В середине августа в центре Ставрополя, на Крепостной горке, появилось 10 огромных бесформенных камней — каждый весом от 5 до 10 тонн. Местные жители удивлялись недолго — вскоре сюда пришли скульпторы с перфораторами и болгарками, которые за месяц превратили глыбы в парковые скульптуры. Ко Дню города, 17 сентября, работы были готовы.
— Здесь два вида камня. Желтый — это песчаник, его доставили из города Шахты Ростовской области. Серый — ракушечник с каменоломни в Пелагиаде, есть такое село недалеко от Ставрополя. Камни мы брали подходящие, но скульпторы в их выборе не участвовали. Только для одного скульптора пришлось поехать за новым камнем: его идея требовала определенной формы, — рассказывает Сергей Паршин, председатель краевого ставропольского отделения Союза художников и организатор скульптурного симпозиума.
Сам он живописец, ваянием никогда не занимался. Говорит, много путешествовал по России и Европе и мечтал, чтобы в Ставрополе появилось больше малой архитектуры. В этом году выиграл грант в 5,2 миллиона рублей от Минкультуры России на проведение симпозиума.
Эти деньги пошли на оплату проживания и питания участников, организацию мастерской под открытым небом, закупку и перевозку материалов, продвижение события и культурную программу. Участники — молодые, до 40 лет, скульпторы из России, Грузии, Греции и Беларуси.
— Я считаю, что Ставрополю не хватает парковых скульптур! Здесь их практически нет. Если про другие города… Вершина архитектуры — Санкт-Петербург. А самый интересный пример — Элиста в Калмыкии. Еще лет 20−25 назад там мало что могло заинтересовать туриста. А потом власти города стали устраивать скульптурные симпозиумы — их прошло не меньше двадцати. Представьте, с каждого симпозиума в городе остается минимум 10 скульптур. И сегодня это один из самых интересных городов в стране по малым архитектурным формам. Работы с нашего симпозиума тоже останутся в Ставрополе. Некоторые из них, думаю, станут узнаваемыми символами города, — объясняет свою идею Сергей Паршин.
На Крепостную горку скульпторы приезжали в 10 утра, а уезжали в 6−7 вечера. Пару дней заняла культурная программа — поездки в Кисловодск и Карачаево-Черкесию.
Завтрак, обед и ужин им привозили на место работы — в ланчбоксах. Вместо столовой — небольшая палатка, там же пили чай и хранили инструменты. Мастерская располагалась под открытым небом, но в дождливые дни натягивали тент.
Участники говорят, что на некоторых симпозиумах организаторы дают тему работ, но в Ставрополе — полная свобода творчества. В результате появились: созерцающий скиф; арка с ангелами, задуманная под свадебные фотосессии; загадочная фигура, автор которой держит ее смысл в тайне, и многое другое.
— Я придумала название своей работы в предпоследний день. Утром проснулась и поняла: «Шорох». Это женщина, она услышала шорох и встревожена — напряглась и прислушивается. Примерно такие эмоции.
Задумка у меня родилась еще до того, как я увидела камень. Как запасной вариант была женщина-крестьянка со стогом сена, но мы ведь всегда отталкиваемся от камня. Бывает, приходишь на площадку с одной идеей, а видишь камень и понимаешь: нет, не подходит. Зато может сразу возникнуть новая задумка. Можно приходить вовсе с «пустой» головой и смотреть на материал.
Я часто бываю на симпозиумах в разных российских городах. На прошлом, в городе Шахты, мы работали вместе с мужем. Делали скульптуру Петра и Февроньи. Это была заданная тема, кажется приуроченная ко Дню семьи, любви и верности.
Мне нравится работать на таких мероприятиях, потому что мы, скульпторы, обычно выполняем частные заказы. Это мастерство, но не искусство. Здесь же есть простор для творчества.
Работа вредная, врачи советуют нам пить больше молока — как на вредном производстве.
Обычно я работаю в станковой скульптуре — это небольшие фигуры для интерьера. Люблю делать скульптуры людей.
Прохожие часто подходят, наблюдают. И все спрашивают: «А что это?» Такой вопрос простой… А ты думаешь: «Так, а что это? Как объяснить?» Когда делаешь скульптуру на заказ — объяснить легко, а когда работаешь над своей идеей — сложнее.
Может, поэтому художников и скульпторов считают чудаками. Но по мне, нет чудаков, есть люди с нестандартным мышлением.
Я работаю в паре с моим другом Арчилом — мы вместе учились скульптуре в Петербурге. Тандем сложился давно, мы всегда обсуждали творческие идеи, но совместная работа — первая. Надеюсь, что не последняя — у нас колоссальные планы. От слова «колосс» — хотим создать чудо света.
