Великое чайное сражение

Чай в Дагестане любят всюду. На улицах Махачкалы и в зеленых двориках селений дымят старинные самовары с медалями на латунных боках. Все знают, что кипяток из них — самый вкусный, не сравнить с приготовленным на электричестве и газе. Каждый район рассказывает о чае свои небылицы и молчит о своих тайнах правильной заварки. Но жители горного села Согратль уверены, что ценят этот напиток немного больше, чем остальные дагестанцы.

— Заходишь домой — автоматически чай наливаешь, — говорит директор сельского музея Гамзат Омаров. — И пить мы его умеем. Правильный чай должен быть пенистым, как пиво.

Где мастерство, там и состязания в нем. Три года назад согратлинский конкурс чаепития показали по федеральному телеканалу. А в этом году фестиваль горного чая прошел здесь с подлинным размахом — с палатками, играми, журналистами. Звали даже чайных экспертов из Москвы, но они до гор не добрались. «Струхнули! — усмехнулись согратлинцы. — Куда этим москвичам супротив наших чемпионов! Налей им тридцать чашек — они просто лопнут. А все туда же, о чае судить…»

Чайный сомелье и его овцы

Первый любитель благородного напитка нашелся еще на подступах к Согратлю. Высоко в горах пастух Хамзат варит у крошечной синей палатки хинкал и, конечно же, греет на костре закопченный по самую крышку чайник.

— Когда смотришь с дальних гор на море, воды не видно. Она светлая, с небом сливается. Но под верхним солнцем горит второе, морское, — говорит Хамзат. На нем щегольская, хотя и помятая синяя рубашка и надвинутая на лоб кепка с эмблемой Adidas.

Он тщательно моет руки под самодельным умывальником из воткнутой в землю палки и пластиковой бутылки. В таких полторашках здесь носят воду и хранят еду, из них мастерят десятки полезных вещей. Пастух говорит, что в прежние времена с радостью бы отдал за нее целого барана.

Одну «хинкалину» Хамзат отправляет в рот, другую кидает собаке. Она жадно ловит ее на лету.

— Мы любого гостя готовы принять, хоть русского, хоть иностранца!

В доказательство пастух тут же переходит на немецкий язык. Когда-то Хамзат служил в ГДР.

Овцы на склоне похожи на перья из разорванной подушки. Крышка чайника дребезжит, и согратлинец достает из палатки заварку.

— Мы ерунды не пьем! — пастух гордо взмахивает двумя подарочными жестянками. — Не смотри, что гнутые. Ишаки подрались, помяли. Главное, лист внутри отборный. Но даже если он закончится, плакать не станем. Погляди, чай здесь повсюду. Тмин, мята, чабрец, зверобой, шиповник…

Тайны капитана Гаджимурада

В кафе «Андалал» с четырех утра пятницы готовятся к приему гостей. Тихо жужжит невиданная мельница с кучей рычагов для настройки. В ведро брызжет темно-коричневый урбеч из фундука.

— Каждая струйка — пятьдесят рублей! — гордо восклицает Гаджимурад, хозяин кафе.

Он восседает на ржавом тракторном сиденье с загадочной надписью «Классенъ & Нейфельдъ». Капитанская фуражка сдвинута на затылок, в руках — регулятор медицинской капельницы с маслом, трубка которой уходит за жернов.

— Каждые пять секунд — ровно одна капля. Хирургия! Если ты в Дагестане увидишь такую же белую чистую мельницу, я тебе эту подарю. За час сорок литров урбеча делает! Четыре таких в Италию отправил — и больше продавать не собираюсь. Каждую деталь сам придумал. И систему обжарки изобрел. Не вздумай фотографировать, тайна! Я могу пятнадцать семей одной этой мельницей прокормить! Как ведро наполнится, попьем чаю. Но сперва — сто грамм за наше здоровье. Только за жену не пей, все равно она меня переживет.

Звякают стаканы, руки тянутся к тарелке с закусью.

— Мое кафе — независимое государство! — Гаджимурад воинственно хрустит огурцом. — Сюда и президент без разрешения не зайдет. Один лишь старший брат Абдулла имеет право что угодно делать, хоть спалить все дотла.

Всемогущий брат Абдулла — тихий, спокойный, полная противоположность буйному Гаджимураду — глядит сквозь чай на солнце, прихлебывает мелкими глотками и вспоминает:

— Лет сорок назад наша родственница стала слишком стара, чтобы ходить за коровой. Тогда она ее продала, а на вырученные деньги купила сахарную голову — колотый сахар намного вкуснее — и мешок чая. Раньше это дефицит был, а она за один присест семь-восемь чашек выпивала. Отсюда пошла присказка, что согратлинцы корову продали и чай купили. Здесь он вкуснее всего. Почему? Да просто в других селениях заварку ложкой кладут, а мы сыплем из пачки. Не жалеем, значит. Вот и весь секрет.

