— Вот спасибо. Я тогда и накрашусь. Хотя на меня и так обращают внимание. Недавно вот замуж звали. Встретила на улице пожилого мужчину, раньше с ним работала в госпитале МВД, он мне говорит: «Выходи за меня!» А я ему: «Мил человек, ты не знаешь, сколько мне лет? Мне уже сто!» «Нет, ты мне не ври, тебе не больше 80». А я-то знаю, чего ко мне такое внимание. У них у всех далеко идущие планы, все квартиру мою хотят. Но я еще тот крепкий орешек! Мне никто не нужен, и умирать я не собираюсь.