— Педагоги — особенные люди, немного даже сумасшедшие. Я до сих пор не могу привыкнуть, что мне не нужно вставать рано утром, собираться на работу. Я очень люблю свою профессию. В жизни вообще все начинается с любви — к мужчине, к детям, к профессии. По крайней мере, в моей жизни всегда так было, — говорит Татьяна Николаевна Бузуртанова, учитель биологии с 45-летним стажем.
Мама Татьяны Николаевны родом из Белоруссии. Во время Великой Отечественной семья перебралась в Тулу, где и познакомились ее родители. Детство и юность Тани прошли в этом старинном русском городе. Но самые теплые детские воспоминания связаны с небольшим поселком на берегу Днепра, где жили их родственники и где Таня с сестрой часто проводили каникулы.
— По соседству с нами жили «Лукашенки», их все именно так называли. Мы с Сашей Лукашенко часто бегали вместе на Днепр купаться. Теперь он президент Белоруссии, наверное, об этом уже и не помнит.
Татьяна росла в обычной советской семье: папа работал в собесе, мама была продавцом. Дочь выбрала профессию учителя не случайно:
— Я очень любила свою школьную учительницу химии и хотела быть на нее похожей.
Девочке настолько нравился педагог, что просто безупречно знать ее предмет ей показалось мало, и она стала приносить к двери учительской квартиры букеты цветов.
— Позже я узнала, что у нее из-за этого были большие проблемы в семье. Муж страшно ревновал, думал, что цветы дарит тайный поклонник. А потом меня разоблачили…
Окончив факультет химии и биологии Тульского пединститута, комсомолка мечтала уехать в Сибирь — строить БАМ. Но декан, ткнув пальцем в крохотную точку на карте с надписью «Назрань», сказал: «Ты же староста курса, кто, если не ты?!» — и Тане пришлось подчиниться.
В августе 1973 года, сойдя с поезда в Назрани, молодая учительница отправилась искать дом Сулеймана Арсельгова, директора школы № 2, где ей предстояло работать. В короткой юбке и на высоких каблуках — так тогда одевались советские модницы, она резко выделялась на улице провинциального кавказского городка.
— Сулейман Магометович отвел меня в школу и поручил сторожу помочь найти жилье. Сторож первым делом спросил, есть ли у меня юбка подлиннее, — с улыбкой вспоминает Татьяна Николаевна.
Но даже переодетой, никто не соглашался сдать ей комнату. С трудом удалось снять времянку — небольшой домик по соседству с бригадой строителей из Грузии.
Темпераментные грузины так пылко приветствовали новую соседку, что не на шутку ее напугали. На рассвете, схватив свой чемодан, она побежала на вокзал и купила билет до Туапсе, куда к тому времени переехали жить ее родители.
Беглый педагог вместе с мамой пошли в прокуратуру — получить консультацию, что же делать дальше. Оказалось, отказ отработать положенные три года грозил молодому специалисту серьезными неприятностями. Мама отправила Таню назад в Назрань, но вместо этого дочь укатила к бабушке в Тулу, надеясь, что уж она-то точно спасет любимую внучку от «ссылки» в Чечено-Ингушетию. Однако бабушка, воспитанная в духе коммунизма, отчитала беглянку:
— Тебя Родина зря учила, что ли? Поезжай и работай!
Когда Татьяна вернулась в Назрань, учебный год уже начался, но нового сотрудника не стали наказывать за прогулы. На этот раз ее поселили недалеко от школы вместе с двумя другими молодыми учительницами, тоже работавшими по распределению. Одна была родом из Москвы, вторая — из Орджоникидзе (нынешний Владикавказ).
— Поначалу здесь для меня такая дикость была во всем, — признается Татьяна Николаевна.
Крупный и мелкий скот свободно гулял по улицам, по утрам будили заливистым пением петухи, неасфальтированные дороги в дождь превращались в полосу препятствий. Но это все ерунда по сравнению с холодом. В то время в Назрани все здания обогревались печками. Школа отапливалась углем, но педагогам угля не полагалось, и каждый выживал как мог. Жалея приезжих девушек, школьные технички давали им дрова. Но идти по улице с вязанкой педагогу было стыдно, поэтому Таня прятала свое сокровище в сумку, а тетради приходилось нести в руках.
— Однажды, возвращаясь домой, я поскользнулась и упала. Сижу посреди улицы в грязи и плачу, а вокруг разбросаны школьные тетради. Помню, мимо проходил мужчина, удивился. А я думала о том, что же скажу ученикам.
Ученики тоже не забывали устраивать проверки на прочность.
