Азамат Апажев в свои 30 лет успел принять участие в проекте «Большие танцы» и в открытии зимних Олимпийских игр 2014 года, танцевал с Димой Биланом и Жанной Фриске, ставил танцы для Альбины Джанабаевой и основал в родном Нальчике хореографическую студию Astretch, куда люди записываются за месяцы вперед. «Это Кавказ» выяснил, как работает мозг у хореографа, чем отличаются танцы в Москве и Нальчике и что делать учителю на карантине.
— Азамат, как ты пришел в танцы? Согласись, это далеко не самое популярное увлечение кавказских парней.
— Лет в пять родители отдали меня в хореографическую школу братьев Абидовых на классический балет. Занимался я там недолго — через три года перешел в театр танца КБГУ «Каллисто». Впрочем, я ходил не только на танцы, но и в музыкальную школу, на волейбол и регби: мама и папа всегда были за всестороннее развитие.
— Когда ты понял, что хобби перерастет в профессию?
— Скорее всего, когда оказался на распутье при поступлении в университет. Выбор был между экономическим факультетом и хореографическим. Я подумал, что сидеть на одном месте всю жизнь у меня вряд ли получится, так что решил идти танцевать. Поступил в Московский государственный институт культуры. Мысли совмещать учебу даже не возникло: хореография занимает все твое время, сил на что-то другое просто не остается.
— Ты участвовал в первом сезоне «Больших танцев». Как попал в шоу?
— Это был третий год моей учебы во МГИКе. Из рекламы по телевидению узнал, что идет набор в «Большие танцы». Обстановка на кастинге была очень напряженной, собралось человек пятьсот, не меньше. На первом этапе нам просто включили музыку и попросили показать, что мы умеем. Это было сложнее всего: вокруг полно людей, каждый танцует что-то свое, и нужно суметь выделиться среди них, чтобы тебя заметили. Второй этап проходил спокойнее, с профессиональным хореографом. У нас была Лика Стич, сейчас она достаточно известный инстаграм-блогер. «Выжившие» на втором этапе попали в шоу.
— Что дал тебе проект? Ты вырос профессионально?
— Я познакомился с отличными людьми, которые стали моими друзьями и коллегами. Не знаю, насколько я вырос в профессиональном плане, потому что хореографам не удавалось уделять внимание каждому. Поставить танец для такого количества людей — уже неимоверный труд. Зато я сдружился с ребятами из цирковых училищ, и они заинтересовали меня мужским трюковым черлидингом: сальто, рондаты, фляки.
Но это был один из самых тяжелейших периодов в моей жизни. Днем я учился, а ночью — тренировался и готовился к «Большим танцам». Я приходил домой в пять утра, ложился спать, а к девяти снова шел в институт.
— На этом шоу ты танцевал со многими российскими артистами. С кем легче всего работалось?
— На «Больших танцах» я познакомился с Валерием Меладзе, певицей Славой, Альбиной Джанабаевой, с которой долго работал после проекта и даже ездил на гастроли в Юрмалу. Танцевал с Димой Биланом, Домиником Джокером, Алексеем Гоманом. Я рад, что успел поработать с Жанной Фриске, она замечательно относилась к танцорам.
Я не могу сказать, с кем из артистов было сложнее или легче. Вряд ли ты с ними станешь друзьями, твоя задача — хорошо выполнять свою работу. Если ты ее выполняешь, то и отношение соответствующее. Больше вопросов возникало к организаторам шоу: часто репетиции проходили в грязных помещениях с разбитыми окнами. Пыли было столько, что нам приходилось танцевать в масках. Случались долгие десятичасовые съемки, когда максимум, на что мы могли рассчитывать, — это кофе и чай.
— Расскажи про открытие Олимпиады-2014.
— Когда стало известно, что Россия принимает у себя Олимпиаду, я понял, что хочу участвовать в ее открытии, все-таки это историческое событие. Постановка была масштабная: отобрали сотню профессиональных танцоров, в том числе меня, и 400 волонтеров. Нас разбили по группам, и началась подготовка, трудная и изматывающая, к тому же в предпоследний день репетиций еще даже не был достроен стадион. Но само выступление прошло идеально. Мы столкнулись только с одной проблемой: на стадионе звук не шел напрямую, а рикошетом возвращался к тебе только через полторы секунды. Танцоры слышали музыку с опозданием и танцевали уже совершенно не то. Решили это просто: всем раздали по наушнику.
— Практически на пике карьеры ты оставил Москву и уехал в родной Нальчик. Ради чего?
— Серьезно заниматься хореографией я начал только в 19 лет, впервые приехав в Москву. У танцоров это такой возраст, когда ты должен быть на пике, в самом расцвете. А я здорово запоздал, мой пик пришелся уже на 25−26 лет. Нужно было строить карьеру ценой своего здоровья либо успокоиться и выбрать другой путь. Мое здоровье не безгранично. С каждым годом все легче получать травмы и все сложнее приходить в форму после них.
Трезво оценив свои способности, я решил танцевать для себя, преподавать и зарабатывать этим на жизнь. В Нальчике мне хорошо, тут тихо и спокойно. За эти 7−8 лет в большом городе я пережил и повидал столько, сколько у некоторых людей не накапливается за целую жизнь.
