«Девушка, это Италия!» — говорили мне обычно с характерной интонацией и акцентом продавщицы на Восточном рынке Махачкалы. Точно так же мне захотелось ответить подруге, когда она, посмотрев на фото моего будущего мужа, сказала: «Главное, что он аварец».

«Девушка, это Италия!»

Потому что на самом деле Луиджи — уроженец и житель Тосканы и свой аварский нос унаследовал, как он думает (ошибочно, конечно), от далеких предков-этрусков.

И я не знаю, что подумала женщина в махачкалинской маршрутке, когда обратилась к попутчику обычной дагестанской наружности: «Сегодня же пятница, да?», а он повернулся к своей спутнице, уточнил: «It's Friday, right?» И ответил: «Да, пятница».

Мы приехали с Луиджи в Дагестан всего на несколько дней — на нашу свадьбу. За это время Луиджи мало что успел увидеть. Зато покатался на махачкалинской маршрутке и делил свое кресло с другими попутчиками, когда в нее набивалось больше людей, чем она могла вместить. Познакомился со всеми моими родственниками. Попробовал много вкусной еды. Луиджи говорит, что любовью к обильным застольям и хлебосольностью дагестанцы похожи на южных итальянцев. Его впечатлило, как моя бабушка пожаловалась, что мы не предупредили ее о своем приходе и ей нечем нас угостить, и тут же накрыла полный стол.

За два дня до свадьбы, когда стало ясно, что танца не избежать, Луиджи начал учиться танцевать лезгинку. Выучил шаг, выучил положение рук, а на смену положения рук его уже не хватило. В итоге он танцевал не как иностранец, не умеющий танцевать лезгинку, а как стеснительный дагестанец, не умеющий танцевать. А это разные вещи!

И то, что лезгинка — это здорово, Луиджи понял только на свадьбе. «А это приятно, — сказал он, глядя на танцующих. — Они импровизируют». Не понравились ему только дети, а потом и взрослые парни, которые блокировали наш небольшой свадебный кортеж, требуя мзду. «Почему вы не вызовете полицию?» — спрашивал он. В его защиту можно сказать, что по нашим недовольным лицам трудно было понять, что это такая традиция.

Я спросила Луиджи, показались ли ему дагестанцы внешне экзотичными. «У тебя дома — нет, — ответил он. — Но на улице некоторые — да, были как „Битлз“». Мне казалось, у нас уже не ходят с такими прическами, но Луиджи где-то все равно разглядел.

Луиджи начал учить русский язык много лет назад и довольно хорошо говорит. Но после знакомства со мной он научился еще паре слов на аварском и уже почти забытому махачкалинскому словечку лех/лешка, обозначающему деревенщину. «Наверно, потому что я чуть-чуть лех», — иногда скромно может сказать Луиджи. А если слышит, что я говорю с сестрой, спешит крикнуть ей в трубку, что она лешка. К ее имени, кстати, он добавил итальянский уменьшительный суффикс, и теперь она Джамиллина.

— Луиджи, а у вас дают детям иностранные имена?

— Иногда да. Особенно на юге. Я знал одного человека, его зовут Джон. Ахаха, Джон! Сразу понятно, что он с юга.

— "С Юждага" ты хотел сказать? — У нас в Южном Дагестане легко можно встретить и Джона, и даже Джонрида, и Ньютона, и Амалию, и Габриэллу.

Впечатленная Луиджи тетя рассказывала моей двоюродной сестре в Махачкале:

— А Луиджи и по-аварски кое-что знает.

— Что?

— Отгадай.

— ХIамил кIуручI? («ослиная какашка»).

— Это ты в селе только хIамил кIуручI выучила, а Луиджи говорит «Дие мун йокьула» («я тебя люблю»)!

Луиджи, действительно, выучил эту фразу, только вместо латерального «кь» он произносит что-то более близкое к звуку «кI» и дергает глазом.

Уже в Италии, когда мы ходили в супермаркет, я заодно хотела посмотреть краску и шампунь для моих волос. Но Луиджи не понравилось, как я подхожу к выбору таких важных вещей. Он сказал, что лучше он посоветуется с соседом, сосед должен знать, потому что он г̶е̶й парикмахер. И действительно спросил у соседа!

— Я хотел, чтобы ты не портила свои волосы. Он профессионал, он знает, что хорошо. А ты хотела купить там в магазине. Химил… Как было по-аварски donkey’s shit? Вот! Химил куруч ты хотела положить на волосы!

А недавно Луиджи попросил приготовить ему хинкал. Я готовила аварский, и Луиджи удивлялся, почему я так нервничаю при готовке. «А-а-а-а!» — паниковала я, вытаскивая хинки из кастрюли и спешно их прокалывая.

— Почему ты так нервничаешь? Что будет, если ты вытащишь на 30 секунд позже?

— Катастрофа! Все пропадет, они будут невкусные!

Луиджи не мог в это поверить:

— И что, их готовят с секундомером? Нет? Откуда тогда люди так точно знают, когда их вытаскивать? Я думаю, это просто легенды.

Надо было один хинкал переварить специально для него.

Луиджи помогал мне с измельчением чеснока и утверждал, что итальянский способ это делать, несомненно, превосходит дагестанский. Я сказала, что дагестанскую еду после таких утверждений он не получит.

— Я думаю, получилось хорошо. Как у твоей мамы.

— Вот ты мою маму оскорбил сейчас. У моей мамы получается в 200 раз лучше, не сравнить. А у моей бабушки — вообще идеально, так даже моя мама не умеет.

— Странно, это странно. Твоя мама — инженер, а значит, она должна делать лучше, чем твоя бабушка.

Но Луиджи и сам инженер, и поэтому он, конечно, стал думать, как бы он сам приготовил аварский хинкал:

— А что если тесто для пиццы порезать и бросить в бульон? У меня есть несколько идей, как надо приготовить. Я сделаю, и твоя бабушка скажет: «Ах! Он узнал секрет аварцев!» И меня сделают царем аварцев. А у вас в селе откроют ресторан «Da Luigi („у Луиджи“): настоящий итальянский хинкал».

Остальной семье Луиджи мы отнесли хинкал потом, в поджаренном виде. «Бабушка, будешь жареную пасту?» Как ни странно, им понравилось.

Но, конечно, я каждый раз чувствую неловкость, страх и стеснение, когда готовлю что-то для семьи Луиджи. И особенно когда приготовленное мной торжественно кладется на стол (так было в первые разы): «А это приготовила Patia». «Тадам!» — произносит свекровь. «Та-дам, та-да-да-дам, — начинает деверь петь гимн России. И я как спортсмен на международных соревнованиях. Не посрамить честь страны. Достойно представить хинкал и чуду за границей. Нет, это слишком большая ответственность для меня.

Стараниями Луиджи здесь все знают, что я не просто из России, а из Дагестана, но мою точную этническую принадлежность не знает почти никто. К примеру, если мне холодно, мне могут сказать: «Почему холодно? Ты ведь русская!» И захоти я сказать «Я не русская, я аварка», не скажу. Ну, во-первых, это не оправдает мою мерзлявость — у аварцев в горах тоже бывают суровые зимы. Во-вторых, никто не знает, что такое аварцы. В-третьих, по-итальянски эта фраза будет звучать как «Я не русская, я жадная». Avaro — "жадный" по-итальянски, совершенно чуждая нам, добрым аварцам, черта. Вот такая вот нелепость и несправедливость.