Это все, что останется после меня

Родник ученых

«Родник учёных, благочестивых, поклоняющихся, смельчаков, ювелиров, потомственных кузнецов. В Дагестане во всех этих делах нет селения, равного ему» — так писал о Согратле историк XIX века Абдурахман из Газикумуха. В этот аул на высокой скале неподалеку от Гуниба съезжались учиться юноши со всего Кавказа. И неудивительно — выпускники здешних медресе ценились даже в Египте. Грамотности обучали и девочек, но исключительно чтению — «чтобы не писали любовных записок».

Учили в Согратле не только богословию, но и другим наукам. Ученый Махди Мухаммад был выдающимся астрономом и знатоком древнегреческой философии, а математик Абдулла получил от суеверных соседей прозвище Шайтан за способность предсказывать затмения.

Согратль входил в Андалальское вольное общество — конфедерацию селений, которые до сих пор гордятся тем, что Конституция у них появилась гораздо раньше, чем в России, — еще в XVII веке. А в 1741 году объединенные силы дагестанцев разбили неподалеку от Согратля войско персидского завоевателя Надир-шаха.

Сейчас селение на скале стремительно пустеет. Жители уезжают — на равнину, в Махачкалу, в Москву, где достигают немалых успехов. На кавказских дорогах то и дело попадаются заправки «Согрнефть», агрофирма «Согратль» производит божественный кефир, самые знаменитые журналисты Дагестана — по большей части выходцы из этого аула. За смекалку, умение зарабатывать и всеобщую известность столь немногочисленного народа согратлинцев прозвали аварскими евреями.

Патриотизм по-согратлински

Можно ли сберечь «родник ученых», не дать ему иссякнуть? О проблемах и надеждах селения рассказывает Гамзат Омаров — учитель истории и директор согратлинского музея.

— Какой экспонат музея тебе особенно дорог?

— Дубинка позора. Это обычная деревяшка с грибковым наростом. Старейшины вешали ее на видном месте в домах провинившихся согратлинцев. И было непросто добиться, чтобы это «украшение» забрали.

— Каждый раз, когда я приезжаю в Согратль, в музее появляется что-то новое. Неужели государство так хорошо его финансирует?

— В основном я на музей свои деньги трачу. Лак, материал для стендов, перегородки, ламинирование… Решил музейную зарплату целиком сюда вкладывать, пока обустройство не закончу. Успокоюсь, когда все на своем месте будет. Друзья-согратлинцы тоже помогают чем могут.

— Получается, работаешь не на себя, хлопот много, а награда за труды — сплошной убыток. Зачем тебе это?

— Я каждый день себя спрашиваю: что останется после меня? Если сидеть сложа руки, пока денег от государства не получишь, никто и слова не скажет. Но мне приятно, что люди будут сюда ходить, видеть что-то чистое и яркое. Самый дорогой экспонат под столом никто не заметит, самый дешевый можно так подать, что его полюбят. Не один я так думаю. Многие родному селению помогают. Для этого необязательно быть влиятельным и богатым. У Магомеда Сагитова в Хасавюрте крошечный магазин сувениров. Богатства не скопил, а уже три проектора школе подарил, окна в классе поставил. Немало поддержки от выпускников двадцатилетней давности. По традиции, они вручают подарки своей школе. Из мелочей складывается большая помощь. Многие думают, что патриотизм — это бежать с ружьем навстречу врагу. А патриотизм — это сделать так, чтобы враг на горизонте не появлялся. Если каждый житель убирает мусор на улице перед домом, селение будет процветать.

— И все же Согратль пустеет, горцы переселяются на равнину.

— Если здесь будут жизнь, работа и культура, люди перестанут уезжать. И обязательно надо сохранить школу. Без нее селение обречено. Сейчас у нас 116 учеников, и по материальной базе школа не уступает городским. Преподавание тоже на высоте. Все выпускники поступают в институты. А потом никто не возвращается…

«Поговори с пацаном»

— Но ты же вернулся — чтобы работать в школе. Почему?

— Работа учителя — очень благодарная. И зарплата хорошая — если сравнивать с другими занятиями в горах. Раньше я уезжал в город, мастерил системы отопления. Жил прямо на стройке, в лачуге из пеноплекса. Романтика! Но все же вернулся. Зарабатываю гораздо меньше, зато рядом с семьей, домом, родителями. Мне жаль городских учителей. В Махачкале преподаватель шлепает домой под дождем. А в селении живешь рядом. Школьников мало, каждым занимаешься лично. Ты учишь — и ребенок тебя учит. Я их иногда зову в музей на чай. Тогда даже лоботрясы меняются. Это же пластилин. Поговори с пацаном, и он сам все расскажет: почему домашнее задание не сделал, почему с уроков сбежал. А потом возьмется за ум.

Мне нравятся наши дети. На перемене двоих зову помогать в музей — человек двадцать приходит. Я хочу, чтобы они думали наравне со мной. А то и получше. У них шире кругозор, они все схватывают на лету. Пока я размышляю, школьник начнет делать. Когда они не учатся, виноваты мы, образовательная система. И телевизор, по которому объясняют, что все можно за деньги купить. Многие говорят: что бы сказали предки, увидев современную молодежь? Да если их воскресить, они обратно умрут, так как не привыкли к нынешнему прогрессу. А ребята с ним ладят. Уверен, они станут достойными людьми.

Раньше дети, как и везде, разрисовывали парты. Я им предложил оставить для этого одну специальную парту и повесить рядом гвоздь на цепочке. Пусть царапают на ней что пожелают. Номер телефона, объяснения в любви. А как заполнится, отнесем ее в музей. И что ты думаешь? С тех пор не только обычные, но и ту самую парту никто не трогал.

Конечно, проблемы есть, и главная среди них — отсутствие диалога между близкими людьми. Я спрашиваю: вы хоть раз в жизни говорили сестре, младшим братьям, родителям «Я тебя люблю»? Нет? Вот и получается, что отношения между отцом и сыном сводятся к минимуму: если двойка — дать по попе, если пятерка — купить сникерс. Дети часто рассказывают нам то, чем не могут поделиться в семье. Если взрослые прислушиваются к младшим, сдерживают обещания, дети тоже не станут им лгать. Когда родители, учителя и школьники вместе работают, прекрасный результат получается.

— Многие горцы считают неприличным говорить о любви.

— Это скромность. Но не обязательно высказывать чувства прямо. Просто обними и скажи: «Я горжусь, что у меня такой брат».

— Не бывает проблем с преподаванием теории эволюции?

— Я говорю, что это — одна из теорий. Если человек атеист, он верит Дарвину. А если иллюзионист… Иногда на уроке культуры и традиций народов Дагестана я спрашиваю, о чем им интересно было бы узнать. Религиозные вопросы? Пожалуйста. Сам я ислам объясняю только с научной точки зрения. Если им интересно мнение богослова, зову имама.

В прошлом году в школе провели День автономии. Учителя сидели за партами, а дети дежурили. Ученик читал вместо меня лекцию по истории, а потом задавал преподавателям вопросы по теме.

— Пятерку поставил?

— Всем!