Спецоперация по дереву

На въезде в селение Унцукуль — полицейский кордон со шлагбаумом. Молодой сотрудник переписывает в клетчатую тетрадку номера паспортов.

— Зачем едете?

— Изучать насечку металлом по дереву.

— Что-что? — удивленный, непонимающий взгляд.

Приходится объяснять: уникальный промысел, которого больше нет не только в Дагестане, но и во всем мире. Даже в самом названии селения чудится перезвон старинных молоточков.

Реакция стража порядка объяснима. В республике Унцукульский район известен скорее не мастерами, а контртеррористическими операциями в неспокойных аулах. Традиции бунтарей, как и традиции ремесленников, уходят в далекое прошлое: здесь родились и революционный комиссар Махач Дахадаев, в честь которого названа столица республики, и даже сам имам Шамиль. Беспокойные аварцы часто поднимались против российского правительства — и в то же время активно торговали с русскими офицерами.

Вот только табак в селении купить теперь непросто. А спиртное и вовсе не достать — после того как неизвестные сожгли магазин, торговавший алкоголем.

«У стариков были другие руки»

Дмитрий Трунов в книге «Дагестанские умельцы» рассказывает о легендарном «американце» Магомеде Юсупове, прославившем унцукульские изделия на двух континентах. Этот предприимчивый адъютант командира Дагестанского конного полка сначала торговал с русскими в Тифлисе, но этого ему показалось мало. В 1897 году он отправился в Европу и быстро наладил поставки во Францию и Британию. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже артель Юсупова заработала 30 000 рублей — по тем временам огромную сумму.

Через четыре года Магомед вместе с помощниками и вовсе отправился в далекую Америку. На выставке в Сент-Луисе за колоритными горцами в папахах и черкесках ходили толпы зевак. Рассказывают, что как-то раз в Вашингтоне один из унцукульцев впервые увидел живого крокодила. От удивления он разинул рот, и расписная трубка упала в бассейн прямо перед хищной пастью. К восхищению случайных зрителей аварец бесстрашно спрыгнул вниз и спас любимую носогрейку. На родину артельщики вернулись лишь через десять лет и еще долго развлекали соседей невероятными историями о дальних странах.

Сколько в этих байках правды, а сколько — буйной кавказской фантазии, мы вряд ли узнаем, зато доподлинно известно, что спустя полвека, в 1958 году, достойные наследники Магомеда Юсупова взяли серебряную медаль Всемирной выставки в Брюсселе. В Москве же с работой унцукульских мастеров легко познакомиться в Историческом музее. Там на столе Ленина стоит подарок дагестанцев вождю революции — чернильница из абрикосового дерева с мельхиоровой насечкой. Видимо, она показалась Ильичу более удобной, чем воспетая Зощенко непроливашка из хлебного мякиша.

— Э, брат, какие мы умельцы! Настоящие мастера все давно ушли. Остались — так, типа меня, — смущенно машет рукой Гусейн Гасанов. Он работает с унцукульской насечкой почти сорок лет. — Куда их только не приглашали! А меня — так, по мелочи: в Турцию, в Оман… 34 дня я у арабов провел, общался с мастерами-рукоприкладниками. Даже больше, чем планировалось. У них деревьев мало, вот они и не понимали, как можно с древесиной такое вытворять…

Настоящий мастер разговаривает с деревом

Гудит мотор, сладко пахнет лесная груша. Ароматные опилки охватывают Гусейна, словно снежная буря.

— Что ты нам говоришь? — любовно спрашивает мастер у болванки, зажатой в токарном станке. — Продолжать или хватит?

Детские огромные глаза влажно светятся на темном морщинистом лице, словно солярные знаки на унцукульской вазе. Он склоняет седую, коротко стриженную голову к деревяшке и вдруг кивает, будто она ему и вправду шепотом подсказала правильное решение.

Дерево в Унцукуле используют вкусное, плодовое — груша, абрикос, боярышник, орех… Ветви прочного кизила почти неотличимы от красного дерева, но слишком тонки, так что годятся лишь на трости. К счастью, спрос на них не слабеет с позапрошлого века, только на смену модникам-офицерам пришли мусульмане, по примеру арабов считающие, что солидный человек должен опираться на палку.

— В нашем искусстве трость как хлеб, — говорит Гусейн. — Она всегда нужна.

Когда болванка шепчет мастеру, что она уже готова, он высвобождает ее из тисков и наносит карандашом схему будущего орнамента. Его элементы — «улица», «птичий след», «мышиный хвост» - так же уникальны, как и сам местный промысел.

Процесс насечки выглядит просто. Линии и точки рисунка прочерчиваются штихелем. В надрез аккуратно вставляется кончик мельхиоровой ленты, в наколы помещают куски проволоки. Все они тут же отрезаются кусачками и забиваются особым молотком, рукоять которого тоже испещрена унцукульскими узорами. Отдельно высверливаются отверстия для круглых вставок, они бережно хранятся в пластиковом пузырьке из-под лекарств. Их укрепляют особыми проволочками и клеем. Вот и все. Осталось повторить эту операцию десятки тысяч раз, не забывая порой погружать штихель в воск, — и узор будет готов. Говорят, что качественная роспись одной трости требует 35 000 движений. В работе участвует вся семья мастера — и жена, и дети. Готовые изделия шлифуются, покрываются темным лаком и подвешиваются в особой комнате. Парящие в воздухе под странными углами трости, кинжалы и вазы напоминают картины сюрреалистов.

Вечные ценности здесь делают целыми наборами, по 15−20 штук. Индивидуально мастерят хиты нашего времени — вазы и всевозможные подарки: для чиновников — с двуглавыми орлами, для имамов — с сурами Корана или 99 именами Аллаха. Один джигит даже заказал унцукульский узор для пистолетной кобуры.

Продолжение следует?

Фабрика в Унцукуле уже несколько лет закрыта. В ее возрождение мало кто верит. Вновь, как и пару веков назад, мастера-одиночки неспокойного района изготавливают на дому сувениры для богачей и офицеров — только не царской армии, а ФСБ. Появится ли новый Магомед Юсупов, который вернет аулу мировую славу?

— Мало у меня учеников, но хоть кто-то есть. Нельзя, чтобы это закончилось на мне… — мальчишеский взгляд Гусейна мгновенно становится серьезным. — Молодежь уезжает в город, но не всем дано бизнесом заниматься. Иной возвращается обратно весь в долгах, деньги просит. Зачем рисковать, когда можно своим ремеслом семью кормить — да так, что люди тебе только спасибо скажут? Пусть приходят, я буду рад и помогу любому. Хочу, чтобы они осознали: главное богатство — то, что ты умеешь. Деньги могут украсть, дом может сгореть, а оно, что бы ни случилось, никуда не денется.