— Детство я провел в селе Краснокумское Ставропольского края. Там очень красиво: Подкумок впадает в Куму, вокруг степь, пойменный лес — есть совершенно непролазные места, недаром расположенный неподалеку заказник назвали «Дебри». Конечно, мой первый интерес к природе, к ее тайнам — оттуда. Я набирал в банку воду из лужи с головастиками и не мог понять, куда же они потом исчезают и откуда берутся маленькие жабы.
Тогда же я «заболел» динозаврами. В 1993 году появился «Парк Юрского периода» Спилберга. Кинотеатры к началу 90-х уже вымерли, как те же динозавры, и кассету с фильмом мне подарили на день рождения. Фильм произвел на меня неизгладимое впечатление.
За ним последовала прекрасная книга палеонтолога Ирины Яковлевой «След динозавра». До сих пор помню эти иллюстрации! А первая постсоветская детская энциклопедия «Что такое? Кто такой?» поразила до глубины души сообщением о том, что на Ставрополье, прямо у меня под боком, в Георгиевском карьере, нашли скелет ископаемого южного слона, прародителя мамонта, который жил 1 миллион 800 тысяч лет назад!
Но в нашем селе динозавров не наблюдалось, и поэтому я решил изучать их ближайших современных родственников — амфибий и рептилий. В ирригационных каналах и около них во множестве водились ящерицы, черепахи, ужи, тритоны.
В первом же классе я познакомился с учительницей биологии Лидией Сергеевной Уфимцевой. Она была увлеченным натуралистом, прекрасно рисовала, писала стихи и могла «заразить» биологией любого. Заметив мой интерес, она подарила мне две книжки по биологии (я до сих пор их бережно храню), давала определители, руководила моими первыми научными изысканиями. Наша работа «Антропогенное воздействие на амфибий и рептилий села Краснокумского» заняла призовое место на экологическом конкурсе ученических работ в Кавминводах. Я описывал в ней как раз те самые каналы, которые люди заваливали мусором, отчего количество и разнообразие животных стремительно сокращалось.
А еще одним губительным фактором стали… кошки. Можно сказать, кошачьи — вершина эволюции, идеальные убийцы. В доисторическую эпоху крупные кошки были одним из главных источников опасности для человека. Вероятно, этим и объясняется наше сегодняшнее к ним отношение — как к достойному врагу. Так вот, пушистые любимцы уничтожают не только мышей, но и многих других мелких животных. Настоящие терминаторы.
— После школы я, как победитель Всероссийской олимпиады по экологии, мог без экзаменов поступить в любой вуз России. Выбрал Ставропольский университет. Почему? Благодаря тому самому найденному в Георгиевском карьере южному слону — Archidiskodon meridionalis Nesti в ставропольском музее! Уже на втором курсе я устроился туда работать. Там уникальная экспозиция, потрясающие природные коллекции, которые остались от создателей музея — Григория Прозрителева и Георгия Праве.
В качестве научного сотрудника я водил экскурсии, участвовал в экспедициях, часть из них была посвящена поиску давно вымерших животных. И хотя следов динозавров на Северном Кавказе практически нет, я все-таки реализовал свою детскую мечту, откопав немало интересного: окаменелые останки 12 животных, в числе которых сарматские киты, тюлени и черепахи (10−13 миллионов лет назад Кавказ был островом в Сарматском море). Апогеем стал второй южный слон — мы откопали его осенью 2007 года. Представьте, таких слонов в мире всего пять, и два из них — в Ставрополе! С тех пор за этим городом прочно закрепилась слава родины слонов. Экспедиция эта незабываема: подобрался очень хороший коллектив под руководством известного палеонтолога Анны Швыревой.