— Не жалел о своем решении?
— Ни разу. Если бы я не был настолько занят каждодневно, наверное, я бы думал об этом, но у меня просто нет времени. Как-то я прилетел в Москву в гости, взял такси в аэропорте и простоял в пробке два часа. После этого я понял, что нет, совсем не соскучился.
— Как пришла идея создать свою студию?
— После возвращения я обошел все студии и фитнес-центры в Нальчике и предложил свои услуги. Меня взяли сразу в четыре места, где я работал 7 дней в неделю, примерно по 6−8 часов в день, чтобы набить себе клиентуру. Через полгода я просто собрал их всех в одном месте — в своей студии Astretch.
— Сейчас к тебе сложно попасть на занятие, все группы забиты под завязку. Так было изначально?
— На первое занятие ко мне пришли всего 4 человека. Сейчас же есть специальный лист ожидания, в который я заношу всех желающих. Если случается, что освобождается место, я звоню следующему в списке и приглашаю на занятия. Неважно, записался ко мне близкий родственник или друг — все ждут своей очереди. Теперь в день ко мне приходит 40 человек — это утренние и вечерние группы. Я знаю всех по именам и даже помню, у кого что болит.
— Есть какой-то возрастной ценз?
— Нет. Когда я открывал свою студию, понял, что в Нальчике нет ничего для взрослых, 90% танцевальных курсов и кружков предназначены для детей. Так что я занял свободную нишу, никому не наступив на горло. Возможно, поэтому у меня на занятиях такой ажиотаж. Дети ко мне тоже приходят, но их меньше, и занимаются они в общей группе на равных со взрослыми. У меня есть ученицы 4 лет и ученицы, которым уже исполнилось 60.
— А парни на занятия приходят?
— Иногда да. Как правило, это спортсмены, которые приходят на растяжку. Основной класс у нас — это именно стретчинг.
— Спортсмены идут ради растяжки. Для чего приходят девушки?
— Ко мне приходят ради здоровья, подтянутой фигуры и ровной спины. Молодые девушки идут за тонкой талией, гибкостью, за шпагатом. Я это называю прийти «за красивой фотографией», так как часто вижу в Instagram снимки своих учениц — они сидят на шпагате на фоне гор или закатного пляжа. И это здорово, я рад любой мотивации.
— Что танцуете?
— Хип-хоп, джаз-фанк, контемпорари. Много женских направлений — дэнсхолл, вог, хай хилс, леди стайл.
— Чем твои ученики в Нальчике отличаются от столичных?
— Да ничем. Конечно, на первых занятиях присутствует некая зажатость, но чаще всего уже на этапе записи я понимаю, сработаемся мы или нет. Так что у меня нет случайных людей. Хотя бывают курьезные случаи. Как-то раз ко мне на занятие пришла довольно высокая ученица. Ее рост был примерно 180 сантиметров, и она постоянно сутулилась. В ходе тренировок спина начала выпрямляться, поэтому девушке показалось, что она выросла еще на несколько сантиметров. Она испугалась и бросила занятия.
Другая девушка не танцевала никогда, но горела желанием посвятить профессиональным танцам всю свою жизнь. Ей на тот момент уже стукнуло 22 года, так что пришлось ее немного разочаровать.
— С какой самой необычной танцевальной просьбой к тебе здесь обращались?
— Мне написала студентка колледжа искусств и попросила помочь поставить танец — смесь классической хореографии и современной. В Нальчике я столкнулся с таким впервые, меня это заинтересовало. Обращаются и с просьбами о постановке классического свадебного танца, что тоже редкость: все же большинство свадеб здесь проводятся согласно традициям — кабардинским и балкарским, с национальными танцами.
— Чего ты лишен в маленьком городе в профессиональном плане?
— Совершенствования, обучения. Приходится искать онлайн-курсы и тренинги самостоятельно, чтобы не понижать свой уровень. Мозг должен все время работать, чтобы я мог что-то создавать, ведь моя хореография никогда не готовится заранее и не повторяется. Это чистая импровизация, так что на классах мы все время изучаем что-то новое.
— Работа хореографа подразумевает постоянные физические нагрузки. Какие еще минусы у твоей профессии?
— Отсутствие стабильного рабочего дня. Самые популярные часы — вечерние, так что каждый твой вечер будет занят. Ты не сможешь пойти в театр, на день рождение к другу или в кино с девушкой.
— Но сейчас из-за коронавируса студия временно закрыта?
— Да, и я, как и все, отдыхаю в режиме самоизоляции — сижу в интернете, читаю профессиональную литературу, на которую раньше не хватало времени. Если карантин продлят, буду давать уроки в режиме видеотрансляций в Instagram.
— Если бы ты не стал хореографом, кем бы ты хотел работать?
— Я хотел бы стать врачом. Мне нравится работать с людьми и помогать им.
— С каким танцем ты бы себя сравнил?
— Честно, никогда об этом не думал. Я люблю хореографию в целом. Пришлось стать своеобразным миксом из всех направлений. В наше время ты должен быть разноплановым, универсальным. Уже неинтересно смотреть на человека, который танцует одно и то же, как бы хорошо он это ни делал.