— Будем шить папаху, как у Хабиба, — у него простая овечья.
Курбан достает подготовленную шкурку из стопки на полу и раскладывает на невысоком столе. Лекала несложные, напоминают круг и прямоугольник. Прикладывает к шкурке и обводит ручкой.
— Я за Хабиба болел, да не только я, все болели, — говорит он и достает большие железные ножницы для стрижки овец. Темные, массивные и очень старые.
В дагестанском селе Тебекмахи, где живут мастера-шапочники, каждой победе бойца смешанных единоборств Хабиба Нурмагомедова радуются особенно. Вместе с популярностью Нурмагомедова растет спрос на традиционную кавказскую папаху, в которой боец выходит с первого дня выступлений в UFC. Поначалу на западе ее принимали за парик, но теперь этот головной убор прочно ассоциируется с дагестанцем. Хабиб часто дарит такие друзьям из спортивного мира, а сам носит белую папаху, которая досталась ему от деда, и очень ею дорожит.
В Тебекмахи эти папахи называют кукка, и она только один из множества головных уборов, которые шьют здешние мастера.
Дорога из Махачкалы в Тебекмахи занимает два с половиной часа. За окном мелькают сады, капустные поля, похожие на зеленые озера, встречаются грузовики, груженные белокочанной. Гравийная дорога серпантином вьется в горы, к голым скалам. Навигатор в машине выдает — высота 1600 метров над уровнем моря.
— Не ждем ни дождя, ни солнца, как соседние села, у нас работа есть всегда, — говорят тебекмахинцы.
В селе гордятся тем, что им никогда не приходилось голодать: выручал промысел. Рассказывают, что когда-то в Тебекмахи пришел житель села Салта, по имени Бек. Он поселился на окраине, в пещере — поговаривали, что скрывался от кровников. У него сельчане и научились обрабатывать коровью кожу, делать уздечки, седла для лошадей, грубую кожаную обувь, а постепенно взялись и за обработку овчины. Дело было выгодным.
Сегодня в селе 800 хозяйств, почти в каждом шьют разнообразные головные уборы. Кто-то работает на оптового покупателя, кто-то выезжает «на сезон» в «Россию» — так называют тут все части страны, что не Кавказ. В прежние времена уезжали только мужчины, однако имам местной мечети призвал сельчан не оставлять семьи. Теперь чаще уезжают вместе, детей устраивают в школу и в детсады по месту прибытия.
Привозят товар, а на месте покупают новые модели, чтобы «разбавить свои»: покупатель избалованный и требует ассортимента. На выезде не сидят сложа руки — забирают с собой станки, сырье, инструменты. Женщины вяжут шерстяные носочки, платки, шапочки — реализуют вместе с шапками.
— Если сезон хороший будет, много детей будет. Что еще надо? — задает сам себе вопрос житель села Магомедрасул. — Наши люди работящие, дружные, организованные — скинулись и забетонировали пять километров дороги, построили накопители для воды возле родников.
Солнце слепит, он надвигает козырек шапки на глаза: руки крупные, грубые, в трещинках.
— Молодежь редко переезжает в города. В селе есть работа, зачем уезжать? — удивляется он вопросу. — Строят новые дома, семьи заводят, вон, у нас новый детский сад на 120 мест, а уже нужно в очередь записываться.
Дом мастера Курбана Курбанова стоит за высоким каменным забором с коваными воротами, запертыми на тяжелый засов. На колышки натянута сетка, сверху сушатся овечьи шкурки. Во дворе пристройки из пиленного дербентского камня — здесь хранятся шкуры и всевозможные инструменты. Двери нараспашку, однако стоит отчетливый запах овчины.
— Купил 700 штук — все лето стирал, — говорит Курбан. — Те, что идут на папахи, выделываю сам, те, что на чехлы для сидений авто и жилетки, сдаю на выделку — получаю мутон.
Мастерская в доме светлая, просторная, видны лекала, тиски и швейная машинка, в углу стопкой лежат овчинки, прошедшие выделку.