— С экспедициями я побывал во многих уголках Кавказа. Конечно, это уникальный регион. Нет второго такого места в мире, где бы ты мог за несколько часов пересечь несколько природных зон: из Прикаспийской полупустыни с барханами, с типичной азиатской флорой и фауной, попасть в луговую степь, где до 30 видов растений на одном квадратном метре, оттуда — в предгорья с лесостепями, в широколиственные дубовые и буковые леса, которые сменяются хвойными, субальпика переходит в собственно альпийские луга, а те, в свою очередь, — в пояс ледников. Если сравнивать, например, с Гималаями, то там разные ландшафты растянуты на огромные расстояния, а на Кавказе все сжато до предела, сконцентрировано на небольшом участке. Кавказ — такая пограничная зона между мирами, здесь Европа и Азия не то что сталкиваются, а переходят одна в другую, сосуществуют.
Кавказ обладает огромным биоразнообразием, однако сейчас оно находится под угрозой. Более того, Кавказ — единственный регион в России, который вошел в список «горячих точек» биоразнообразия планеты: это районы, где видовое богатство существенно превышает средний уровень, где обитает большое количество редких и исчезающих видов. В основном, конечно, угроза их существованию исходит от человека.
Так, переднеазиатский леопард, он был широко распространен на Кавказе еще в XIX веке, к середине прошлого века был практически уничтожен. Охотники и браконьеры убивали не только хищников, но и копытных, которыми леопард кормится. Сейчас Всемирный фонд дикой природы занимается реинтродукцией леопарда, выпуская в дикую природу животных, выращенных в Центре разведения и реабилитации. Однако будет ли этот проект успешным? Леопардам нужна территория гораздо более обширная, чем Кавказский биосферный заповедник, и большая кормовая база.
— Даже в заповедниках животные не могут чувствовать себя в полной безопасности. О какой охране природы можно говорить, если напротив бархана Сарыкум, который входит в состав заповедника «Дагестанский», с начала 80-х и до сих пор разрабатывается песчаный карьер! За последние 30 лет высота бархана сократилась более чем на 20 метров! «Кусок пустыни» посреди глинистой степи с уникальной среднеазиатской флорой и фауной под угрозой исчезновения…
Особый вопрос — это санатории и курорты на территории заповедников. В советское время была разработана балльная система эстетической оценки местности и ее влияния на психическое состояние человека. И поскольку самые красивые места с целебными источниками и чистым воздухом, как правило, находились в заповедных местах, там появилось множество здравниц и баз отдыха. Это несовместимо с охраной природы. Так, например, в Тебердинском заповеднике канатные дороги пересекают миграционные пути копытных, хищников.
А ведь заповедник — это эталон, мера весов, существующая, чтобы нам было с чем сравнивать сегодняшнее состояние окружающей среды. В ядре заповедника вообще не должна ступать нога человека, посещать можно только экологические тропы и только с гидом. Здесь не должно быть неконтролируемого туризма!
Помните рассказ Брэдбери «И грянул гром»? Его герой наступил на бабочку во время путешествия в мезозойскую эру и вызвал глобальные изменения в мире. Вот цитата в тему: «Наступите на мышь — и вы оставите в Вечности вмятину величиной с Великий каньон… Так что будьте осторожны. Держитесь тропы».
Каждый регион России должен обязательно иметь заказники, национальные парки, заповедники — это основа устойчивого развития территории, гарантия того, что мы не уничтожим все вокруг и себя в том числе.
— Меня часто спрашивают, не опасно ли сейчас ездить в экспедиции, особенно на Северный Кавказ. Ну, во-первых, мы не ездим в те места, где идут какие-то военные операции. Во-вторых, кавказцы до сих пор относятся с уважением к ученым. Лучший пропуск здесь, как говорит один мой старший коллега, — это корочка Союза ученых Санкт-Петербурга. В средней России такого нет. А на Кавказе тебя приютят, накормят, всегда найдется краевед-любитель, который расскажет и покажет, а мальчишки с радостью будут помогать ловить ящериц или лягушек.
Мне кажется, ученый в сознании горцев, с одной стороны, такой чудак-Паганель, несерьезное существо, которое не пашет — не сеет, поэтому надо о нем заботиться, всячески опекать. С другой стороны, еще бабушки и дедушки многих местных жителей были неграмотными, и человек, который умел читать-писать, всегда высоко котировался среди сельчан.
