Пятигорский храм Христа Спасителя, исцеляющего расслабленного у Овчей купели, очень напоминает московский — и внешним видом, и историей. Как и храм Христа Спасителя в Москве, пятигорский был разрушен в 1930-е годы и заново отстроен уже в нынешнем веке. Вместе с собором восстановили и лежащую перед ним площадь — еще один символ города, утраченный в прежние годы. 14 декабря 2012 года патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм и совершил в нем первую божественную литургию.

Храм выстаивался после строительства четыре года. Так нужно, чтобы стены дали усадку. Четыре года прихожане ждали, что временные иконы заменит настоящая настенная живопись. И вот в прошлом году, 14 октября, в день, когда весь православный мир празднует Покров Пресвятой Богородицы, архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт совершил молебен на начало росписи кафедрального собора. Вместе со всеми молились и мастера-иконописцы.

Художники из ставропольской мастерской Вячеслава Пахомова не очень разговорчивы. На вопросы отвечают тихо, односложно, неохотно. Интересно, это они всегда такие? Или только здесь? Мол, в божьем доме много говорить не положено. За 18 лет, что действует мастерская, они расписали немало храмов, в том числе и Михайловский в Пятигорске. Но для Спасского собора придумали уникальный проект — во фряжском стиле. Готовились к нему целых два года: работали с архивами, изучали тонкости фряжского письма, делали эскизы. И писать придется не менее двух лет, а то и два с половиной.

В России последние достойные образцы фряжского письма были сделаны еще до революции. По словам Вячеслава Пахомова, они связаны с именем иконописца Ушакова. Несмотря на принятые в то время правила «писать иконы по древним образцам», он изобретал новые композиции, присматривался к западным образцам и к натуре, стремился сообщать фигурам характерность и движение. С его фрязи все и пошло.

Сам Вячеслав свою дорогу в храм вымостил краской и палитрой, лесами и резьбой.

— Изначально я был сочувствующим. Но жизнь так сложилась, что меня моя работа привела в храм. «Иди и делай», — сказало провидение. И я пришел. Потом и других привел.

Что же это за провидение такое? Вячеслав, не отрываясь от работы, спокойно продолжает писать лик Спасителя. Лики — высшая ступень в иерархии иконописцев и большое доверие. Лишь трое из иконописцев в бригаде удостоились такого права. Новичкам в основном доверяют орнаменты, на следующем этапе — можно и фигуру изобразить, а вот лик…

— Я еще учился в училище, в Строгановке. Как-то в Ставрополе зашел в Андреевский кафедральный собор. А там люди в шапках! Работают. Оказалось, турки. Я спросил у батюшки: неужто в России художников не нашлось? А он мне: а ты сможешь? Сказал — смогу. Так и пришел в первый раз храм расписывать. Взял с собой друзей. Ну, там работа не трудная была. Орнаменты в основном. Так и пошло.

В пятигорском храме художникам предстоит расписать около 3000 квадратных метров. Мазок за мазком, порой стоя на немыслимой высоте на качающихся лесах. 760 квадратов — в алтарной части, куда женщинам нельзя (а женщин в пахомовской бригаде пять). Зато за алтарь можно и художницам, и журналисткам. Потому смело обходим храм, и там, где алтарь заканчивается, взбираемся наверх — под самый свод. Не упустить возможности дотронуться… А может, позволят и свой взмах кисти оставить в истории? Пусть робкий и неумелый, но потом можно будет всем говорить: «Вон там, в той складочке святого одеяния, есть и мой след».

Краска заманчиво пахнет чем-то теплым и сладким. Ее, кстати, тоже отдельно освятили. Сложили банки в церкви и служили вокруг них молебен. Художники говорят, краски эти необычные — изготавливались по древней технологии и не утратят своей яркости в ближайшие три века. Но для этого мастерам тоже надо постараться и соблюсти несколько важных условий, в том числе температурный режим.

Чтобы роспись не пострадала от свечной копоти, в стенах свода проложена современная система вентиляции. Мелкие трещинки залатали, свод очистили до белизны, покрыли бязью на мездровом клее, зашпатлевали меловой шпатлевкой — чтобы поверхность не трескалась, но дышала. И началось преображение. Медленно, но верно, словно по волшебству, из-под кисти выходят образа. Сюжет росписи — евангельские свидетельства чудес, которые в своей земной жизни творил Спаситель. Три сцены чудес уже одобрены владыкой. Над четвертой пока работают.

На лице Ольги Глазуновой (как и на лике Иисуса) — сосредоточенность. Спаситель всматривается в лица мастеров, мастера внимательно всматриваются в свою работу. Иисус действительно как живой. И очень красивый. Даже неудобно как-то вопросы при Нем задавать. И все же решаюсь.

— На вас повлияла ваша работа?

Ольга молчит. Думает или не слышит? Нет, слышит. После раздумья отвечает:

— Конечно повлияла. В корне поменяла. Это — другое качество жизни. Я 15 лет расписываю храмы. Здесь же, в команде Пахомова, и судьбу свою встретила. В нашу жизнь вошло христианство. Мы стали совсем по-другому жить. Более наполненно, что ли. Понятнее.

Ольга продолжает писать тени в складках плаща Иисуса. Позже придут позолотчики и добавят фрязи блеска. Вот тогда все засияет! Много золота — отличительная черта фряжского письма. Его много и в начале работы: золотятся фоны так называемым вареным золотом, орнаменты, а потом в ход пойдет золото сусальное — тончайшая работа.

В команде Пахомова, по словам мастеров, нет споров и конфликтов. Когда сюда берут новичка, сначала проверяют на профессионализм. А потом — на характер. Личные качества художника не менее важны. Здесь естественным образом складывается иерархия мастерства.

— У каждого человека свое предназначение, — говорит Пахомов. — Мы понимаем, что это — наше. Мы это можем, значит, мы должны.