— Мне тогда 23 года было. В 10 классе у меня учились уже взрослые парни. Идет урок биологии, открывается дверь, и ко мне в кабинет загоняют стаю гусей. Что делать? «Ой, как хорошо, — говорю. — Правда, у нас сегодня другая тема, не „Птицы“, но давайте рассмотрим гуся». После этого они поняли, что со мной такой номер не пройдет, и перестали шалить.
С большой теплотой вспоминает Татьяна Николаевна директора школы.
— Сулейман Магометович был географом по образованию, объездил весь мир, очень много всего знал. Именно он сделал из меня учителя. Однажды пришел к нам в класс, как раз была тема «Хищные птицы», и попросил разрешения провести урок вместо меня. Рассказал, как был в Индии, там живет племя, которое скидывает трупы со скалы, и хищные грифы их потом клюют. О каждом селе, о каждом камне в Ингушетии мог рассказать. У нас были совместные праздники, весной и осенью поездки в горы. Ходили на могилу Идриса Базоркина. Я обожаю его «Из тьмы веков», знаю практически наизусть.
Помнит Татьяна Николаевна и неудачи.
— Моей большой педагогической ошибкой было сказать, что Бога нет и все живое на Земле появилось в результате эволюции. По сей день помню выражение лица одного из самых бойких учеников класса — Мовсара Бекова, когда я объясняла теорию Дарвина о происхождении человека. Он встал и сказал: «Как это так, ведь человека создал Аллах!» Я ответила: «Какой Аллах? Человек произошел в результате эволюции». С того момента для того класса я просто перестала существовать. С тех пор теорию эволюции я объясняла совсем иначе, обходя тему вмешательства Всевышнего.
Но не всегда приезжей учительнице приходилось подстраиваться под местные порядки, иногда получалось внести свои коррективы в образ жизни ингушей. Так случилось, когда у ее учеников был выпускной.
— Мне очень хотелось сделать для этих детей настоящий выпускной, такой, как был у нас. Я предложила всем вместе встретить рассвет, но мне ответили, что девочек уж точно не отпустят родители. Тогда я вместе с мальчиками обошла всех одноклассниц, поговорила с их родителями. И девчонок отпустили, всех до единой, под мою ответственность.
Срок работы подходил к концу, когда Таня на свадьбе своих знакомых познакомилась с Султаном Бузуртановым — красивым парнем с хорошим чувством юмора, директором местной нефтебазы.
— Его звали Султан, но я его называла русским именем Леня. Он родился в городе Кант, в Киргизии, в 1945 году. Его семья, как и все ингуши, подверглась высылке. С ними рядом жила женщина, у которой умер сын Леня. Эта соседка его, можно сказать, вырастила — любила его, относилась как к собственному ребенку и называла Леней. Как-то пошло, что его и остальные стали звать Леней. Он был умным и необычным человеком, легко сходился с окружающими. Учился в Ростовском институте на юрфаке, но на 2 курсе его отчислили за прогулы. Отец, прокурор, восстанавливать в вузе не стал: раз не смог учиться, пусть работает. Он возлагал на сына большие надежды, хотел, чтобы тот создал настоящую ингушскую семью.
Но сын и тут обманул его ожидания, влюбившись в русскую. Татьяна, отработав в Ингушетии три года, вернулась к родителям в Туапсе, устроилась в местную школу. А спустя какое-то время Султан приехал просить ее руки. Свадьбу, на которой были лишь родственники и знакомые невесты, сыграли в одном из ресторанов. Отсутствие своей родни жених объяснил ингушскими традициями. На самом же деле парень пошел наперекор своей семье, которая не готова была принять сноху другой национальности.
Почти год молодожены жили порознь: поменять работу в разгар учебного года Татьяна не смогла. Потом сняли квартиру в Орджоникидзе, где Татьяна устроилась учителем в местную школу, а Султан все так же работал на нефтебазе в Назрани.
— Он совсем необычный был ингуш. Мог, сидя в компании друзей, воскликнуть: «Как же я ее люблю!» Или, вернувшись под вечер домой, войти в комнату со словами: «Никого не было до тебя, ничего не было до тебя — никаких имен, никаких времен. В час нашей встречи мир сотворен!»
Для непосвященных стоит отметить, что публичное выражение чувств в ингушском обществе абсолютно неприемлемо. В ингушском языке отсутствует даже само слово «любовь», а выражение «Я тебя люблю» дословно можно перевести как «Ты мне нужна/нужен». Такой вот ингуши неромантичный народ. Но Султан Бузуртанов игнорировал местные условности.
В 1978 году у пары родилась дочь Лейла. Вскоре Султану предоставили жилье, причем рядом с родительским домом. Тогда Татьяна и познакомилась с новыми родственниками.