— Работает в дальней комнате, а шерсть по всему дому, — сетует жена Курбана Хазинат. — Каждое утро начинается с генеральной уборки.
Дед Курбана работал плотником — ему 96 лет, он и сейчас в хорошей форме, но ездил в другие районы продавать шапки. Отец — строитель, «золотые руки», брался за все, находил время и на шапки.
— С детства видел, как они работают, учился понемногу, — вспоминает Курбан. — В первом классе помогал матери, работал на ножной швейной машинке. А через несколько лет освоил электрическую.
Дела не всегда шли хорошо, пришлось потрудиться и в чужом цеху. Время было тяжелое, выгода небольшая, а конкуренция жесткая. Обрабатывали шкурки, шили ушанки из стриженой овчины.
— Работали там вместе с братом. Увидел у кого-то на голове или на чужой точке шапку — тут же готовил лекала и шил. Третья-четвертая точь-в-точь как оригинал выходила, — смеется мастер. — Торговцы не любят конкуренцию — лекала никому не дают.
Было время, когда Курбан забросил дело — ремонтировал автомобили, но снова вернулся к шапкам.
У мастера большая семья — пятеро детей. Дочь Раисат окончила 9 классов и ушла из школы. В селе это не редкость, часто случается так, что в старших классах остаются одни мальчики. Теперь Раисат вместе с мамой ведет домашнее хозяйство, помогает отцу.
— Двое сыновей еще совсем маленькие. Старший, Муслим, правду говоря, вообще не хочет заниматься шапками, уехал к дяде на ферму, за главного там, — рассказывает Курбан. — А вот Гамиду интересно. Если прибыль будет хорошая, не бросит.
На изготовление одной папахи уходит два дня. Сшить изделие можно довольно быстро, если рука «набитая». Главное же — это подготовка шкурки.
Баранов режут в начале мая, до стрижки, в это время ворс — в самый раз. Овец разводят в селе и на принадлежащих тебекмахинцам кутанах в низменном Ногайском районе. Там находится один из крупнейших сельскохозяйственных производственных кооперативов в республике — 11 тысяч голов мелкого рогатого скота.
Если шкурок оказалось недостаточно, мастера докупают их на рынке в Хасавюрте по 130 рублей за штуку. Хороший мастер по шкурке сразу определит откуда барашек — выращенный в селе или в Ногайском районе, а может, в аварских или в лезгинских землях. Ошибаются редко.
Чтобы сохранить свежую шкурку, ее солят и наносят на нее специальный раствор. Если обработать плохо — вылезет ворс. Сушат шкуры под открытым небом.
Прежде чем приступить к шитью, шкуры замачивают в воде и через несколько часов пробуют поскоблить внутреннюю часть. Если поддается легко, приступают к следующему этапу: лезвием косы соскребают со шкуры остатки мяса и жир.
Дальше наступает время стирки. Стирают овчину ногами в горячей мыльной воде. Делают это на берегу речки Акуша, которую местные ласково называют Акушинкой.
Река извилистая, вдоль берега растут густые кусты облепихи и шиповника. За зарослями никого не видно, только слышны голоса — переговариваются мужчины, женщины, дети. Здесь же, на берегу, расставлены ржавые железные бочки для «мочки», закипает вода на кострах. Под кустом наспех брошенные резиновые сапоги и перчатки, другие аккуратно развешены на ветках — сушатся. Рассказывают, что летом тут много народу — чаще мужские компании, реже приходят семьи.
— Стирать — мужское дело, а женщины просто помогают. Мокрая шкура тяжелая, нелегко женщине справиться, — говорит тебекмахинец Али. — А дети что? Считай, на экскурсии.
Его жена Патимат рассказывает, что Али скоро уедет на сезон.
— Зовет с собой, но я сама не хочу — в селе лучше останусь с детьми.
