Вера в загробный мир и почитание умерших предков — традиции большинства народов. В древние времена граница между тем и этим светом была более прозрачной, в сознании людей она работала, можно сказать, в обоих направлениях. Отголоски этих старых верований еще встречаются в Ингушетии.
Среди ингушей бытует мнение, что если путник остался без ночлега, то лучшее место для отдыха и сна — это кладбище. Там он себя чувствует в полной безопасности. Даже мечеть, где обычно ночуют странствующие, менее предпочтительна. Ингуши считают, что мир мертвых свободен не только от нечистой силы, но и от лжи, жестокости, несправедливости и всех других недостатков мира живых.
К примеру, в селе Кантышево один из стариков рассказал такую историю:
— Шел я как-то мимо сельского кладбища. Смотрю, а там какая-то возня с приглушенным светом. «Что на кладбище забыли ночью?» — подумал я и решил выяснить. Увидев меня, эти люди накинули на себя белые простыни, спустили на лица длинные волосы и стали меня пугать страшными нечеловеческими звуками. Сказать по правде, в первые секунды меня одолел страх, но тут я вспомнил, что нечистая сила избегает кладбищ и мертвых, и смело пошел на них. Оказалось, что это две женщины из моего села, занимавшиеся черной магией, пришли за горсткой надгробной земли для своих черных дел. Я передал этих женщин на суд общества, и их семья была выдворена из села.
Знали о таком отношении ингушей к могилам предков и власти. В годы депортации, когда оставшиеся в горах ингуши стали абреками и сопротивлялись отрядам НКВД, среди сотрудников этого ведомства существовала негласная установка: скрывшегося раненого абрека в первую очередь следует искать на родовом кладбище или в семейном склепе, так как и умирать, и выживать ингуш шел на могилы своих предков.
А горное селение Ляжги и вовсе целиком находится на месте древнего кладбища с каменно-ящичными захоронениями. Каждый раз, когда сельчане роют землю под фундамент новой постройки, они натыкаются на настоящий каменный гроб со скелетом и погребальной утварью, что, впрочем, мало их смущает. Никто не спешит продавать свое домовладение и переезжать. Напротив, большая удача найти в продаже жилье.
Если вы видели башенные комплексы в горах, то наверняка заметили, что семейные усыпальницы находятся очень близко от жилых башен. Иногда даже в черте крошечного земельного надела или двора. Посреди села или на его окраинах часто располагаются целые городки из «миниатюрных» (по сравнению с настоящими башнями) башенок.
Согласно преданию, как-то один чужестранец спросил старика-ингуша: «Почему могилы ваших предков находятся рядом с жилищами?» И услышал ответ: «На это есть две причины: прошлое и будущее. Каждый раз, видя их, мы вспоминаем имена наших предков и где и чем закончится наш жизненный путь».
Склепы имеют точную форму боевых и жилых башен, иногда и форму храмов. Строили их очень тщательно, будто для живых, украшали орнаментом, искусно выкладывая его камнями на фасадах. Их даже белили внутри и снаружи почти каждый год! Иногда склепы довольно массивные, до 5 метров в высоту и 12 в длину. В несколько этажей располагались каменные скамейки или деревянные настилы, на которые укладывались тела усопших в нарядной одежде, с необходимой для потусторонней жизни домашней утварью и оружием для охоты. Рядом с мастерицей клали ее принадлежности для шитья, рядом с воином или охотником — лук и меч, а рядом с музыкантом — музыкальный инструмент. Постыдным считалось отправлять члена семьи на тот свет в обносках и с пустыми руками. Приносили им в склепы и ритуальную пищу.
Трупного запаха можно было не бояться. Дело в том, что в горах довольно сухой воздух и тела не разлагаются, а высыхают, превращаясь в мумии. Возможно, именно поэтому ингуши считали смерть всего лишь переходом из одной фазы жизни в другую, подземную, где днем — ночь, а ночью — день, где все живут почти как прежде, но в более совершенном и справедливом мире.
Иногда живые попадали в этот мир, который охраняло страшное чудовище по имени Ешап. Герои ингушских сказок отправлялись в рискованное путешествие, чтобы разрешить спор между собой или спросить совета у мудреца, разгадать хитроумную загадку. А бывало, что и мертвые приходили к живым со своими просьбами и предостережениями. Но говорить могли не с каждым, а только с теми, кто обладал особым даром слышать их.
Иногда этим поверьем пользовались мошенники, чтобы заполучить приглянувшуюся вещь у доверчивых родственников умершего.
Забавную историю рассказал старожил села Ангушт:
— У моего соседа умерла жена. А в селе нашем жила женщина, которая промышляла тем, что, разузнав о похоронах, приходила к родственникам умершего и говорила, мол, покойный приходил к ней ночью и просил ту или иную вещь, а то и денег. Вот так она пришла и к моему соседу и передала «просьбу» от умершей жены — отдать ее зеленую шелковую чухту. Сосед сразу смекнул, в чем дело, и заявил: «Передай моей жене, если хочет, чтобы я отдал ей зеленую чухту, то пускай вернет белую, в которой мы ее похоронили! Или она мне там кокетничать и щеголять в разных головных уборах вздумала?! Пускай ведет себя скромно и дожидается меня!» Так и ушла «посредница» ни с чем.
Ингуши считали, что умершие были в курсе всех событий из жизни живых и стыдились перед другими покойниками, если их потомок совершал какой-то проступок. По их представлениям, обитатели загробного мира так же, как и они сами, занимались сельским хозяйством, содержали домашних животных, запасались сеном и провизией на зиму. Выполняя свои дела, живые иногда задавались вопросами: «Интересно, а на том свете наши уже закончили пахоту?», «Сколько, интересно, наши накосили в этом году сена?» А когда работы было слишком много, восклицали: «Мы не справимся, даже если умершие к нам присоединятся!»
Почитание умерших было настолько сильным, что самой верной клятвой считалась клятва на могиле предков, а самой страшной угрозой — угроза заколоть собаку на этой могиле. С помощью этой угрозы можно было заставить ингуша сознаться в преступлении, за которое полагалась смерть, — потому что проклятие умерших было для него ужаснее, чем смертная казнь. Скверное слово о предках каралось строже, чем оскорбление живых: живой может простить, а простил ли умерший — никто не узнает, а значит, следует наказать обидчика.
Один день в неделю посвящался мертвым, считалось, что они приходят из своих склепов в гости к живым. По этому случаю стол накрывали чуть праздничнее, чем обычно, и вели себя так, словно в доме находятся гости, чтобы души умерших ушли спокойные с благословением на устах.
Каждую неделю раздавалась милостыня для неимущих — верили, что тогда будут сыты и покойники. Глубокая мудрость этой народной традиции состояла в том, чтобы помогать бедным с пропитанием, при этом не приучая их к попрошайничеству.
Все эти поверья были постепенно вытеснены из сознания людей исламом, но все же общее положительное отношение к смерти и к мертвым у ингушей сохранилось. Люди, принявшие ислам уже в пожилом возрасте, долго не могли привыкнуть к мысли, что будут похоронены в земле. Известен случай, когда из семьи, переселившейся на равнину, сбегал несколько раз в горы один старик. Каждый раз родные находили его в семейном склепе, а когда сыновья уговаривали его вернуться домой, он отказывался, объясняя, что не хочет после смерти быть похороненным «в сырой и грязной земле», не хочет «лежать в темноте». Ведь склепы на ингушском называют «маьлхар кашамаш» — «солнечные могильники».
Иллюстрации: Даниил Берковский