— Мы с дочерью были дома одни. К нам пришел мой деверь и, стоя в дверях, сказал: «И 10 лет, и 20 лет пройдет, ты не станешь нашей снохой, не войдешь на порог нашего дома. Запомни это!» И я на всю жизнь запомнила. Но мне было нужно, чтобы мой любимый муж был рядом, а остальное не важно.
Назло новым родственникам девушка, вместо того чтобы надеть косынку, демонстративно сделала короткую стрижку.
— У меня долго была такая прическа, совсем не свойственная ингушской женщине, но муж мне ничего по этому поводу не говорил. Только спустя годы я начала носить платок. Я так сама решила, старалась сильно не выделяться. Муж меня ограждал от любых неприятностей. В мою сторону не то что сказать, косо посмотреть нельзя было. Со свекром мы так никогда и не встречались, даже после рождения внука — наследника рода Бузуртановых. Свекровь, сестры, братья мужа со мной изредка общались, но близких отношений между нами не было. И сейчас встречаемся редко, только по случаю свадьбы или похорон.
А вот у Султана с родственниками жены все было иначе. Вопреки ингушским обычаям, согласно которым зять не видится с тестем и тещей, он тесно общался с родителями Татьяны. Ее мама, Галина Петровна, очень любила бывать в Чечено-Ингушетии.
— Здесь ведь особое отношение к старикам. Когда мама приезжала к нам в гости, к ней непременно приходили все наши соседи и знакомые — что-то ей рассказывали, дарили какие-то приятные мелочи. Раньше вообще жили очень дружно: заборов не было, мы могли вынести столы и все вместе отмечать праздники — русские, ингуши, дагестанцы. Тогда на всю Назрань была одна маленькая мечеть, но люди были добрее друг к другу.
Султан ушел из жизни рано, в пятьдесят с небольшим, — оторвался тромб.
— Его уход был для меня ударом. Вся жизнь разделилась на «до» и «после». Со временем ты привыкаешь к человеку, чувства притупляются, но в момент, когда тебе плохо, они возвращаются с новой силой. Странно, конечно, смотреть на 70-летнюю старуху, рассуждающую о любви, но это действительно так! Наверное, всю тяжесть жизни мне скрашивала любовь к мужу. Я всегда скучала без него, а когда он приходил — по шагам определяла, в каком он настроении.
Когда Султан умер, Лейле было 19, Астемиру — всего 16. Семья Султана вдове и детям не помогала, а на учительскую зарплату было не разгуляться. Астемир стал подрабатывать грузчиком в свободное от тренировок время (он тогда профессионально занимался дзюдо, был в сборной России), разгружал вагоны.
Конечно, у Татьяны Николаевны была возможность уехать из Ингушетии, родные настаивали на этом, но ее держали в республике обстоятельства (дочь училась в местном университете), ученики и память о муже.
Лейла с успехом окончила Ингушский университет, факультет иностранных языков, вышла замуж, уехала в Египет. Астемир работает тренером, а еще помогает сыну претворить в жизнь мечту — стать великим хоккеистом. Татьяна Николаевна живет с ними. Говорит, что сноха Залина стала для нее второй дочерью и настоящей подругой.
У Татьяны Николаевны 8 внуков — 7 девочек и один мальчик, не так много для ингушской бабушки. Зато учеников уже и не сосчитать. И хотя она на пенсии, но до сих пор помогает школьникам готовиться к ЕГЭ.
— Представляете, сколько за 45 лет моей работы у меня было выпусков? Я даже вспомнить всех не могу, а они меня помнят и узнают, встречая на улице. Многие стали врачами. Один из любимых учеников — Султыгов Осман — сейчас работает хирургом в РКБ. Я его готовила к поступлению по химии и биологии. Когда он окончил институт, мы встретились, и он мне говорит: «Татьяна Николаевна, а окислительно-восстановительные реакции я так и не понял». Таутиев Насрудин недавно «заслуженного врача России» получил. Хорошо помню Тебоева Алаудина, очень разносторонне развитый парень был. Я отправила его на олимпиаду в Грозный, приезжает с третьим местом по биологии, говорит, что хотел мне приятное сделать. Он погиб в автокатастрофе. А любимый класс был — выпуск 1986 года. Мы до сих пор каждый год собираемся вместе.
Прожив большую часть жизни в Ингушетии, Татьяна Николаевна иногда задумывается, как сложилась бы ее судьба, если бы декан ткнул пальцем в другую точку на карте.
— Если бы можно было вернуть все назад, я прожила бы другую жизнь, хотя… Однозначно сказать не могу. Я могла бы остаться на кафедре химии, жить в большом городе, заниматься наукой. Всем этим пришлось пожертвовать, зато я узнала, что такое любовь, что значит любить и быть любимой. А это гораздо больше.