— Однажды я решила понять, как глухие ощущают мир. Заткнула себе уши и вышла в город. Смогла продержаться лишь пять минут. Мне стало страшно: я чувствовала полную изоляцию от мира. Хотелось кинуться к людям с расспросами…
Сурдопереводчик Амнат Музаева не просто так поставила этот эксперимент — она работает на социально-реабилитационном предприятии Всероссийского общества глухих в Грозном.
Большое трехэтажное здание находится на выезде из Грозного. Здесь в трех цехах — швейном, мебельном и по ремонту обуви — трудятся 18 человек. У порога нас встречает мужчина и сразу подносит руку к уху, давая понять, что он не слышит. Кивает головой вверх и показывает три пальца — значит, надо подняться на третий этаж.
В швейном цеху без привычного говора и смеха шум создают лишь швейные машинки.
Мне немного не по себе. Непривычно начинать разговор с теми, кто не слышит. Тем более что Амнат сразу предупредила: когда появляется новый человек, они наблюдают за ним, за его мимикой, движениями, а потом либо принимают и идут на контакт, либо махнут рукой, давая понять, что он им не интересен.
Амнат Музаева не просто переводит — она знает, кто из работников чем живет, что любит, что терпеть не может. Амина у них как скорая помощь или палочка-выручалочка.
— Переводчик русского жестового языка — он же и психолог, поэтому здесь я на своем месте, — улыбается Амина. Когда-то она пришла на предприятие делопроизводителем — временно, пока не найдет другую работу. И втянулась. Выучила язык жестов, закрепила знания на курсах в Ингушетии и Москве. — Поняла, что экономика не мое. Поступила в магистратуру на психолога, недавно защитилась. Помогаю нашим работникам, объясняю, показываю, рассказываю даже то, что им не нужно.
Петимат Киломатова — одна из «старожилов» швейного цеха. В 1986 году она получила от предприятия квартиру, как и многие, кто здесь работал, а потом ушла работать уборщицей.
— Там помыл пол, и ты свободен, а здесь мы работали допоздна, с маленьким ребенком мне было сложно. В итоге все равно вернулась. Люблю это место. Это наш второй дом. Мы, взрослые, тут еще и в качестве наставников: новых молодых девушек учим не только шить, но и готовить, наводить порядок, правильно себя вести. Я здесь нужный человек.
В первом доме у Петимат тоже все в порядке:
— У меня все есть. Говорящие дочь и четверо внуков, которые заботятся о нас с мужем. Внуки даже основные жесты выучили, чтобы мы могли понимать друг друга. А главное — есть любимая работа.
Зарема Юсаева потеряла слух в детстве: в три месяца тяжело заболела, лежала без сознания.
— Мама рассказывала, что уколы мне делали в голову. Капельницы ставить не могли: вены были слишком тонкие. Когда выздоровела, с виду была нормальным ребенком. Родители не сразу поняли, что у меня проблемы со слухом. Меня отдали в обычную школу, мама не хотела, чтобы я училась с глухими. Но я не успевала, и директор посоветовал перевести меня в специализированную. Из-за войны я ее не окончила.
Сейчас Зарема — слабослышащая. Умеет читать по губам, старается проговаривать слова и даже иногда вставляет в левое ухо наушник с музыкой. Пусть звучит где-то там, далеко, но всё же…
Работа — это единственное место, куда она выезжает. Признается, что здесь ей комфортнее, чем дома: глухие друг друга понимают.
— Дома у меня все слышащие, никто не знает язык жестов. Я их все время дергаю: «Что она сказала? А что он сказал?» Им интересно смотреть телевизор, а я не понимаю, о чем речь. Из-за этого нервничаю. В гости не езжу, ходить по магазинам и в кафе нет желания. В основном помогаю маме и сестре — готовлю, убираю. Сестры, братья и снохи меня любят, уважают, но мне среди них скучно. А тут у меня много подруг, с которыми мы ладим. Дни рождения здесь празднуем, дарим друг другу подарки, танцуем, даже национальные костюмы сами себе сшили. Летом ездили на море в Махачкалу.
К разговору подключается председатель регионального отделения Всероссийского общества глухих Джабраил Идрисов, который работает здесь с 2005 года.
— Самое тяжелое время? Когда мы начинали работать после военных событий, не было никакой поддержки, зарплат, здания — один лишь каркас, на первом этаже которого мы своими силами сделали комнату.
Из дома принесли линолеум, старую мебель. Владикавказский совет по беженцам выделил нам 4 машинки и один оверлок.