Скульптура, которую мы делаем здесь, — монументальная. Два ангела и арка между ними. Высота — 2,6 метра. Мы специально придумали парковую скульптуру, которая хорошо впишется в городскую среду. И место нашли. Это сквер в центре, недалеко от Крепостной горы. Сейчас он пустует, там мало людей. А мы придумали, как сделать этот скверик людным, дать ему имя… Конечно, Сквер Ангелов — это громко сказано, но хочется, чтобы люди говорили: «Где встретимся? Там, где сквер с ангелами». Или приезжали туда на свадебные фотосессии.
Ставрополь — мой родной город, хотя я учился и жил в Петербурге. Там у меня были заказы, можно было остаться жить и зарабатывать, но так вышло, что Ставрополь меня очень благодарно принял. Сегодня у меня в городе много узнаваемых работ, которыми я горжусь.
Самая известная, наверное, мемориал к 70-летию Победы. А вообще, меня заметили в городе после того, как я сделал звезду рядом со Следственным комитетом. Потом в краевой больнице я ставил мемориал медикам Ставропольского края, погибшим в Великую Отечественную войну.
Заказы от коммерческих фирм тоже интересные. Например, я делал памятник пивовару, он стоит во дворе пивзавода в Ипатово. Там, правда, не совсем пивовар. Вышел такой худой интеллигентный гурман — любитель пива.
Здесь я доволен заказчиками: мне доверяют как профессионалу, я спокойно работаю, мне не нужно объяснять каждый свой шаг, много самостоятельности в идеях.
Показываю ли я свои скульптуры девушкам? Вроде: «Смотри, это я сделал» — не получается! Они стоят в таких местах — не прогулочных. Когда мимо проезжаю, могу, конечно, показать, но это не так часто…
Забавный случай здесь был — пришел на площадку молодой парень. Полдня ходил, наблюдал, сказал, что тоже хочет делать скульптуру.
Мы дали ему инструменты и камень — то лишнее, что осталось от наших скульптур. Он поработал один день и исчез, видно, тяжело ему было.
Говорят, скульпторы, художники — это интеллигенция. А в реальности, когда берешься за камень, чувствуешь себя чернорабочим.
Сейчас я живу в Петербурге, а мой родной город — Сухуми. У меня, можно сказать, семейная династия, отец и братья — художники. Кроме скульптуры занимаюсь росписью.
В Грузии, к сожалению, пока нет моих скульптур. Очень хочется. Есть в Армении, в Гюмри.
Почему ангелы?.. У нас с Иваном есть амбиции — хотим делать узнаваемые, вечные, знаменитые работы. Думаю, эта работа будет узнаваемой в городе. У меня хватает частных заказов, но хочется делать что-то для широкой публики.
Бывало ли, что я отказывался от заказа? У нас это происходит так: называем очень высокую цену. Однажды появился заказчик, хотел маленький бюст Нельсона Манделы — для подарка. А мне было так скучно это делать, я сказал: 150 тысяч рублей. Он не перезвонил. И хорошо, ведь пришлось бы делать!
Заказы, которые не нравятся, отнимают столько времени, что сто раз пожалеешь. Я был студентом и решил подработать вместе с одногруппниками для модного брендового магазина. Они креативно подходили к оформлению витрин и заказывали разные фигуры из пенопласта: единорогов, слонов, зайчиков. Вот взялся я за такого зайчика — и делал несколько дней. Нормальное время на эту работу — пара часов. Мои друзья уже штук 15 зайчиков сделали. А я заставлял себя. Мне было легче двухметрового атлета вырубить из камня, чем сделать этого зайчика.
Еще я не возьмусь за ледяную скульптуру. Красиво, интересно, но я не могу представить, что моя скульптура растает! Моя работа исчезает — ужасно!
Про заказчиков. Нам, скульпторам, легче, чем дизайнерам, — обычно заказчики даже не пытаются делать вид, что разбираются в скульптуре. А вообще, это большая проблема наших друзей — дизайнеров, художников, скульпторов. Они умеют делать, но не умеют договариваться. Я считаю, что мы с Иваном умеем договариваться с клиентами. У меня были случаи, когда я переубеждал.
Реальный пример. У заказчиков были две небольшие классические греческие колонны с капителями. И они хотели поставить на них мушкетеров. Увидели подобное во Франции и загорелись. Но я их убедил — объяснил, что это разные стили и надо сделать два античных портрета. Это были древнегреческие собирательные образы. Они согласились.
Понятие моды и в скульптуре, и в повседневной жизни сейчас расплывчато. Посмотрите, в чем ходят люди на улицах, — эклектика. Примерно так и в скульптуре. Есть мнение, что в тренде кинетика — движущиеся объекты. Но такие скульптуры, которые в тренде, дают представление только о духе времени. Да, на эту фигуру посмотрят потомки и все поймут о нашем времени. А есть вечное искусство. То, что понятно без привязки к эпохе.