— В Зоологическом институте в Санкт-Петербурге, где я сейчас работаю, находится один из самых больших зоомузеев в мире. В нем представлена только современная фауна. Мамонты (символ Санкт-Петербургского Зооинститута и Зоомузея) тоже в нее входят, поскольку вымерли всего 3,5 тысячи лет назад. Экспозиция музея — более 30 тысяч экспонатов, причем некоторые куплены еще Петром I у натуралистов Западной Европы. В музее уникальная коллекция мамонтов, прекрасно представлена мамонтовая фауна: эласмотерий, первобытный бизон, шерстистый носорог, гигантский олень, пещерные медведи — всего не перечислишь! Надо идти и смотреть.
Вообще одна из функций науки — беречь и сохранять. В советское время, как бы его ни ругали, в науке была преемственность, были школы, традиции. Финансовая поддержка государства позволяла ученым заниматься своим делом, не отвлекаясь на мысли о деньгах. А сейчас, если у тебя нет гранта, ты не сможешь поехать в экспедицию, на конференцию, не сможешь приобрести оборудование… Но гранты даются не пожизненно, а на определенный срок, после которого ты опять остаешься у разбитого корыта. Многие молодые специалисты не выдерживают такого образа жизни и уходят из науки. Нарушается преемственность поколений, мэтрам некому передавать свой опыт.
На геологическом факультете закрылась кафедра палеонтологии, существовавшая более 90 лет; на биологическом факультете закрылась кафедра энтомологии: нет студентов. К сожалению, современный ученый — во многом аскет, подвижник. Ты будешь заниматься наукой, только если не сможешь жить иначе.
Это очень печально, особенно когда перед глазами — успешный опыт китайских коллег. Благодаря поддержке государства они сделали колоссальный шаг вперед, выбившись в мировые лидеры по научному прогрессу, публикациям, открытиям в самых разных областях.
— Конечно, организация научной деятельности в России в целом и Академия наук в частности требует реформы. Но пока она свелась к тому, что управление наукой, решение вопросов отдали чиновникам из Федерального агентства научных организаций. Понимают ли они цели и задачи фундаментальной науки? Мы не знаем. Бюрократия увеличилась в разы, а воз и ныне там… Вместо того чтобы прислушиваться к ученым, чиновники указывают им их место в «пищевой цепочке». А ведь важнейшая функция науки — удерживать общество от неверных шагов и предсказывать их последствия.
К сожалению, это не всегда удается, нередко торжествует невежество. Человек, не вооруженный научными знаниями, — страшное явление. На Кавказе, например, была практически уничтожена дрофа. До активной распашки степей в первой половине XIX века, по рассказам казаков, кибитка не могла свободно проехать — так много было в степи птиц. Сейчас же это очень редкий, исчезающий в дикой природе вид. Основные причины вымирания — неконтролируемая охота, распашка степей, использование их под выпас скота и как следствие — изменение ландшафтов. Рядом с полями разбрасывали отравленные зерна для грызунов, от которых погибали и дрофы. Более того, истреблялась вся степная фауна: на съевших отраву птиц и грызунов нападали хищники — орлы, ястребы, которые, в свою очередь, тоже массово умирали. Хищные птицы в советское время и так были объявлены вне закона, их отстреливали охотники, количество их стремительно сокращалось. А без хищников хиреют популяции жертв. Круг замкнулся.
Для кого-то, наверное, смешно прозвучит название моей сферы деятельности — «специалист по скальным ящерицам». Какие такие ящерицы? Зачем они нужны? Пренебрежительное отношение к фундаментальной науке может стать причиной катастрофы. Мой старший коллега Николай Люцианович Орлов, ученый с мировым именем, будучи во Вьетнаме, описал новые виды и рода гекконов, а когда вернулся через несколько лет, ни гекконов, ни мест их обитания уже не было: тропический лес вырубается с огромной скоростью под плантации кофе. Николай Люцианович не пьет кофе…