— Наш директор Макка Ахмадова практически все делала за свой счет: покупала материал, обучала мастериц. К нам из желающих очередь выстраивалась, но мы не могли их принять: негде было размещать.
Что бы я изменил? Жизнь глухих. Так, как в Эмиратах. Их там всячески поддерживают, трудоустраивают, обеспечивают всем необходимым.
Надеюсь, мы тоже к этому придем. А пока наши глухие вынуждены искать себе работу сами. Это очень сложно. Но даже если найдут, то скажу одно: работать среди говорящих — хуже тюрьмы.
Во дворе предприятия находятся цеха по реставрации мягкой мебели и ремонту обуви, где работают одни мужчины.
Ибрагим Абдурашидов глухой с рождения. Говорит, улыбаясь, что во время войны это спасло его от лишних стрессов.
— Я не слышал бомбежек. Только ночью видел, как небо будто горит, и понимал, что идет война. Мама меня часто хватала за руку и вела в подвал. Там было тесно, и я тайком возвращался в свою комнату. Все боялись, а я ничего не слышал и спал. Но война не прошла мимо меня. Пришлось уехать в Ингушетию, скитаться беженцами, а хотелось спокойно жить на своей земле.
Мечта? Будь у меня финансовая возможность, не отказался бы от второй жены (смеется). Иногда мечтаю об отдыхе: «работа-дом» надоедает.
В молодости Ибрагим играл в футбол, был вратарем, ему это нравилось. Сейчас его увлечение — Домбай, куда по сложившейся традиции они каждый год ездят своей компанией.
Их мир тихий, но не закрытый. Дочь Ибрагима ведет блог цеха по реставрации мебели в Instagram. Сын его напарника Саидахмеда Бочаева помогает принимать заказы по телефону.
— Чтобы не сидеть без работы, беремся за все подряд, даже офисные стулья перетягиваем, хотя это очень сложно, — говорит (то есть показывает на пальцах) Саидахмед.
Он полжизни был уверен, что у него врожденная глухота. Правду узнал случайно: в детстве ему сделали укол, заведомо зная, что мальчик оглохнет. Но это была единственная возможность спасти его.
— После окончания школы-интерната для глухих и слабослышащих я поехал в Киев, поступать в швейный техникум. Из-за того, что я чеченец, меня не приняли. Вернулся домой и устроился на завод «Красный молот» чистильщиком. Мне там не нравилось, но пришлось год отработать, чтобы за вредную работу пенсию по инвалидности увеличили с 26 рублей до 60.
Саидахмед был мастером на все руки: шил брюки, дубленки, делал изделия из кожи, чехлы для машин.
— Я быстро учился, и мне хотелось пробовать себя в более сложном деле. Здесь я уже 11 лет. Мне нравится и не хочется больше никуда переходить, тем более что и супруга работает здесь же, в швейном цеху. Хватает ли на жизнь? А куда деваться? У нас тут расходов нет, аренду не платим. Обедаем, можно сказать, бесплатно. В неделю по сто рублей сбрасываемся на чай, сахар и хлеб. Кур и мясо нам часто привозят из фондов Ахмата-Хаджи Кадырова и «Исламик Релиф». Наши девочки из швейного цеха вкусно готовят.
Каждый день на кухне дежурит одна из женщин. Сегодня это Элина Бочаева.
Элина с родителями жила в Волгограде, училась в школе и мечтала стать дизайнером. Но после 9 класса семья переехала в Чечню. Мечта не сбылась, а любовь к шитью осталась.
— У нас здесь не было заказов, и я решила найти другую работу. Тетя повела меня в ателье. Там не поверили, что я умею хорошо шить: «Она же глухая. Как она этому научилась?» Странные люди. У меня же есть глаза и руки. Я быстро и отлично справилась с заданием. Тогда они меня похвалили и взяли на работу. Но я сразу предупредила: как только появится заказ в моем цеху, я сразу уйду обратно. Так и сделала. Потому что мне среди своих лучше.
Когда-то у Элины был говорящий жених, засылал сватов просить ее руки. Но родственники не разрешили девушке выйти за него: боялись, что не будет взаимопонимания. Сейчас Элина замужем за глухим. В браке уже семь лет. Мечтает о ребенке, говорит, что хотела бы, чтобы девушки могли оставаться дома и не выходить замуж.
— Что мне не нравится? Меня бесят ленивые люди, которые не хотят работать и обеспечивать себя. Считаю, что каждый человек должен трудиться. Что самое сложное в жизни? Знаю, но не хочу отвечать.