Говорит, что не переживает вовсе. Это прежде не знали, как живут вдали родные, и ждали писем. А теперь — достаточно взять в руки телефон.
Стираные шкурки опускают в реку на деревянных досках, где поток воды промывает заготовки. Овчину надо постирать несколько раз. С каждой новой стиркой она все красивее — ворс «распускается». Остается перевезти ее домой и хорошенько просушить.
Из одной овчины обычно получаются две папахи.
Курбан берет выкройки и направляется к швейной машинке. Складывает прямоугольник из шкуры пополам и сшивает концы. Прилаживает получившуюся «трубу» к круглой «крышке» — и папаха приобретает узнаваемую форму. Эти же лекала идут на внутреннюю часть. Готовая подкладка напоминает мешочек, осталось соединить ее и внешнюю часть вместе.
— Теперь заготовку сажаем на деревянную болванку, — показывает Курбан.
Несколько поворотов рычагом — болванка расходится на две части и натягивает шапку. В таком положении папаха пробудет два часа.
Но это только часть работы, теперь ворс нужно хорошенько вычесать. Курбан ловко орудует тяжелым гребнем — вокруг ложатся комки белой шерсти. Хазинат соберет шерсть, сделает нити и свяжет носочки или забьет шерстью подушки.
Папаха готова, правда, пока неказистая. Курбан делает ей «укладку». Прямо как в парикмахерской: шерсть увлажняют с помощью распылителя. В воздухе цветочный аромат — кондиционер для белья делает ворс послушным, да и перебивает запах овчины. С мокрых прядей падают редкие капли. Теперь папаху нужно как следует «выпороть». Курбан вертит ее на руке, то и дело подставляя под удар сырые бока. «Завивка» завершилась. Как только ворс высохнет, процедуру повторят два-три раза.
Курбан работает с оптовиками. Клиентов находит через соцсети и «Авито». Папахи обычно берут партиями по несколько десятков сувенирные магазины и хореографические ансамбли из Дагестана, Москвы, Ростова-на-Дону, Томска и других городов. Иногда обращаются организаторы разных мероприятий.
— Чеченцы для участников авторалли в Грозном заказали 100 папах, весь коридор был в них перед отправкой.
Как-то заказали совсем крохотные папахи — на годовалого ребенка.
— В комплект к детским черкескам. Ни разу не видели такие? — удивляется Хазинат.
Оптовая цена одной взрослой папахи — 500 рублей, в магазинах такие стоят 1500 рублей и выше. Козьи дороже — оптом 800 рублей, на руки — до 3 тысяч.
— Цены я поднимать не стал, — говорит Курбан. — Спрос вырос — уже хорошо.
Первый наплыв заказов случился, когда готовился бой Хабиба Нурмагомедова с Тони Фергюсоном. Курбану позвонили из США и заказали 1000 папах.
— У меня столько не было, у всех родственников собрал и отправил товар в Москву, а дальше уже их люди переправили.
Бой с Фергюсоном тогда в очередной раз не состоялся, но поединок с подобранным вместо травмированного американца бойцом Элом Яквинтой все равно вызвал ажиотаж — количество заказов подскочило в 10 раз. Папахи снова поехали в США.
А потом все стихло. До боя с Конором Макгрегором.
— Сначала высоких продаж не было, пик пришелся на второй-третий день победы Хабиба. Получил срочный заказ, — вспоминает Курбан, — за сутки сшил 40 папах, вся семья помогала — весь дом в шерсти, всюду шапки. Они ведь мокрые — так не отправишь, нужно высушить. После победы Хабиба продал 300 папах.
Темные папахи тогда оставались некупленными, хотя черных овец в Дагестане считают особенными. Уверяют, что у них вкуснее мясо, а в шкурку черного барашка раньше заворачивали больного человека, чтобы скорее поправился. Но заказчики, говорит Курбан, просили белые — как у Хабиба.
— Молодец Хабиб, такую рекламу сделал. Если бы специально, то мы, наверное, ему и не смогли бы заплатить.