Моя мечта — делать такие работы — монументальные, вечные, вне моды и времени.
Моя работа называется «Созерцающий». Это скиф из нартской мифологии. Что он делает… Он присел, налил себе вино в рог и созерцает. Можно сказать, отражение меня. Я люблю созерцать, наблюдать.
Камень, с которым работаю, я сам нашел на каменоломне недалеко от Ставрополя. Нам привезли камень, но он мне не подошел по форме и размеру, и я поехал искать. Это была целая операция — он лежал в озере, которое образовалось в каменоломне. Глубина небольшая, но лазить там было неприятно.
Я выполнял свою работу в стиле осетинской скульптуры. Осетинская школа — одна из самых известных в мире. Этот стиль узнаваемый. Во-первых, он формалистичный: это значит, что объекты не четко прорисованы, а изображены в форме, например в круге. Во-вторых, мы изображаем персонажей нартского эпоса — скифов, сарматов. Кстати, и грифонов, хотя наш коллега из Петербурга делает здесь грифона в другом стиле — не осетинском. Еще мы часто используем национальный орнамент.
В нашей республике много скульпторов и художников. Есть скульпторы с мировым именем. Они, правда, чаще работают в Москве. А все началось с талантливого скульптора-самоучки Сослана Едзиева из Дигории, который носил к себе в мастерскую камни с гор и делал шедевры. Это было, наверное, сто лет назад. Можно сказать, он положил начало нашему направлению.
Я, кстати, тоже иногда беру в Дигории камни для своих работ. Там у моей семьи есть небольшой домик, где я отдыхаю и ищу вдохновение. Сам живу в Беслане, работаю во Владикавказе. А в Дигории есть хороший доломит. Только, бывает, приглянулся камень, а у него неподъемный вес.
Мой путь в профессию начался еще в детском саду. Воспитательнице понравились мои фигурки из пластилина, и она убедила маму отдать меня в художественную школу. В школе я учился керамике и понемногу пробовал делать скульптуры. В 10 лет сделал бюст Косты Хетагурова. Он до сих пор стоит у меня дома, и, знаете, это хорошая работа. Без приставки «для ребенка». Я вложил туда много души.
У меня точно больше 100 выполненных работ. Я не считаю частные заказы — их много. Работаю в бронзе, камне, дереве, пластике. Чаще всего в бронзе.
Я сделал несколько скульптур для Владикавказа. А моя любимая работа — бюст Феликса Цалихова в Беслане. Там я вышел за рамки — бюст подразумевает голову и торс, а я сделал ему руки. И он получился задумчивым и глубоким. Хотя, казалось бы, — просто работа в городской скульптуре… Но в ней я показал все, что умею. Не осталось нераскрытого потенциала.
Скульпторы, в отличие от художников, совсем не бедные люди. Если скульптор много работает, не ленится, то может позволить себе многое. В частности, покупать мастерские в разных городах… У многих скульпторов есть такая мечта — мастерская в месте, где хороший камень. Я мечтаю о мастерской в Италии — там лучший мрамор. Микеланджело работал с итальянским мрамором — он идеально белый, не сравнится с нашим уральским.
Свою жену я тоже покорил скульптурой. Когда она была моей невестой, я сделал для нее вещь — небольшой гипсовый рельеф — роза, раскрашенная яркими красками. И надпись — признание в любви на итальянском языке. Она знала и любила итальянский язык, я хотел произвести впечатление, только ошибся — пропустил там одну букву. Мы все равно храним эту вещь.
Какая у меня скульптура? Из песчаника. Почему все хотят знать, что это? Это тайна. Люди подходят, спрашивают, ищут смысл — разные версии были: луна, планета, астероид, метеорит, яблоко. Один наш скульптор решил, что это обратная сторона луны. Где вы видите женские губы? Разве они женские? Надо доработать…
У нее есть название — «Отражение». Это аллегория, но мысль не расскажу. Может быть, только дома. А в принципе, каждый видит, что он хочет.
Я хочу, чтобы моя скульптура стояла в парковой зоне, она хорошо впишется в такое пространство.
Моя последняя проданная работа называлась «Корональный выброс». Такая пирамида с болтами и гайками. Я делал ее не на заказ, а по своей идее, один раз выставил в Минске, и ее купили. Нет, не дорого — тут нечем хвастаться. В Беларуси хватает скульпторов, а заказов мало. У нас там сейчас тяжелые времена.
Мечта? У меня есть одна задумка — из дерева. Уже есть материал, надо только начать. Вот о таких работах я точно ничего не рассказываю. А то есть скульпторы, которые еще на подошли к материалу, а уже всем рассказали, какую гениальную скульптуру придумали. И еще у меня есть несколько незаконченных работ в мастерской — из дерева, пластилина и гранита.