Когда женщины позвали меня за стол и отказались обедать без меня, я окончательно поняла, что меня приняли.
К концу обеда мне даже подобрали жениха. Но потом решили, что второй женой, да еще в село, я не пойду.
Языковой барьер не мешал — эмоции отражались на лицах. Причем одинаковые у всех. Меня научили, как сказать жестами «спасибо» и как привлечь к себе внимание без слов: нужно топнуть ногой или стукнуть по столу.
Когда я предложила мужу и жене сделать совместное фото, женщины засуетились в поисках места для «фотосессии», а потом стали шутить, что у супругов якобы первое свидание.
— У них свой отдельный мир, в котором они счастливы, — говорит Амнат. — Они не страдают только тогда, когда вместе. Всегда очень сплоченные. Если двое глухих не ладят между собой, стоит тебе заступиться за одного, они сразу же объединяются против тебя. Только лишь потому, что ты — говорящий.
— Они держатся за свои места. Для них уйти отсюда равноценно смерти, — говорит директор предприятия Макка Ахмадова. — Меня спрашивают, почему не сдаю в аренду первый этаж. Но как я могу это сделать? Ворота закрываются, и все — мир тишины, в котором они хозяева. На первом этаже готовят пищу, на втором — спят, на третьем — работают. Когда у них дома неприятности, они сюда придут, поговорят, и им легче становится, тает лед на душе. Для нас они словно ангелы. Меня очень хорошо понимают. Просто по глазам определяют, какое у меня настроение. Но если их хотя бы раз обмануть, то все — ты для них не авторитет, уже никогда за тобой не пойдут.
Макка Ахмадова не только директор, но и отличная сваха: она удачно выдала замуж уже половину своих подопечных. И почти у всех есть дети.
— Я считаю, что ни в коем случае не стоит заключать союз между говорящими и неговорящими. Такие браки в основном распадаются. Ко мне часто приходят женщины, которые ищут себе снох. А ведь мои девочки — золото. Мы учим их всему: и шить, и готовить, и убирать. Многие из них приходят к нам, не зная языка жестов. В основном это те, чье детство выпало на военные события в Чечне, кто не закончил спецшколу. Постепенно они здесь учатся и этому.
Сама же Макка попала на предприятие случайно. Она с детства любила шить, вышивать, вязать. Как-то знакомые из регионального отделения Всероссийского общества глухих попросили ее, экономиста-бухгалтера, помочь составить документы на приобретение швейных машин.
— Позже мне говорят: «Машинки получили. Зайди, посмотри?» Я захожу, а там сидят четыре женщины — «Это твои ученицы». Так меня и заманили. С тех пор прошло уже 11 лет.
По словам Макки, в советское время таких предприятий было 78 по всей стране. Грозненское было создано в 1978 году, сначала называлось учебно-производственным, финансировалось Центральным правлением ВОГ, занималось госзаказами, а работники были освобождены от налогов.
Сейчас финансирования нет, но есть налоги и стопроцентная оплата коммунальных услуг.
— В регионах из 78 предприятий осталось пять, функционируем только мы. Остальные просто стоят: не финансируются, работы нет, все в долгах за коммунальные услуги.
Грозненское предприятие было разрушено во время войны. Долгое время единственным обитателем здания было дерево, верхушка которого торчала сквозь дырявую крышу. В 2013 году по поручению главы республики Рамзана Кадырова здание было полностью восстановлено.
Макка вспоминает, как все говорили, что ничего не выйдет: предприятие подчиняется Москве, и это их забота. Но все вышло.
На втором этаже сделали общежитие, завезли мебель, ковры, телевизоры, душевые кабины.
— Рамзан Кадыров сам приехал на открытие, — рассказывает она. — Всем девочкам дал по 50 тысяч, оценил качество нашей продукции и распорядился, чтобы в республике все соответствующие организации спецодежду, постельное белье и прочее отшивали у нас. Дело пошло, мы воспряли духом, но в 2014 году вышел закон о госзакупках, и мы опять остались без дела. Несколько раз безрезультатно участвовали в торгах — готовый товар получался ниже себестоимости.
Сейчас, по словам Макки, заветные заказы появляются в швейном цеху благодаря Федеральному фонду обязательного медицинского страхования по Чеченской Республике.
— Шьем в основном для медучреждений и детских садов республики — медицинские и хирургические халаты, постельные принадлежности, пижамы, костюмы для садиков. Чиновники, пару раз посетившие предприятие, спрашивали: «Что вам надо?» И все наши работницы показывали жестами только одно слово — «Заказ».