Мельница расправляется с остатками орехов и стихает. Рабочее утро окончено. Теперь по распорядку дня Гаджимурада полагаются только песни и шутки.

— Первый анекдот бесплатный, остальные за деньги, — ревет хозяин кафе. — Да не записывай, а то сопрут!

Китаец и самовар

Как ни планируй, день праздника всегда настает неожиданно. До глубокой ночи школьники под руководством директора музея сколачивают шатры и развешивают плакаты. С утра на вахту у чайников и сковородок заступают женщины. Ближе к полудню происходит страшное — на праздник съезжаются гости. Их много, они захлестывают холм с мемориальным комплексом «Ватан», выстраиваются в очереди за беркалами, требуют чая и зрелищ. На волнах людского моря колышется капитанская фуражка Гаджимурада. Чуть в стороне держится за бумажную кружку, точно за спасательный круг, тощий долговязый студент-историк из Гонконга Ка Вин Чан. Иностранца привез молчаливый представитель комитета по туризму. Его то и дело сносит течением, а потому китаец бродит сам по себе, с любопытством оглядывая толпу.

Людской прибой накатывает и уносится прочь, оставляя на камнях журналистку в кепке поверх хиджаба, пару пустых тарелок и сопровождающего из комитета. Он хватает Ка Вин Чана и буксирует его за стол чемпионата по спортивному чаепитию.

— Чай — напиток непростой, с элементами риска. Дети до восемнадцати не допускаются! — гремит судья. — Напиток может быть горячим, теплым или холодным. Главное — не мухлевать! У вас есть час. Кто больше выпьет, тот и выиграл.

В уголке трое участников поставили перед собой стопку беркалов. Слышится крик: «А чуду, небось, с мельдонием!», и судья недрогнувшей рукой убирает их со стола. Остаются только разрешенные правилами сыр, сахар, конфеты и мед. Пока наполняют многочисленные армуды, азербайджанский спортсмен разминается газировкой.

Но вот судья дает старт. Чай потоком льется в глотки. Бывалый согратлинец дядя Гирай по-македонски пьет с двух рук. Один стакан, другой, третий…

И тут кончается кипяток.

Чуть выше, на поляне, две американки участвуют в соревнованиях по стрельбе из лука. Но они свободно говорят по-русски, а потому их не замечают. Дюжий горец бесконечно поднимает здоровенный тюк сена. Непонятно, дойдет ли очередь до следующего участника или он так и будет упражняться до конца праздника. Веселые бородачи кидают на дальность пятикилограммовый камень.

— Это наше, национальное, — гордо говорит судья. — Камень у горца всегда под рукой! Швырнуть руки всегда чешутся!

Вокруг холма весело, словно щенок вокруг хозяина, гоняет машина «скорой помощи». Из ее окон валит табачный дым.

Во всеобщем хаосе я опять натыкаюсь на счастливого китайца.

— Какой восторг! — кричит он через людские головы.

— Но почему? — вопрошаю я. — На празднике чая почти нет чая, и даже чайный конкурс провалился.

— Напряги воображение, — советует будущий историк. — У этих гор великое прошлое. Здесь гремели такие битвы! С каждой минутой праздника я все лучше их понимаю.

Я закрываю глаза, напрягаю воображение, и все становится на свои места. 275 лет назад на этом самом месте произошло Андалальское сражение. Полчища персидского завоевателя Надир-шаха штурмовали укрепления согратлинцев и их союзников со всего Дагестана. Сейчас история повторялась, только вместо воинов напор пришельцев сдерживала горстка женщин. Они стояли плечом к плечу с утра до вечера. Куда там спартанцам с царем Леонидом! Их было триста, а горянок — лишь пара десятков, но ни одна не дрогнула. Словно щиты, звенели плоские сковородки. Раскаленной смолой лилось масло. Подобно ядрам, летали колобки творожной начинки. Хаос этого праздника был хаосом поля боя, когда от командующего нет вестей, соседний фланг скрыт за скалой, подкреплений не прислали, и каждый солдат должен просто сражаться до последнего. И они выстоят, эти отважные женщины, для которых каждый праздник — как Фермопилы. Вынесут все и поразят чужеземных гостей в самое сердце. А потому огрехи скоро забудутся. Через неделю гости вспомнят только эликсир любви в бумажном стаканчике и кусок домашнего масла, скользящий по лепешке и плачущий напоследок счастливыми слезами…

Когда жюри присудило мудрому китайцу Гран-при, никто не удивился. Судья вручил герою дня огромный электрический самовар, сказал участливо:

— Надеюсь, ему отсюда улетать не авиакомпанией «Победа». А то разорится, сердешный.

— Как ты поступишь с подарком? — спросил я у Ка Вин Чана.

Студент отер со лба пот, выступивший во время призовой лезгинки, и сказал:

— Я сделаю чай.

Оглядел самовар и задумчиво прибавил:

— Много. Очень много чая.